Штамм Закат - Чак Хоган

Эф навел пистолет на самую крупную цель — грудь си­девшего в кресле человека — и нажал на спусковой крючок. Однако впередсмотрящий стоунхартовец бросился напе­ререз, жертвуя собой с куда большим автоматизмом, чем любой секретный агент, когда-либо заслонявший своим телом президента Соединенных Штатов.

Пуля ударила мужчину в грудь и с глухим звуком впилась в бронежилет под пиджаком. Эф среагировал мгновенно — он успел оттолкнуть мужчину в сторону, прежде чем тот сумел навалиться на него.

Эф выстрелил снова, однако теперь он потерял равно­весие, и серебряная пуля отрикошетила от подлокотника инвалидного кресла.

Эф выстрелил еще раз, но передние стоунхартовцы уже сомкнулись, прикрыв Палмера, — пуля ушла в стену. Особо крупный мужчина с короткой армейской стрижкой — тот самый, который катил кресло Палмера, — припустил бе­гом, толкнув своего благодетеля вперед с такой силой, что стоунхартовцев буквально метнуло в Эфа, словно из ката­пульты, и он рухнул на пол.

Падая, Эф извернулся так, чтобы направить стрелко­вую руку в сторону выхода. Еще один выстрел. Эф метил попасть в спинку кресла, откинув руку так, чтобы пуля обо­шла огромного телохранителя, но в ту же секунду чей-то башмак с силой припечатал его запястье к полу, пуля вон­зилась в ковер, хватка Эфа ослабла, и пистолет выпал из ладони.

Через мгновение Эф был погребен под целой грудой тел, причем эта груда нарастала, а из главного зала выбега­ли все новые люди. Крики, вопли, визг... Чужие пальцы впивались в тело Эфа, чужие руки тянули его конечности в разные стороны. Он умудрился немного повернуть голо­ву—в самый раз, чтобы сквозь частокол рук и ног атакую­щих увидеть, как кресло выезжает сквозь двойные двери в ослепительное сияние ясного солнечного дня.

От тоски и отчаяния Эф завыл. Его единственный шанс был упущен. Момент истины мелькнул и исчез.

Старик выжил, оставшись целым и невредимым.

Теперь мир почти полностью принадлежал ему.

Черный Лес.

Мясокомбинат «Решения»

Владыка стоял в полный рост в большом помещении, упрятанном глубоко в недрах под мясокомбинатом «Реше­ния». Вокруг царила кромешная тьма. Владыка был погру­жён в самосозерцание, при этом он не чувствовал никакой расслабленности — наоборот, Тварь пребывала в состоя­нии электрического возбуждения и оставалась, как всегда, начеку. По мере того как верхний слой его обожженной солнцем плоти отшелушивался от тела-вместилища, когда-то бывшего обычным человеческим организмом, и отвали­вался кусками, обнажая живую красную дерму, Владыка обретал все большую склонность к медитации.

Голова Твари, сидевшая на большой, широкой шее, дер­нулась и чуть-чуть повернулась в сторону входа. Смещение было небольшим — всего на несколько градусов, — но Бо­ливар понял, что тем самым ему оказано некоторое внима­ние. Боливару не было нужды докладывать то, что Владыка и без того уже знал. То, что Владыка — глазами самого Бо­ливара — и без того уже видел: как в здании ломбарда поя­вились люди-охотники, явно искавшие способ наладить контакт с Сетракяном, и как вслед за этим развернулось жестокое, губительное для вампиров сражение.

Позади Боливара засуетились «щупальца» — они приня­лись резво бегать туда-сюда на четвереньках, словно сле­пые крабы. Боливар по-прежнему не очень-то понимал их поведение, но кое-чему он уже научился и сейчас сделал вывод: «щупальца» «увидели» нечто, сильно их обеспоко­ившее.

Кто-то приближался к спрятанному под землей помеще­нию. Впрочем, Владыка не выразил ни малейшей озабо­ченности по поводу чужака, и это свело на нет тревогу «щу­палец».

В целях дневной охоты Древние стали использовать наемни­ков, — зазвучал в голове Боливара голос Владыки. — Еще одно доказательство безрассудства, на которое их толкает отчаяние. А что там со старым профессором ?

Он ускользнул перед самым началом нашей атаки, — отклик­нулся Боливар. — Внутри его местожительства щупальца об наружили признаки, что он все еще жив.

Скрывается. Замышляет. Строит планы.

С тем же отчаянием, что и Древние.

Люди становятся опасными, только когда им нечего те­рять.

