Штамм Закат - Чак Хоган

Они провели возле книги куда больше отведенных им пят­надцати минут: Сетракян спешил зарисовать какие-то двад­цать восемь символов. Только Фет никаких символов в тех рисунках, что были на раскрытых страницах книги, не видел вовсе. Впрочем, он не сказал ни слова — лишь стоял и смо­трел, как Сетракян, в явной досаде от того, что ему плохо подчиняются негнущиеся кривые пальцы, заполняет этими символами две странички заранее прихваченной бумаги.

Пока они спускались на эскалаторах в вестибюль, ста­рик хранил молчание. Он нарушил его, лишь когда они вышли из вестибюля и оказались достаточно далеко от сто­явших там вооруженных охранников.

— На страницах этой книги — водяные знаки, — сказал Сетракян. — Только опытным глазам дано их увидеть. Мои — увидели.

— Водяные знаки? Вы имеете в виду, как на купюрах? Сетракян кивнул.

— На всех страницах книги. Это было обычной практи­кой при создании гримуаров и алхимических трактатов. Водяные знаки есть даже на ранних комплектах карт Таро. Понимаете? На странице напечатан собственно текст, но под ним есть второй слой — в виде водяных знаков, кото­рые уже были внесены в бумагу к моменту печати. Это и есть истинное знание. Магические меты. Тайные симво­лы... Ключ...

— Эти символы вы и копировали...

Сетракян похлопал себя по карману, дабы лишний раз убедиться, что он забрал зарисовки с собой.

Вдруг он остановился — что-то привлекло его внима­ние, — затем двинулся дальше. Последовав за Сетракяном, Василий пересек улицу и подошел к большому зданию, сто­явшему напротив стеклянного фронтона «Сотбис». Это был «Дом Мэри Мэннинг Уолш» — интернат для престаре­лых, уход за которым был возложен епархией на сестер-кармелиток.

Сетракяна заинтересовало что-то на кирпичной стене здания по левую сторону от навеса над входом. Это было граффито, нанесенное черной и оранжевой красками из баллонов. Фету потребовалось меньше секунды, чтобы осознать: перед ним очередная версия — пусть грубая, но хорошо стилизованная — того самого рисунка, что укра­шал начальную страницу сборного листа «Люмена». Кни­ги, которая сейчас была заперта в контейнере на верхнем этаже противоположного здания. Книги, которая многие десятилетия не попадалась на глаза людей.

— Что за чертовщина? — воскликнул Фет.

— Это он, — сказал Сетракян. — Его имя. Его истинное имя. Он метит им город. Превращает его в свою собствен­ность.

Старый профессор отвернулся и посмотрел на несомые ветром в небе черные дымы, застилающие солнце.

— А теперь нам надо найти способ заполучить эту кни­гу, — сказал Сетракян.

Дорогой мой Зак!

Вот что ты должен понять: я обязан был сделать это. Не по причине самонадеянности или излишней веры в свои силы (я во­все не герой, сынок), а по убеждению. Оставить тебя там, на вокзале... Боль, которая терзает меня сейчас, - худшая из всех, когда-либо испытанных. Знай, что я никогда не променял бы тебя на человеческую расу. То, что я собираюсь сделать, - это ради твоего будущего, только твоего и ничьего больше. Остальное чело­вечество тоже может выиграть от моих действий, но это лишь побочный результат. Главное же - чтобы тебе никогда, никогда в жизни не приходилось делать выбор, который только что сде­лал я: выбор между собственным ребенком и долгом.

В тот самый момент, когда я впервые взял тебя на руки, я по­нял, что ты будешь единственной подлинной историей любви в моей жизни. Единственным человеческим существом, которому я смогу отдать всего себя, ничего не ожидая взамен. Пойми, по­жалуйста: никому другому я даже в малой степени не могу дове­риться в том, что собираюсь предпринять. Большая часть исто­рии предыдущего столетия была написана пушками. Написана людьми, которых понуждали к убийству других людей как их соб ственные убеждения, так и собственные демоны. Во мне сидят и те, и другие. Безумие стало реальностью, сынок. Более того, само существование ныне - это и есть безумие. Не внутреннее умственное расстройство, как было ранее, а внешний мир, окру­жающий человека. Возможно, я смогу это изменить.

Меня заклеймят как преступника. Возможно, меня назовут сумасшедшим. Однако я исполнен надежды, что со временем ис­тина восторжествует и вернет мне мое доброе имя, а ты, Зака­ри, снова впустишь меня в свое сердце.

