Кровавый контракт. Магнаты и тиран. Круппы, Боши, Сименсы и Третий рейх - Луи Лохнер

«Промышленники должны более активно участвовать в политической жизни страны, – часто говорил он мне. – Только многие опасаются, что их бизнес пострадает, если станет известно, что они члены какой-либо партии. Это неправильно. В наше время, когда многое поставлено на карту, каждый должен заявить о своей позиции».

В Дуйсбурге я познакомился с 45-летним Гансом Гельмутом Кунке из большого стального концерна «Кунке», человеком с широкими взглядами, который считает, что сейчас необходимо участвовать в различных видах общественной деятельности и внимательно следить за внутренними и международными событиями. В своем родном городе он служит в городском совете членом финансового и бюджетного комитета.

На международном уровне он ясно видит опасность для Германии в том, что она слишком долго опирается на щедро предоставляемую иностранную помощь, что заставило некоторых его соотечественников с самодовольством воспринимать феноменальное возрождение страны, приписывая это исключительно высокой квалификации и трудолюбию немцев. Еще он опасается, что слишком усердные уговоры Германии стать членом Европейского сообщества обороны могут увеличить число сторонников небольших групп закоренелых нацистов, которые считают, что явная неспособность Европы обойтись без германской армии доказывает правоту Гитлера.

Подобно тысячам других образованных немцев, он осуждает нынешнюю систему пропорционального представительства в бундестаге, в результате которой в нем преобладают партийные аппаратчики.

Поскольку Кунке не боится публично защищать свою точку зрения, он стал в Руре признанным лидером.

В статье, опубликованной 31 июля 1952 года в «Эссенер Альгемайне Цайтунг», Кунке размышляет над тремя проблемами, с которыми предстоит столкнуться руководству угольных и стальных предприятий Рура, в основном состоящему из новых людей.

Первая проблема, по его мнению, происходит из-за того, что производство стали в Соединенных Штатах и в советских государствах за железным занавесом достигло ошеломительного роста. И в результате: «Рур перестал быть старшим братом, за руки которого цепляются младшие братишки и сестренки; сегодня Рур ковыляет, как только что начавший ходить сынок между молодыми и сильными родителями, которые, к несчастью, серьезно ссорятся, если уже не развелись».

Вторая проблема, продолжает Кунке, состоит в необходимости найти серьезную альтернативу коллективизму: «На больших предприятиях проблема уже не в противостоянии коллективизма и индивидуализма, а исключительно в выборе между коллективизмом и ощущением принадлежности своей общине… Коллективизм заканчивается диктатурой; ощущение принадлежности своей общине или обществу – демократией».

Третью проблему Кунке видит в следующем: «[Необходимо] придать нашим организациям более гуманный характер. По моему мнению, все усилия, направленные на установление приемлемых человеческих отношений, обречены на неудачу, если одновременно не будет разумно ограничено количество организаций, представляющих области промышленности на профессиональной или региональной основе, которые поставят себе более благородные и понятные людям цели».

Как видим, Ганс Гельмут Кунке озабочен снижением значения Рура в мировой экономике. Есть и другие доказательства того, что почти истерический страх возрождения в Руре нацизма совершенно неоправдан.

Например, наблюдается явное равнодушие стальных концернов Рура к перспективе получения контрактов на военную продукцию, когда Германия была принята в Европейское оборонное сообщество. Это вовсе не означает, что концерны занимают антиамериканскую или антизападную позицию. Они бесспорно настроены в пользу Запада, если не по другим причинам, то из соображений самосохранения, поскольку знают, что альянс с Востоком, в котором сегодняшняя Германия является младшим партнером, неизбежно приведет к утрате их собственности.

Основная причина мрачного понимания того, что Рур в силу обстоятельств может превратиться, во всяком случае на какой-то период, в арсенал защиты свободного мира, лежит в убеждении всей германской индустрии, что расходы на войну и на подготовку к ней не возмещаются. Это особенно остро сознает молодое поколение.