Жужжание моторизованного инвалидного кресла и шо­рох узловатых шин, катящихся по земляному полу, провоз­гласили, что визитером был не кто иной, как Элдрич Пал­мер. Кресло направлял его нянька-телохранитель, кото­рый к тому же держал в руках синие светящиеся палочки, озаряющие путь в темноте, непроницаемой для человече­ских глаз.

Едва кресло приблизилось, «щупальца» бросились врас­сыпную и, злобно шипя, по-крабьи вскарабкались на сте­ны, чтобы оказаться как можно дальше от сияния, произ­водимого химической люминесценцией.

— Тварей все больше и больше, — с гневом прошептал Палмер, будучи не в силах скрыть отвращение при виде слепых вампирских детей; от их огромных черных незря­чих глаз ему было не по себе. Миллиардер был в ярости.

— Почему в этой дыре? — спросил он. Она мне нравится.

В слабом, мягком свечении синих палочек Палмер впер­вые увидел, что у Владыки отслаивается плоть. Большие ломти ее усеивали землю у ног вампира, напоминая клочья волос возле парикмахерского кресла. Зрелище сырого мяса, проглядывающего сквозь растрескавшуюся внеш­нюю оболочку Владыки, сильно растревожило Палмера, и он принялся быстро говорить, надеясь, что вампир не прочитает его мысли, подобно тому как предсказатель прозревает сокровенное в глубинах хрустального шара.

— Послушайте. Я очень долго ждал. Я сделал все, о чем вы просили, но взамен ничего не получил. И вот резуль­тат — на мою жизнь совершено покушение! Я хочу возна­граждения. Немедленно! Мое терпение достигло предела. Либо вы даете мне то, что обещали, либо я больше вас не финансирую. Вы понимаете, о чем я? Это все! Конец!

Голова Владыки, макушка которой буквально скребла потолок, наклонилась вперед, — кожа вампира при этом угрожающе заскрипела. Вид у монстра был донельзя пугаю­щий, но Палмер не собирался отступать.

— Моя преждевременная смерть, если таковая наступит, поставит весь ваш план под большой вопрос. Вы уже не сможете управлять моей волей, и заявить свои права на мои ресурсы у вас тоже не получится.

За спиной Палмера в дымке синего света возник Айх­хорст, порочный до мозга костей нацистский комендант лагеря смерти, призванный Владыкой в эту подземную ка­меру.

Будет правильно, если ты придержишь свой человеческий язык в присутствии Дес Майстерс.

Владыка, небрежно махнув огромной рукой, заставил Айххорста замолчать.

Красные глаза вампира в свете синих палочек казались фиолетовыми; расширившись, они в упор смотрели на Палмера.

Договорились. Я удовлетворю твое желание бессмертия. В те­чение суток.

Пораженный, Палмер начал что-то лепетать, но быстро умолк. Больше всего его удивила неожиданно быстрая ка­питуляция Владыки — после стольких лет палмеровских усилий, потраченных, казалось бы, впустую. А следом при­шло предчувствие того великого прыжка, который ему, стоящему фактически на краю пропасти, предстояло вско­рости совершить. Нырнуть в бездну, называемую смертью, и выплыть по ту сторону...

Бизнесмен, сидевший внутри Палмера, хотел бы запо­лучить побольше гарантий. Но интриган, тоже сидевший внутри, прикусил язык.

Такой Твари, как Владыка, не ставят условия. Можно лишь попытаться добиться благосклонности, а затем с бла­годарностью принять щедрый дар.

Итак, еще один день. Последний день в смертном об­личье. Палмер даже подумал, что он сможет получить от него удовольствие.

Веемой планы разворачиваются в полном соответствии с за­думанным. Мой Расплод марширует по всей стране. Мы заняли позиции во всех важнейших пунктах назначения. Наш круг рас­ширяется в городах и сельских местностях по всему миру.

Палмер подавил свое предвкушение скорой победы и все-таки сказал:

— Тем не менее, хотя круг расширяется, он одновремен­но будет сжиматься.

Старые руки Палмера проиллюстрировали обозначен­ный им сценарий: пальцы переплелись, а ладони прибли­зились друг к другу, смыкаясь, словно бы в пантомиме уду­шения.

Это действительно так. Поэтому перед началом Поглощения остается выполнить еще одну задачу.

Айххорст, который рядом с гигантским Владыкой казал­ся просто половинкой человека, пояснил:

Книга.

—Разумеется, — сказал Палмер. — Она будет вашей. Од­нако я должен спросить вас... если вы уже знаете ее содер­жание...

Не принципиально, чтобы я завладел этой книгой. Принци­пиально, чтобы ею не завладели другие.

— Тогда... почему бы вам просто не взорвать аукцион­ный дом? Почему бы не снести весь квартал целиком?