Нет таких слов, которые отдали бы должное тем чувствам, которые я испытываю по отношению к тебе, и никакими словами не опишешь мое облегчение от того, что ты теперь в безопасно­сти - вместе с Норой. Пожалуйста, думай о своем отце не как о человеке, который бросил тебя и нарушил данное тебе обещание, но как о человеке, который хотел обеспечить твое выживание во времена этой страшной атаки народ человеческий. Как о мужчи­не, которому пришлось встать перед тяжким выбором, - уверен, что, когда ты вырастешь, ты станешь таким же мужчиной, и у тебя тоже будет свой выбор, который нужно будет сделать.

Пожалуйста, думай также о своей маме - о той маме, кото­рой она когда-то была. Пока ты жив, наша любовь к тебе не умрет никогда. В твоем лице мы преподнесли миру людей великий дар - в этом у меня нет ни малейшего сомнения.

Твой старик.

Папа

Управление по чрезвычайным ситуациям продолжало работать. Оно размещалось в Бруклине, в квартале, полно­стью лишенном электроэнергии. Этот комплекс существо­вал уже четыре года. Он обошелся в 50 миллионов долла­ров и служил главным штабом всей деятельности по раз­решению критических ситуаций в Нью-Йорке. Антикри­зисный центр — или, если полностью, Центр управления действиями в чрезвычайной обстановке, — находившийся здесь же, координировал работу 130 государственных учреждений и был оснащен новейшими аудиовизуальными и информационными системами; работу всего Управления поддерживали полнофункциональные аварийные электро­генераторы. Эту штаб-квартиру Управления начали стро­ить после того, как прежний офис агентства, размещав­шийся по адресу «Всемирный торговый центр, 7», пере­стал существовать: 11 сентября 2001 года 7-й дом обрушил­ся вслед за башнями-близнецами — домами 1 и 2. Создание такого Центра преследовало цель обеспечить максималь­ное содействие распределению и перераспределению ре­сурсов различных государственных органов в случае мас­штабного бедствия. Резервные электромеханические си­стемы позволяли всем службам бесперебойно функциони­ровать даже в случае полного отключения энергии.

Здание, в полном соответствии с его задачами, работа­ло в круглосуточном режиме. Проблема заключалась в том, что многие учреждения, работу которых Центр был при­зван координировать, — федеральные или общественные, на уровне города или штата, — либо не отзывались ни по одной линии связи, либо лишились большой части персо­нала, либо же и вовсе, судя по состоянию дел, были поки­нуты сотрудниками.

Сердце городской сети служб по чрезвычайным ситуа­циям по-прежнему билось сильно, однако ничтожно малое количество информационной крови достигало перифе­рии этой сети, — словно бы город поразил тяжелый сер­дечный приступ.

Эф опасался, что он пропустит свое узенькое оконце возможности. Поездка по Бруклинскому мосту отняла го­раздо больше времени, чем он ожидал: большинство лю­дей, которые могли и хотели покинуть Манхэттен, давно уже так и поступили, и оставшиеся после этого исхода горы мусора и брошенные машины сильно затрудняли дви­жение. Кто-то привязал два уголка огромного куска желто­го брезента к одному из тросов висячего моста, и это по­лотнище трепыхалось на ветру, как старый морской каран­тинный флаг, реющий на мачте обреченного судна.

Директор Барнс тихо сидел в машине, вцепившись в ручку над правой дверцей. Он наконец осознал, что Эф не собирается рассказывать ему, куда они направляются.

На скоростном шоссе Гованус препятствий стало значи­тельно меньше, и Эф прибавил газу. Он посматривал на кварталы Большого Нью-Йорка, мимо которых проноси­лась машина, и отмечал безлюдные улицы, открывавшиеся сверху, с эстакады, замершие бензозаправочные станции, пустые парковки возле супермаркетов.

Он знал, что его план очень опасен. Продуманности мало, зато безрассудства — хоть отбавляй. Возможно, это был план психопата. Эф ничего не имел против: его и так окружало сплошное безумие. А удача порой бывала более сильным козырем, чем тщательная подготовка.

Он прибыл как раз вовремя, чтобы поймать по автомо­бильному приемнику начало радиообращения Элдрича Палмера. Эф припарковался у железнодорожной станции, выключил двигатель и повернулся к Барнсу.

— Быстро вытаскивай свое удостоверение. Мы заходим в УЧС вместе. Пистолет будет у меня под курткой. Как толь­ко ты скажешь кому-нибудь хоть слово, чтобы предупредить службу безопасности, я сначала пристрелю того, с кем ты будешь говорить, а потом — тебя. Ты мне веришь?