Последний Шанс - Антон Смолин

Оказывается, промокли не одни они с Андреем, так что тут развернули целую сушилку: разрешили повесить одежду сушиться, снять обувь и даже выдали до ужаса заношенные, буквально разваливающиеся кроссовки, сандалии, кеды.

Потом помещение сотряс мощный толчок; лампочка на длинном проводе закачалась, зазвенели стаканы. На некоторое время голоса вокруг затихли. Люди стояли, побледнев или наоборот — порозовев — и смотрели в одну точку, словно куда-то в пространство. Некоторые побежали в туалет. Ясно было, что все переживают «синдром Выброса», о котором Синёву рассказал Андрей. Однако Игорь вообще ничего необычного не ощущал. Когда вокруг снова стал нарастать гул голосов, он так и не решил, хорошо это или плохо.

Участия во всеобщем веселье Синёв не принимал. У него было неподходящее для этого, задумчиво-печальное настроение. Зато, говорят, для творчества это самое лучшее внутреннее состояние. Поэтому, просто посидев какое-то время и, в конце концов, выпив банку энергетика, Игорь нашёл в рюкзаке (откуда только взялось?) мятый листок бумаги и карандаш. Мысли в голове легко складывались в рифмы. Не сказать, чтобы он считал себя и уж тем более был замечательным поэтом, но иногда увлекался. Это хороший способ излить в краткой форме всё, что накопилось на душе. А мыслей у Синёва для этого за последнее время набралось приличное количество.

Примерно через два часа бар окончательно перестали сотрясать какие бы то ни было толчки. И чуть погодя люди поднялись наверх. Те, кто не успел «набраться» скорее кинулись прочь с базы — собирать родившиеся во время Выброса артефакты. А другие остались либо потому, что уже много выпили, либо просто не хотели никуда идти.

Мир с Игорем поднялись чуть ли не последними. Синёв с удивлением заметил, что тут темно, как ночью, хотя было ещё слишком рано для наступления темноты.

— После Выброса всегда темнеет, — ответил Мир на немой вопрос в глазах Игоря, — обычно он гремит ближе к восходу солнца, когда и так ещё ночь, поэтому ничего такого с «освещением» не происходит. Но если Выброс ранний или ближе к вечеру, то до следующего утра наступает ночь. Ладно, пойдём на блокпост, сейчас гон будет.

— Что? — Игорь впервые слышал это слово.

Сталкер махнул рукой, мол, сам сейчас всё увидишь.

Оказалось, гон — это такое явление, когда самые разномастные мутанты, возбуждённые прошедшим выбросом, сливаются в огромные три-четыре «волны» и «плывут» в разные стороны от самой ЧАЭС по направлению к Периметру Зоны, снося всё на своём пути. Никому доселе не известно, что они при этом чувствуют и как каждый раз соблюдают практически один и тот же маршрут. Впрочем, из всех тайн Зоны эта не самая волнующая и загадочная. Очевидно то, что в результате гона ходокам доподлинно становится известно о надвигающейся буре, а военным на барьерах приходится немало потрудиться, чтобы остановить упорных зверушек.

«Волна» гона, которая проходит близ базы «Свободы», обычно почти не затрагивает её, хотя, конечно, бывали случаи, когда часть мутантов отбивалась от «взвода» своих соратников и в бешенстве нападала на защитников блокпоста. Но на этот раз звери следовали на значительном удалении от базы.

Множество сталкеров и «свободовцев» расположились на входе на базу, приведя оружие в боевую готовность. Для некоторых предстоящее действо было не больше, чем просто развлечение. Вспыхнул мощный прожектор, закреплённый на крыше невысокой будки.

Первыми из-за холма показались кровососы, за ними химеры (Игорь узнал их по тем описаниям, что имелись в энциклопедии в Сети), следом двигались укутанные в длинные плащи мутанты, которые и на мутантов-то похожи не были — с виду обычные люди; однако когда один из них выпростал из-под полы плаща длинную клешню вместо руки и рубанул ею по голове толкающемуся, бегущему рядом товарищу, все сомнения развеялись. Затем спешили контролёры, которые не то, что не пытались подчинить себе защитников базы, а даже друг на друга внимания не обращали. Хотя вообще никто из мутантов на своих собратьев не реагировал, будто тех и нет. Да, бывало, кого-то задавливали, но то просто в неразберихе, если сам запнулся.

За контролёрами переваливались гиганты… К неудовольствию людей, один из них он отделился от «волны» гона и направил затуманенный взор на блокпост.

— Похоже, сейчас кинется, — сказал «свободный», вцепившись в пулемёт Дегтярёва, стоящий на сошках. — Готовьтесь.

