Расставание с мифами. Разговоры со знаменитыми современниками - Алексей Самойлов

– И на что жили?

– Ира, жена, художник по костюмам в театре, кормила нас с сыном Вовкой. Мать Вовки, моя первая жена, погибла, когда ему было шесть лет, и Ира его вырастила. Ну и я, поскольку всю жизнь при автомобиле (тогда у меня была старенькая «Победа»), «халтурил».

В старой кожаной летной куртке колесил по всему городу, а дома в нашей крохотной коммуналке писал про военных летчиков, про то, что хорошо знал, – «Хронику пикирующего бомбардировщика». Стараниями моих друзей рукопись попала к замечательному писателю Юрию Павловичу Герману. С его подачи со мной на «Ленфильме» заключили договор, а в изда тельстве «Молодая гвардия» вышла моя первая книжка «Настоящий мужчина», куда вошла и повесть об экипаже бомбардировщика.

– «Хронику пикирующего бомбардировщика» 27 февраля этого года показали по каналу «Культура», словно специально подгадав к Вашему первому в этом году приезду в Санкт-Петербург…

– Наивная картина, как и время, в которое родилась, – середина шестидесятых. Картина действительно оказалась сделана очень неплохо (режиссер Наум Бирман), она завоевала популярность и была продана в 50 стран. После «Хроники…» я начал практически работать только в кинематографе, а рассказы перестал писать. Почувствовал вкус всего кинематографического процесса еще на стадии написания сценария, где ты сам себе и режиссер, и актер, и монтажер, и черт-те что и сбоку бантик.

26 лет, по шесть месяцев в году, я прожил в Репино в Доме творчества кинематографистов в 32‑м номере, где у меня вся стена была заклеена заготовками для очередного сценария.

– По сценариям Кунина снято 32 фильма. Какие из них Вам наиболее близки?

– Мне нравятся – даже скажу сильнее – я люблю пять картин: «Хронику…», «Старшину» с превосходным актером Владимиром Гостюхиным, «Трое на шоссе» с Арменом Джигарханяном и Вячеславом Невинным, «Чокнутых» (картина снята Аллой Суриковой) и «Ребро Адама» режиссера Вячеслава Криштофовича, где великолепна Инна Чурикова…

«Интердевочка»

– А «Интердевочка», снятая Петром Тодоровским по повести, наделавшей много шума и вышедшей в Советском Союзе, России тиражом три миллиона экземпляров?

– Все остальные фильмы по моим сценариям, включая «Интердевочку», – это середняк, не более того. Сценарий я писал не на Елену Яковлеву, а на Татьяну Догилеву. Мы с Петром Тодоровским были очень дружны до этих съемок, потом разошлись в оценках некоторых ситуаций, и наши отношения, к сожалению, охладели.

Впрочем, «Интердевочка» сама за себя сработала – то ли запретностью темы (валютная проституция в стране победившего социализма), то ли еще чем-то – Вам это лучше знать, чем мне… (А. Самойлов заведовал отделом прозы журнала «Аврора», где в начале 1988 г. была напечатана «Интердевочка» – ред.). Тогда это сулило издателям крупные неприятности.

– Ну, особых неприятностей не припоминаю, но проходила она через цензуру и наших обкомовских и иных кураторов тяжко. Около полусотни замечаний по тексту сделали в Большом доме, на Литейном, 4. Помню три восклицательных знака поставили на полях рядом с фразой одной из Ваших героинь: «Затрахали-замучили, как Пол Пот Кампучию».

– А помните первое письмо, пришедшее в редакцию?

– Еще бы не помнить: пять московских путан (кстати, обремененных семьями) поведали, что читали «Аврору» всю ночь, даже «на работу» не ходили…

– …И пришли к выводу, что повесть правдива хотя бы до середины, потому как еще не знают, «чем закончится твоя повесть, наш дорогой товарищ и друг Кунин Володя».

– Ни одна публикация «Авроры» за многие годы не вызывала такого бурного отклика, как «Интердевочка». Сработала, на мой взгляд, не пикантная оригинальность темы, а степень правды и боли о мире двоедушия, лжи и страха… Похоже, это оценили и за пределами СССР…

– Первым из зарубежных издателей мне позвонил Лев Ройтман из Мюнхена и попросил разрешения издать мою книгу в Германии. Впоследствии он продал «Интердевочку» еще в 23 страны, и, переведенную на 17 языков, ее смогли прочитать в Европе, Америке, Азии.

А наши отечественные газеты, еще вчера поносившие меня за очернение советской действительности и бездуховность, запестрели очерками о проститутках, сутенерах, бандитах. Наблюдая за всей этой вакханалией, я подумал, что не хочу больше писать вещи реалистические, что сегодняшняя супердинамичная жизнь ежесекундно обгоняет сам процесс работы над такими вещами, оставляя далеко за собой реалии, казавшиеся незыблемыми.

