Мои печальные победы - Станислав Куняев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слава и деньги… Сколько талантов русских изловили два этих соблазна! Больше сгубила только водка. Глазунов не пьет водку, но без наркотического напитка славы, который куда крепче «Смирновской», он жить не может. Им, этим напитком, ему надо похмеляться каждый день.
В Советском Союзе 60—70-х годов славу и деньги можно было получить двумя путями. Один — медленный, но честный: работа на Родине, постепенно расширяющееся признание, общественное поощрение, выставки, государственные награды.
Каждый член Союза художников, даже безвестный, даже в провинции, имел право на творческую мастерскую и, как правило, получал ее. Словом, выбор был: хочешь — получай госзаказы и работай для денег. Хочешь — твори для души. Есть силы — совмещай и то и другое. В наше время многие обнищавшие художники выжили благодаря этим мастерским; кто-то их приватизировал и продал. Кто-то сдал квартиру и переселился жить в мастерскую, которые сегодня у художников начинают отбирать.
Второй путь к деньгам и славе был более рискованным, но и более соблазнительным. Поиски противостояния с государством, «бульдозерные выставки», а для страховки — опора на дипломатические и журналистские круги в Москве; связи на Западе с сильными мира сего, с королями и президентами, с масонскими ложами, издательствами, кино— и поп-звездами, «голосами»…
Виртуозно шантажируя советскую верхушку, такими возможностями пользовались Евтушенко и Юрий Любимов, Вознесенский и Аксенов, Эрнст Неизвестный и Солженицын…
А из патриотов на этом поприще блестящих успехов добился единственный: Илья Глазунов.
* * *Я не был в 1957 году в Москве, когда в ЦДРИ проходила первая выставка Глазунова, после которой он сразу стал знаменитым. Но его портреты, сделанные им в молодости, помню хорошо. Как живые стоят они перед глазами.
Листаю знаменитый альбом стоимостью в 500 долларов с дарственной надписью от самого Глазунова: «Дорогому Стасу Куняеву, поэту, издателю русского журнала, его соратникам и товарищам по работе с сердечными пожеланиями удачи и счастья во всем. Русский художник Илья Глазунов».
Вглядываюсь в портреты: «Нина» — 1955 год, «Старик» — 1952 год. «Портрет писателя Вржосека» — 1951 год. Искренне восхищаюсь. Душевная глубина образов, власть над светом и тенью, свобода в работе крупными мазками, рисунок — все в лучших традициях мировой и отечественной живописи. И в то же время молодой художник нигде не опускается до натуралистического копирования, до рабского подражания природе.
А портрет учительницы Трубчевской (1948 г.) или «Деревенской женщины» (1949 г.)! Трудно поверить, что они принадлежат кисти девятнадцатилетнего юноши. Поистине, как говорил Гёте, «образование к избранным приходит во сне».
И вся его натура той поры — незнаменитая, простонародная, почти безымянная, в которой живопись говорит сама за себя. О такого рода даре Николай Васильевич Гоголь писал в повести «Портрет»:
«Везде уловлена была эта плывучая округлость линий, заключенная в природе, которую видит только один глаз художника-создателя и которая выходит углами у копииста. Видно было, как все, извлеченное из внешнего мира, художник заключил сперва себе в душу и уже оттуда, из душевного родника, устремил его одной согласной торжественной песнью. И стало ясно даже непосвященным, какая неизмеримая пропасть существует между созданием и простой копией с природы».
* * *Следующий этап творческой судьбы Глазунова — 60—70-е годы — противоречив и спорен. Художник познал вкус и славы, и денег, и власти над публикой. Он уже обслуживает дипломатический корпус, объясняя это необходимостью ускользнуть от идеологических пут и партийного «досмотра»; преподает азы живописи бесталанным женам влиятельных послов, «лудит», как любил говорить Фирсов, их портреты; те заступаются за него перед высшими партийными кругами, которые хочешь, не хочешь, но вынуждены отпускать его по вызовам за границу. Сегодня к шведскому королю, завтра к президенту Италии, послезавтра к Индире Ганди или Джине Лоллобриджиде. Словом, началась судьба солоухинского «Кирюши». Да и не ускользнул он окончательно от опеки Суслова и Фурцевой: время от времени ему вменяют в обязанность изобразить жизнь революционеров Чили, Вьетнама, Кубы, нарисовать их вождей, что он делает легко и умело. Все равно приходится платить за льготы, данные властью! Платит же Евтушенко стихами об острове Свободы, о Кастро, о том же Вьетнаме. Но одновременно художнику приходится расплачиваться у себя на родине за рекламу, за издания альбомов, за роскошную мастерскую, за выставки… Разве тут обойдешься без портретов Брежнева, Суслова, Громыко, Косыгина, Щелокова, Сергея Михалкова, Анатолия Софронова. Это была скрытая или явная плата за услуги. «Ты мине, а я тибе». Наши вожди, видимо, сообразили: «Зачем его перевоспитывать? Лучше — позировать, пусть пишет наши парадные портреты. При всех наградах».