Мутант — бесформенная туша с толстыми руками-ходулями и маленькими красными глазками на овальной голове — сделал шаг по направлению к блокпосту, слегка пошатнулся от толчка соратника в спину — и, рыкнув, понёсся вперёд, да так, что земля под ногами стала немилосердно сотрясаться. По гиганту тут же открыли ураганный огонь. Шкура у него была под стать броне, поэтому автоматчики, чьи оружия начинялись 5.45-мм патронами, старались бить сразу по самому уязвимому месту мутанта — глазам. Пулемётчик же лупил безостановочно, и его основной задачей было куда угодно, но лишь бы попасть в надвигающуюся тушу. По телу урода бегали кровавые борозды, пули калибра 7.62-мм и пулемётные очереди вырывали куски мяса, но в первую минуту он бежал, словно ему всё это нипочём. Лишь затем, начинённый свинцом, стал замедляться. Примерно в пятнадцати метрах от блокпоста остановился, завалился набок и, задёргав конечностями, замер.

Игорь, который уже готов был сорваться и побежать назад, если гигант бы не остановился, облегчённо выдохнул и убрал начинающий неметь палец со спуска.

— Молодцы! — крикнул пулемётчик, обернувшись на остальных и вытирая пот с лица рукавом.

Тем временем мимо базы уже проходил «хвост» «волны», в котором бежали самые разные звери. Чуть ли не последним на четвереньках скакал снорк. Он остановился на дороге и повернул голову в сторону блокпоста. Сделал один прыжок по направлению к нему, но, получив в бок короткую автоматную очередь, довольно резко для раненого существа скакнул вправо и бросился по своему прежнему маршруту.

— Мужики! — Добродушный пулемётчик встал и отсалютовал всем ходокам. — Спасибо за помощь!

Ответом ему стал дружный гомон голосов.

Воя из первых рядов гона здесь уже не было слышно, но новый порыв ветра вдруг принёс с собой отголосок далёкой очереди.

— Это где стреляют? — спросил Игорь, передёрнув предохранитель.

Мир закинул автомат на плечо и ответил, повернувшись в сторону базы и медленно направившись прочь от блокпоста:

— На «Ростке».

Синёв зашагал рядом с Андреем и недоверчиво покосился на него.

— Но это же далеко. Как так слышно?

— Ну и что, что далеко? Ветер, да плюс аномалии так удачно выстроились. К тому же ведь есть слуховая аномалия. Всего одна и редкая, но есть. Может, в ней всё дело…

— Эй! — вдруг раздался окрик сзади.

Путники повернулись и увидели Филио. Одетый в обычную кожанку, он держал в руках шестиструнную акустическую гитару.

— Мать твою! — воскликнул Мир. — Ты где её взял, прошлую же разбили, а других не было!

«Свободный» хитро улыбнулся.

— Места надо знать. И связи иметь.

— Слушай, ну красавчик! — Сталкер подошёл к приятелю и провёл ладонью по гитаре, словно желая будиться, что она реальна.

— Короче, сейчас всё тащим из подвала на воздух — и продолжаем вечер, — сказал Филио, перехватывая в руках инструмент.

— Без проблем. Эй, люди! — Сталкер привлёк внимание бродящего вокруг народа и воскликнул: — Тут Филио гитару надыбал, давайте быстрее всё стащим и продолжим праздновать?

Ответом ему были одобрительные возгласы.

— Можно подумать, мы тут не переносом занимаемся, — проворчал самый ближний ходок с двумя ящиками-стульями в руке, но всё же пошёл чуть быстрее. Как он успел уйти от блокпоста до подвала и обратно?.. А, он же не участвовал в расстреле гиганта.

— Андрей, — обратился Игорь к сталкеру, — а можно я тоже сыграю?

— Ты умеешь?

— Ну, как бы да.

— Ладно, первым будешь, — кивнул Мир.

Вскоре в «летнем кафе» устроилось уже порядка полтора десятка человек. Все смотрели на Игоря, который сидел в центре с гитарой и пока что просто так перебирал пальцами по струнам, подбирая мотив.

Мир уселся неподалёку вместе с Филио; каждый взял по банке энергетика.

Наконец, голоса затихли. Из звуков остались лишь далёкие отголоски воя мутантов и потрескивавшие в разведённом в металлической бочке костре угольки. Синёв положил перед собой листок с написанной только что песней, подумал немного, как всё же лучше начать, и начал играть. А потом запел:

— Не важно, в пути или дома

И насколько ты уже продрог,

Ведь ты не окажешься сломан

На одной из перекрестных Дорог.

Мир разбивается градом,

Тихо неба опускается свод,