После «Интердевочки» я решил, что буду писать сказки. Сказки, построенные на реальной основе, где всё – герои, сюжет – сочинено, но ничто не выдумано. Мне остоедренил реализм!

Сказки для отъезжающих

– И Вы сочинили сказку для кино и отъезжающих «Иванов и Рабинович, или «Ай гоу ту Хайфа»», веселую и грустную невероятную историю про русского Васю Рабиновича и еврея Арона Иванова, на старой яхте добирающихся из Ленин града до Хайфы. И еще одну сказку – рождественский роман «Русские на Мариенплац», о приключениях трех наших робинзонов в Мюнхене. На седьмом десятке лет сойти с пути, приведшего к громкому успеху, сменить кожу, жанр – Вы же снова рисковали, скрутив очередное сальто-мортале…

– А разве рискует только акробат, только летчик? Писатель, садясь за новую книгу, тоже рискует.

– А в чем он, писательский риск?

– Не повториться. Не повториться в следующем романе, в сюжетном ходе, в мысли, в настроении. Если ты и можешь позволить себе в чем-то повториться, то только в собственной манере письма, которая сидит в тебе генетически.

И вот, отправив в плавание яхту «Опричник» с Ивановым и Рабиновичем и написав рождественский роман о людях несчастных и по-своему счастливых, утешительную сказку, читая которую, надеялся автор, люди будут и смеяться, и плакать, я резко меняю регистр и пишу книгу более трагическую, с абсолютно новым для себя героем. В романе «Кыся» о приключениях дворового петербургского кота я веду повествование от первого лица, от имени кота Мартына.

Издатели просят от автора продолжения, и я лечу в Америку, в Соединенные Штаты, собираю материал и сочиняю второй роман – «Кыся в Америке», а потом, снова по настоянию издателей, третий, материл для которого собирал в Лос-Анджелесе, на киностудии «Парамаунт», – «Кыся в Голливуде».

Следующую книгу, естественно, мне нужно было написать категорически другую. И появляется трагикомедия «Мика и Альфред» – о человеке, умеющем убивать взглядом, серийном убийце, старом одиноком художнике, и о домовом, которого художник когда-то нарисовал, и тот ожил и живет теперь у него в доме, а слышит и видит этого домового только сам художник. Больше года я работал над этой вещью. По-моему, она получилась жесткая, даже жестокая и в то же время иронично-мистическая.

– Что для Вас важнее – рассказать утешительную историю, которая давала бы человеку силы жить дальше, или обличить уродства, язвы, преступления катящегося в пропасть мира?..

– Писать обличительные вещи из разряда тех, чем переполнен Интернет, его сайт «Compromat.ru», мне неинтересно. Я не призван бичевать современное общество, не только российское, но и немецкое, американское (поверьте мне, последние пятнадцать лет пожившему по разным заграницам, – уродливых явлений у них ничуть не меньше, чем у нас), но мой герой живет в этом обществе и волей-неволей сталкивается с переполняющими его уродствами.

И я придумываю роман «Ночь с ангелом»: человек моего возраста, едущий из Москвы в Петербург повидать внучку Катю, оказывается в одном двухместном купе с ангелом-хранителем, когда-то лишенным крыльев, ныне работающим в охранной структуре; и этот ангел рассказывает своему нечаянному попутчику историю семьи, которая ему близка, историю о предательстве и верности, о любви и смерти…

И снова, сидя за компьютером в снимаемой нами с Ирой двухкомнатной мюнхенской квартире, я думаю о том, чтобы не повториться. Риск повтора страшит меня больше всего.

– И куда теперь отправляете своих героев?

– На тот свет.

– Не близко…

– Новая повесть (она сейчас в работе) – «Путешествие на тот свет» – абсолютно не похожа на то, что я сочинял до сих пор. Не знаю, правда, насколько меня хватит, потому что, работая помногу и ежедневно, я рискую здоровьем. Мне все-таки семьдесят семь лет, и этого обстоятельства не могут отменить гантели, которые Вы видите в моей комнате…

Репино в Мюнхене

– Почему успешный писатель Владимир Кунин, книги которого в мягких обложках и твердых переплетах продают ныне повсеместно от Москвы до самых до окраин (в книжном магазине «Москва» на Тверской есть даже отдел «Кунин» рядом с отделом «Акунин»), живет, тем не менее, не дома, в родном Питере, а в баварском городе Мюнхене, я Вас спрашивать не буду. Каждый живет, где хочет и может. Слава Богу, что мы дожили до таких свободных (по крайней мере, в смысле свободы передвижения) времен…