Илья Глазунов, когда заходила речь о его бесконечном, создаваемом на протяжении всей жизни сериале, посвященном сильным мира сего, всегда говорит, что, выполняя заказные портреты, он пишет историю. Недавно, перед открытием своей московской галереи на Волхонке, он пошел дальше и честно признался в том, что его талант всегда подчинен воле заказчика.
«Художник создан для того, чтобы откликаться на предложения, и, допустим, если ваш банк закажет портреты ваших президентов, конечно, это будет очень интересно. Я с удовольствием соглашусь». («Московский комсомолец». 30 августа 2004 г.) Однако не так прост был Глазунов, чтобы в расцвете сил легкомысленно и бескорыстно растрачивать свой талант на небогатую и бесперспективную натуру. Я помню, с каким восторгом молодые русские патриоты 70-х годов обсуждали в Манеже его исторические картины… Куликово поле, зловещий закат над Русью, князь, дланью указующий отроку-сыну путь победы, синеглазая девочка с бабушкой на фоне древних церковных стен и лазурных куполов.
Картины, в которых был заложен мощный национальный, идеологический и даже политический пафос, будоражили молодые сердца, звали к борьбе — за что? — трудно сказать! — но все чувствовали: за Россию… Правда, в них уже присутствовал элемент не то чтобы «окон РОСТа», но пропагандистского китча, в них уже были заложены зерна «упрощения», зерна будущих, на короткое время ставших знаменитыми, однообразных многофигурных полотен. Но кто тогда глубоко задумывался над сущностью живописи? Кто решился бы провести в митинговую эпоху грань между вечным и временным в искусстве? Не до этого было молодым людям с их жаждой немедленного действия. И Глазунов, как никто другой из художников, обладал способностью уловить и выразить эту жажду.
Но одной древнерусской истории для него уже было мало. Он, снискав себе лавры патриота и в официальных, и в культурных кругах, ищет и находит людей, судьба которых еще окончательно не раскрылась, чей путь еще загадочен и неясен, он чувствует, что за ними есть некое историческое будущее… Даже за бывшим членом Государственной Думы В. Шульгиным, за писателем, вышедшим из того же сословия, что и Глазунов, — Олегом Васильевичем Волковым. Но одновременно художник ищет опору в нарождающемся движении «Память», приближая к себе «Дим Димыча» — Дмитрия Васильева, не гнушаясь «плебейским» происхождением вождя «Памяти» и его соратников. Своим чутким слухом он уже слышит зловещие скрипы в железобетонных конструкциях социализма и осторожно ищет поддержку и понимание у русских патриотов с «диссидентским уклоном» — Шафаревича (1977 г.), Л. Бородина (1974 г.), Иванова-Скуратова (1976 г.), Солоухина (1983 г.)… Не зря в это же время он пишет портрет В. Распутина (1982 г.)
Талантливо угадывал натуры Илья Сергеевич!.. Все они останутся в истории. Все его персонажи.
И что правда, то правда — Илья Сергеевич в 70—80-е годы, сделав ставку на русских националистов, предпочел не связываться с диссидентами еврейскими. Никаких портретов Бродского и Щаранского из-под его кисти не вышло. Он знал, что русские патриоты их не любят…
Помню, как на свое 60-летие в ресторане гостиницы «Россия», где собралось сотни три гостей и где Борис Брунов был конферансье и тамадой одновременно, Глазунов подошел к столу, за которым сидели мы с Фирсовым, и, хитро улыбаясь, вполголоса сказал:
— Видишь, как я заставляю евреев работать на себя!
Но как он ни заставлял их работать на себя, в конце концов стал работать на них, потому что еврейские лица в галерее его портретов, отразившей борьбу и смену власти, появятся (в изобилии!) в качестве победителей сразу после 1991-го и особенно после 1993 года. С победителями обязаны считаться все, даже «великие», даже «гениальные»…
* * *После первого свободного, реалистического периода, после второго, замешанного на русской национальной идее с приправами из плаката и китча, портретная галерея Глазунова стала официальной галереей победителей Великой криминальной революции и новых хозяев жизни.