Сага о Хельги - Алексей Пишенин

Слуги вынесли свернутые отрезы шелка, которые были вдеты в золотые браслеты арабской работы и перевиты золотыми гривнами, которые, верно, носили еще далекие предки королевы.

Тогда Хернинг сказал:

— И я от лица конунга Олафа благодарю тебя за великие дары. Но есть еще один дар, который он шлет не просто так, а шлет в знак своей любви тебе, самой красивой женщине, которая когда-то ходила по земле.

Хернинг махнул рукой, и появился слуга с серебряным блюдом, на котором лежало большое золотое кольцо. Такое большое, что королеве можно было бы просунуть сквозь него голову. А толщиной то кольцо было в три пальца. По всему кольцу ползли руны и рисунки драконов и коней.

— Это кольцо наш конунг снял с дверей языческого капища в Хладире. Всю нашу землю конунг Олаф хочет сделать христианской, потому нет места в его земле язычникам и их храмам. Но кольцо это Олаф не решился расплавить, так оно красиво. И он отправляет это кольцо тебе в знак своей любви и расположения.

Ингрид прошептала Эдле:

— Слыхала я от Бьёрна, что ярл Эйрик, перед тем как покинуть Норвегию, забрал все сокровища из храма в Хладире, сказав, что Олафу, почитателю Белого Христа, они все равно ни к чему. И жрецы на то согласились, потому как знали, что Олаф рано или поздно все заберет. На это золото ярл и содержит свое войско. И вряд ли он забыл бы такое большое кольцо из чистого золота.

Ингрид посмотрела на послов и тут увидела, что ее разглядывает Туранд. Она быстро отвернулась, но поняла, что он ее узнал.

Сигрид начала благодарить Хёрнинга, и видно было, что ценность подарка ее поразила. Но тут она заметила, что два брата-мастера золотых дел, что входили в ее окружение пересмеиваются.

— Над чем вы смеетесь? — грозно спросила Сигрид. — Уж не над подарком ли моего жениха, конунга Олафа?

— Не гневайся, королева, но совсем недавно видели мы кольцо, похожее на то, что тебе прислал конунг Олаф. И вряд ли существует два одинаковых кольца с двери храма в Хладире. То кольцо, которое мы видели — из чистого золота. Не стоит ли проверить это? — ответили братья.

— Хрофт! — позвала Сигрид вождя своей дружины. — Разруби нам это кольцо, мы узнаем, что же внутри у намерений Олафа на мне жениться.

Хрофт взял кольцо, подкинул вверх и одним ударом меча рассек его на две равных части. После этого он поднес обе половинки Сигрид.

— Медь, — сказала Сигрид. — Предвижу я, что и в других вещах не будет Олаф со мной честен.

И добавила для послов:

— Вы можете идти и передать своему конунгу, что одного медного кольца мало, чтобы дать ему в приданое весь Гётланд.

Послы развернулись и, пока они шли к двери, Туранд обернулся и еще раз посмотрел на Ингрид. Та ответила ему торжествующим взглядом. Потом двери за послами закрылись.

— Не гневайся, королева, Олаф просто не знал, что ярл Эйрик забрал это кольцо, когда покидал Норвегию. Иначе бы Олаф не подарил бы его тебе, — сказала Эдла.

— Если он хочет жениться на мне, он должен осмотрительнее подбирать подарки. Это ему первый урок. И ему придется выучить еще не один, пока мы не договоримся, — ответила Сигрид и махнула рукой, чтобы ее оставили одну.

Когда все вышли, Ингрид спросила:

— Если ты не хочешь этой свадьбы, зачем ты стала защищать Олафа?

— Потому что Сигрид его за кольцо и так не простит, а мне надо выглядеть беспристрастной, иначе Сигрид прекратит верить моим предсказаниям, — объяснила Эдла.

— Туранд узнал меня, — сказала Ингрид. — Не стоило мне ходить к Сигрид.

— Наоборот, — ответила Эдла, — ты мне помогла объяснить королеве, почему кольцо было не настоящим. А Туранд теперь пусть знает, что ты под нашей защитой.

И они пошли к себе и рассказали обо всем Сигрун.

Однако Олаф сын Трюггви не был доволен, как закончилось его первое посольство, и вскоре послал к Сигрид второе. Во главе его был Торвинд Кабан, но говорил чаще всего Туранд. Даров они не дарили, а больше рассказывали о том, чего бы Олаф с Сигрид могли достичь, коли объединились бы. И речь шла и о Дании, которую можно было бы покорить, и обо всем южном береге Балтики, где можно было подчинить себе и ободритов и вильцев. И с каждой встречей королеве все больше и больше хотелось стать владыкой всего Севера. И только неблагоприятные гадания Эдлы останавливали ее от согласия выйти замуж за Олафа.

Как-то раз Туранд пришел в дом, где жила Эдла, и попросил ее переговорить наедине. Эдла впустила его к себе в палату и сказала:

— Наслышана я о твоих делах, Туранд. Какие козни строишь ты на этот раз?