Во время посещения локомотивных заводов концерна Круппа я познакомился с молодым инженером Францем Клуге, который с гордостью показывал мне выпускаемые концерном паровозы для Индонезии, Южной Африки, Алжира и Бразилии. Постепенно, расспрашивая его о жизни, я узнал, что в Восточной Германии он был юристом. Поскольку его семья помогла спастись многим евреям, нацисты часто являлись в дом его родителей с обыском и арестовывали много людей. Потом пришли русские и убили 30 его ближайших родственников. Франц Клуге сбежал на Запад, сначала устроился на работу механиком, а теперь работает начальником цеха в концерне Круппа.

– А если Круппу снова пришлось бы заняться производством оружия? – спросил я.

– Тогда я сразу уволюсь, – без колебаний ответил Клуге. – И точно так же считают и многие мои коллеги.

Вечером я обедал за одним столом с несколькими здешними директорами. Когда мы немного познакомились, я спросил:

– Когда вы снова начнете делать пушки?

– Из чего? – добродушно усмехнувшись, поинтересовался один из них, подразумевая, что Альфрид Крупп фон Болен обязался воздерживаться от производства стали. Затем он серьезно сказал: – Думаете, кому-то из нас хочется попасть в Ландсберг?

В данном случае он имел в виду судьбу 12 должностных лиц, занимавших ответственные посты у Круппа, включая Альфрида, которые были заключены в Ландсбергскую тюрьму на много месяцев в ожидании суда и позднее, за одним исключением, отсидели в ней различные сроки по приговору Нюрнбергского суда. Он продолжал:

– Все мы считаем военные контракты плохим бизнесом. Они только на время дают толчок промышленности. Уж очень велики затраты на перевод завода на военные рельсы, особенно для производства вооружения, а потом на его обратный перевод на мирную продукцию – это если он пережил воздушные бомбардировки. Если бы это зависело от нас, больше мы никогда не занимались бы оружием. В этом мы заодно с нашими рабочими.

Другой директор рассказал, как один британский генерал, назначенный ответственным за демонтаж 40 % всех предприятий концерна Круппа (30 % было уничтожено авиацией), с сожалением сказал:

– Знаете, мне кажется, что мы, британцы, приняли ошибочное решение снять военное оборудование с ваших заводов. Нужно было сделать наоборот: снять оборудование со всех ваших предприятий, которые производят мирные товары, и потребовать, чтобы вы продолжали производить пушки, танки и другую военную продукцию – но уже для нас.

Сколько британских заводов, которые хотели бы полностью перейти на мирную продукцию, вынуждены обслуживать военные контракты, пока вы, немцы, захватываете мировые рынки.

К тому же теперь вы поставите новейшее оборудование и восстановите заводы по самым современным технологиям.

Через две недели один из участников этого обеда директор Фриц Вильгельм Хардах сделал следующее заявление во время обсуждения его лекции в Бонне на тему «Борьба за сталь и уголь»: «Лично я считаю необходимым для Германии внести свой вклад в Европейское оборонное сообщество. Но прошу вас понять, что мы, работники концерна Круппа, не жаждем снова производить оружие, а предпочитаем выпускать вместо пушек локомотивы, оборудование, грузовики, экскаваторы и, если хотите, бидоны для молока. Предприятия Круппа больше всего подвергались бомбардировкам союзников, а после войны перенесли демонтаж, суды в Нюрнберге и пр. Владельцы, директора и рабочие нашей фирмы – все единодушно поддерживают наше отношение к производству военной продукции».

Некоторые публицисты подняли большой шум из-за несогласия лидеров промышленности на национализацию их предприятий, то есть на уничтожение частной собственности. Британские оккупационные власти во время Лейбористского правительства стремились национализировать как можно больше предприятий в своей зоне. И рабочая пресса возмущенно комментировала поведение владельцев, которые противились этим мерам.

Стоит напомнить, что в нашем мире редко кто готов выпустить из рук то, что он создал собственным трудом и чем он, по его мнению, способен распорядиться лучше, чем кто-либо другой. Другими словами, те, кто признает право на частную собственность, будут за нее бороться.

Но еще более убедительный довод приводили мне в разговорах многие мои знакомые промышленники, обладающие дальновидностью и широтой мышления: чем больше власти в руках правительства, тем легче и быстрее человек с диктаторскими замашками, захватив власть, превращается в абсолютного диктатора.