Повести о Куликовской битве - М. Н. Тихомиров

полком же храбрым сердца утвердишася, уншии слышав укротишася. Мнози же враны необычно собрашася и не умолкая глаголаше, а галици своею речию говорят, а орлы мнози ото устья Дону слетешася, и те по аерам летающе кличют, ждуще того грознаго дни богом извольшаго, яко имат пасти труп человеческий и кровопролитие, аки морстей воде.

От таковаго страха и грозы великия древа поклонишася, а трава постилашеся. Мнози же унывают, видяще пред очима смертная чаша. Поганий студом омрачатся погибели живота своего, понеже убо у смерти поганий погибе память их с шумом, православний же человецы процветошася радостию, ждуще совершеннаго оного обетования и прекрасных от Христа венцов, како поведал преподобный старец Сергие. А вестницы же ускоряют, яко же поганий приближаются.

В 6 день прибеже Семион Милюк с своею дружиною, а поганий по них гонишася, о полцы наши разишася. И возвратишася вспять и поведаша царю Мамаю, яко князи рустии ополчишася при Дону стоят. Божиим же. промышлением узреща людей множество уряжено, и они поведают царю своему с четверицею войска цх уряжена, а нашего боле собрания. Он же нечестивый царь разжен дияволом, разумев свою погибель, крикнув напрасно, испусти глас свой рече: «Такова ли моя сила, аще сего не одолею своего слуги, то како имам возвратитися вспять в свою землю, срама своего не могу терпети». И повеле своим всем вооружитися. Семен же Милюк поведа своему великому князю Дмитрию Ивановичю, яко на Гусницы на броду стоят ту: «Стражи его нас узрели толику за едину нощ имущи его меж нами, утре же имам быти на Непрядне реки. Тебе, государь, великому князю, подобает дни сего исполчити полки. Ноне ускорят поганий тотарове». И нача князь великий Дмитрей Иванович з братом своим со князем Володимером Ондреевичем и с литовскими князи з Дмитрием я с Ондреем Олгердовичи до шестого часу полцы уряжают.

Некто же есть воевода при приезде[458] с литовскими князи, именем Дмитрей Бобров, а родом земли Волынские. Се же есть нарочитый полководец, велми горазн полков уставливати по достоянию, елико кому где подобает стояти. Князь же великий Дмитрей Ивановичь поим с собою брата своего, князя Владимера Андреевича, и литовских князей и вси князи и воеводы, выехав на место высоко и видев образ святый вооружен во християнском знамени, аки некий светильницы солнечный светяще. Время ведреное и ревут ревним стязи наволочены златом и простирающеся хоботы их, аки облацы тихо трепещут, хотят промолвити. Богатыри руские, аки живые хоругви пашутца, доспехи же руских сынов, аки воду всебыстрыи колебашеся, а шеломы их на главах, аки утиная глава — роса во время ведра светящеся, еловцы же шеломов, аки пламя огненое горит. Умилно видети и жалостно зрети таковых руских князей, удалых детей боярских, бранная учрежения. Тако бо вси единодушно равно един за единаго хощет умрети и вси единогласно глаголяще: «Боже святый, призри на нас, даруй православному царю нашему, аки Констянтину, покори под нозе его всякого врага и Азмалика, якоже оному кроткому Давыду». Сему же дивишася литовские князи, рекуще: «Никако же бысть таковаго достойно всякому войску, преже нас есть таковому».

Князь великий Дмитрей Иванович, видев полцы своя достойно уряжены, и сшед с коня и паде на колени своя на траву ковылу прямо великому полку черного знамени, на нем же бысть образ владыки господа нашего Исуса Христа, противу знамени поклонися и начя князь великий молитвы деяти из глубины сердца своего велегласно глаголати, плакати и призывати бога на помощь.

Молитва: «О, владыко вседержителю, призри смотрительным своим оком на смиреныя своя люди, твоею бо, господи, десницею сотворени суть и святою и честною кровию твоею искуплени, род християнский; внуши, господи, глас молитв наших и обрати сердце свирепому сему врагу варвару на смирение, да не повелику бо злотворят рабу твоему, обрати свое лице на нечестивыя, яко не призывают имени твоего святаго; молюся образу твоему святому и пречистей твоей матери и твердому и необоримому милостивому святителю Петру рускому, иже на твою помощь надеемся и не смею призывати имени твоего святого».

Князь же великий, скончав молитву и всед на конь свой, нача по полком ездити со князьми и с воеводами, коемуждо полку сам рече своими усты: «Братие, князи и воеводы и молодые люди, сынове християнстии, от мала и до велика. Уже, братие, днесь день уходит, а нощ приближися, бдите и молитеся в сию нощь, крепитеся и мужайтеся, кождо вас, утре бо вас немочно урядити. Уже бо, братие, гости наши блиско суть на реце на Непрядне, утре бо, братие, вси имамы от них пити чашю общую, тое бо, братие, нам християнским сыновом господь весть, промеж себя чашу поведеную, ей же друзи мои милые на Руси, иже вожделеша пити чашю смертную за святыя божия церкви и за веру православную и за землю святорускую и за мою обиду и уповайте на бога единаго живаго, да мир будет вам братие моя, иже ускоряются татарове».

Брата же своего князя Владимера Андреевича посла вверх Дону в дуброву, яко да утаитеся от полков, и даст же ему достойных ведомцов своего двора удалых людей 17, еще с ним отпусти воеводу своего известного Дмитрия Волынца. Уже бо нощь приспе противо светоноснаго праздника святыя богородица, уже бо тогда нощь одолжися со днем летним. Еще же бысть тогда теплота в нощи той велика и тихость велми, мразы росныя явишася. Воистинну бо рече божественное писание: «Нощь несветла не верным, верным же просвещение». И рече Дмитрей Волынец к великому князю: «Испытаю, княже, свою примету ратную, кому будет божия помощь. Уже бо нощь сия глубока, а заря похищается». Дмитрей же Волынец, всед на конь свой и поим с собою единаго великаго князя Дмитрия Ивановича, и выехав на поле Куликово и став промеж двема великими силами. Слышав же стук велик и клич, аки гром гремит, трубы многия гласят, а з заде их, аки волы грозно воюще, велика бысть гроза необычно, а по десной же стране вранове кличюще. И бысть глас велик птическ, а противу вранов, аки гора играюще, по рецё же той по Непрядне, аки гуси и лебеди крилома плещуще, необычно грозу подающе.

И обратися на полки руские и бысть тишина велика. Рече Волынец: «Что слышел?» Князь же рече: «Ничто же, но толко видехом великий: «Слышахом, брате, гроза велика есть». И рече ему Волынец: «Что слышел?» Князь же рече: «Ничто же, но толко видехом огненые зари снимахуся, а из них выступает, аки кровь».