— То, что обо мне сказывают, это всё выдумки. Если бы я был настолько хитер, как мне приписывают, то давно бы уж разбогател. А так, как видишь, я всё еще бедный слуга своего богатого господина.

— Что же, и не убивал ты Одда Одноногого? — спросила Эдла.

— От этого отпираться я не буду, — ответил Туранд. — Но ведь тогда у Одда был лук, и он первый пустил в нас стрелу. Так что здесь нет никаких подлостей, а можно сравнить это с честным поединком.

— Ну а Харальд Тордсон? Не ты ли поджег церковь в его усадьбе, чтобы потом возвести на него поклеп?

— А вот это ложь! Мальчишке просто хотелось удрать от своего хозяина, вот он и придумал эту сказку. А Одд поверил и чуть не всадил в меня самого стрелу длиной в полсажени. И дочери Одда напрасно сбежали из отцовской усадьбы — там им ничего не угрожало. Да и сейчас они могут вернуться, а мы с Торвиндом взяли бы на себя их защиту ото всех посягательств. Ну а коли они не верят, то пусть обратятся самолично к Олафу и пусть наш конунг рассудит, где тут правда.

— Не верится мне что-то в вашу с Торвиндом защиту, — сказала Эдла. — Но хочу я знать, что ты скажешь по поводу поединка Торгиля сына Кабана и Хельги сына Торбранда? Не ты ли его подстроил? Не ты ли потом сделал так, чтобы Хельги обвинили в убийстве спящего?

— Пойми меня, госпожа, — ответил Туранд. — Торгиль был моим фостри, приемным сыном. Я воспитывал его с тех пор, как ему исполнилось пять лет. И был он красив, силен и смел. Когда на пиру ему в лицо ткнули факелом, не мог он оставить такое оскорбление неотомщенным. Но тогда на тинге Харальд Тордсон сделал все, чтобы избежать поединка и выставить Торгиля и его отца на посмешище. Потому я обманом заполучил платок Игнрид, дочери Одда, чтобы вытащить этого труса Хельги на поединок.

— Мне Хельги не показался трусом, — сказала Эдла.

— Да, мне рассказывали, что он теперь в почете у Эйрика сына Хакона. Но, верится мне, что скорее тому причиной его льстивые висы, а не доблесть в бою.

— Многие скажут, что ты просто его ненавидишь и оттого возводишь на него напраслину, — возразила Эдла.

— Может быть и так. Но хотел бы я с ним сразиться и увидеть, как побледнеет его лицо, когда поймет он, что одной ногой стоит уже на пути в Хель, — ответил Туранд.

— Что же, если ты останешься здесь еще ненадолго, то тебе может представиться такая возможность, — сказала Эдла с вызовом, но потом спросила: — Так что же произошло на поединке?

— На поединке все началось хорошо. Торгиль нападал, Хельги отступал на трясущихся ногах. И я уже надеялся, что скоро Торгиль снесет ему голову с плеч и смоет оскорбление, но тут произошло что-то непонятное. Хельги споткнулся, а Торгиль повалился на него и наткнулся на меч Хельги. И я был так поражен, что не сразу выбрался из кустов, за которыми прятался. Я хотел сам зарубить Хельги, но он уже убежал куда-то в темноту. Тут мне ничего не оставалось делать, как представить всё так, будто Хельги убил Торгиля во сне. Иначе мне было не оправдаться перед Торвиндом, да и не хотелось, чтобы Хельги вышел сухим из воды.

— Но Ингрид разрушила твои планы? — снова спросила Эдла. — А ты теперь говоришь, что ей будет безопасно под твоей защитой?

— Поверь, если только и есть у меня ненависть к кому, так это только к Хельги. Ингрид просто показала свой ум. К тому же обидно ей было, что я обманул ее с платком. Так что на нее я зла не держу. Наоборот, она мне очень нравится. Из нее вышла бы отличная жена для такого человека, как я.

— Тогда ты пришел не к тому человеку, чтобы рассказать о своих делах, Туранд! — громко сказала Эдла, вставая со скамейки, на которой до этого сидела. — Хельги спас мне честь и, возможно, жизнь, и я ему за это благодарна. А Ингрид — моя подруга, и я хочу, чтобы она вышла замуж за того человека, кого она любит. А не за того, кто убил ее отца. Уходи прочь, Туранд!

— Постой, госпожа, — ответил Туранд. — Не затем я пришел, чтобы ссориться с тобой. А рассказал обо всем потому, что хотел быть с тобой откровенным, когда ты спросила об Хельги и Одде. Но поговорить с тобой я хотел о другом…

— О чем же ты хочешь поговорить с другом твоего врага? — спросила Эдла, успокаиваясь.

— Хочу я поговорить о твоей свадьбе, госпожа. Ведомо мне, что мать Олафа не хочет, чтобы ее сын женился на тебе и сделал бы тебя своей королевой. Знаю я также, что Олаф колеблется и не хочет ссориться с матерью.