Орел-завоеватель - Саймон Скэрроу

В заданном вопросе слышалась горечь, но знакомый ворчливый тон, к которому юноша так привык за последние месяцы, мог принадлежать только одному человеку. Не веря ушам, Катон открыл-таки глаза и уставился на вопрошавшего.

— Макрон?!

ГЛАВА 27

— Рад, что ты все еще узнаешь меня… в этаком-то виде! — ухмыльнулся Макрон и похлопал своего оптиона по плечу, стараясь, правда, не задевать волдыри.

Катон молча воззрился на воскресшего центуриона. Весь в крови, вымазанный с головы до ног болотной грязью, тот и впрямь весьма смахивал на ходячего мертвеца, и для Катона, только что яростно разившего бриттов в неукротимом стремлении отомстить за смерть любимого командира, появление живого, ухмыляющегося Макрона явилось столь сильным потрясением, что он, к тому же находящийся на пределе изнеможения, просто не мог осознать случившегося и тупо таращился перед собой, разинув рот.

— Катон?

Макрон участливо покачал головой. Покачнулся и оптион, голова его свесилась, правая рука бессильно болталась вдоль тела. Вокруг во множестве валялись окровавленные тела римлян и бриттов. Река уносила к морю расплывающиеся по поверхности кровавые пятна, а заодно с ними и немалое число трупов, а над всем этим царством смерти ярко сияло солнце. После страшного шума сражения наступившая тишина воспринималась только что вышедшими из его горнила людьми как нечто странное, и самые обыкновенные мирные звуки, например щебет птиц, ввергали их в состояние, подобное шоку.

Неожиданно Катон осознал, что он тоже весь покрыт грязью и чьей-то кровью, и со дна его желудка поднялась волна тошноты. Прежде чем центурион, мигом сообразивший, что творится с его оптионом, сумел отпрянуть, того вырвало прямо ему на грудь. Центурион поморщился, однако, увидев, что ноги юноши подгибаются, покрепче сжал ставшие ватными плечи, чтобы тот мягко опустился на колени.

— Ну, малый, — добродушно проворчал он. — Облегчайся, коли приспичило.

Катона выворачивало снова и снова, пока внутри него ничего не осталось, но он продолжал тужиться, изрыгая желчь. Наконец спазмы отпустили, и он смог набрать воздуха в грудь. Теперь из его рта в лужу блевотины под ногами стекала лишь тонкая струйка слюны. Вконец измученный молодой человек едва ли осознавал свое положение. Усталость и напряжение последних дней взяли верх, ни тело, ни сознание с ними уже не справлялись. Макрон погладил юношу по спине, но тут же смущенно огляделся. Ему очень хотелось проявить сострадание, утешить и по возможности успокоить измотанного паренька, однако подобные нежности, да еще на глазах у подчиненных, могли быть неправильно поняты. Наконец Катон сел и опустил голову между рук, грязь и кровь на его лице уже подсыхали. Его худощавое тело тряслось, однако какой-то резерв внутренних сил позволял ему оставаться в сознании.

Макрон понимающе кивнул, ибо в какой-то момент каждому солдату случается оказаться в столь аховом положении. Опытный центурион знал, что юноша растратил все свои силы, преступил грань своих возможностей и что требовать от него в таком состоянии выполнения каких-то обязанностей просто нелепо.

— Отдохни, парень. О ребятах не думай, я о них позабочусь. А тебе сейчас надо отдохнуть.

В какой-то момент казалось, что оптион попытается возразить, но ему на это не хватило сил, и он, кивнув, медленно опустился на травянистый берег. Глаза юноши закрылись сами собой, он мгновенно уснул. Некоторое время Макрон молча смотрел на него, потом снял с ближайшего убитого бритта плащ и бережно накрыл спящего юношу.

— Центурион Макрон! — прозвучал громкий, удивленный голос Веспасиана. — А я слышал, будто ты погиб.

Макрон поднялся на ноги и отсалютовал.

— Тебя информировали неправильно, командир.

— Догадываюсь. Расскажи, как было дело.

— Да тут и рассказывать-то особо нечего. Меня сбили на землю, я прихватил одного из них с собой, а варвары, благо темень, сочли нас обоих мертвыми. Они бросили нас и ушли, а я выбрался из-под трупа и отправился искать легион. Ну и нашел… и поспел как раз вовремя, чтобы прыгнуть на судно, отбывавшее со второй партией атакующих. Мне подумалось, командир, что Катону и парням может потребоваться моя помощь.

Веспасиан бросил взгляд на свернувшегося калачиком оптиона.

— Как с пареньком, все в порядке?

Макрон кивнул:

— С ним все нормально, командир. Просто переутомление.

За спиной Веспасиана прибывшие с ним трибуны и прочие штабисты вели подсчет уцелевшим десантникам, и Макрон, подумав, уж не вознамерился ли легат взвалить на Катона что-то подобное, нахмурился.

— Командир, парнишка совсем вымотался. Пока не отдохнет, толку от него не будет.

— Да не ершись ты, — рассмеялся легат. — Я вовсе не собирался тревожить беднягу. Просто хотел убедиться, что с ним все нормально. Сегодня утром он неплохо послужил своему императору.

— Так точно, командир. Он молодец.

— Позаботься, чтобы он как следует отдохнул. И займись своей центурией. Все твои люди проявили себя наилучшим образом. Пусть тоже отдохнут. До конца нынешнего дня легион как-нибудь обойдется без них.

Веспасиан улыбнулся центуриону и добавил:

— Действуй, Макрон. Хорошо, что ты вернулся!

— Спасибо, командир. Я и сам рад, — улыбнулся в ответ центурион.

Веспасиан отсалютовал, повернулся и пошел дальше, ибо ему незамедлительно следовало заняться организацией обороны с таким трудом завоеванного плацдарма. Штабисты расступились, пропуская его, а потом потянулись следом.

Бросив последний взгляд на оптиона и убедившись, что тот мирно спит, Макрон решил заняться уцелевшими бойцами своего подразделения и, осторожно пробираясь между распростертыми телами, стал громко призывать шестую центурию к сбору.

Катон проснулся в холодном поту и рывком сел. Ему снилось, что он тонет в реке крови и что вражеский воин не дает ему поднять голову над потоком. Но потом этот пугающий образ медленно рассеялся, сменившись бархатным вечерним небом, подсвеченным в оранжевом зареве, охватывавшем горизонт. Уши его наполнились звуками, присущими хлопотам около лагерного костра, а ноздри — дразнящим, аппетитным запахом варящейся похлебки.

— Ну как, получше? — наклонился над ним Макрон.

Макрон действительно жив!

Катон с трудом выпрямился. Уже стемнело, солнце только что закатилось, но и в тусклом вечернем свете он смог увидеть, что легион стоит лагерем прямо на берегу реки. Трупы убрали, во всех направлениях тянулись ровные ряды палаток, а в отдалении границы лагеря обозначались наспех насыпанным валом и частоколом.