Мои печальные победы - Станислав Куняев

«Здесь, в крохотной комнате, размером не больше каюты на старом речном пароходе, Владимир Ильич Ленин редактировал в 1902–1903 годах большевистскую «Искру». Семнадцать номеров вышли именно здесь.

— Вы должны это знать: из семнадцати номеров шестнадцать набрали еврейские наборщики, — говорит Эндрью Ротштейн и внимательно насмотрит, какое впечатление произведут на меня его слова.

Думаю о том, как бесхозяйственна у нас, евреев, историческая наука.

Узнаю, что соратники Ленина печатали некоторые свои статьи в Еврейском «Векере» («Будильнике») и что сам Владимир Ильич — его конспиративное имя здесь было Якоб Рихтер — в 1903 году выступил с речью о Парижской коммуне на собрании еврейских рабочих в «Рабочем союзе».

«Подсчитано, что десять миллионов евреев, уцелевших после Второй мировой войны, превратились в четырнадцать миллионов тридцать восемь тысяч на сегодняшний день», (через 23 года после окончания войны?! Или рождаемость у них была, как у таджиков, или с цифрами о холокосте что-то напутали… — Ст. К.).

Конечно же не только идеологические вожди еврейства, но и широкие круги еврейской интеллигенции и в Советском Союзе и в Америке не могли не знать о политическом доносе Вергелиса на еврейских писателей в 1949 году. Но почему же тогда через 20 лет после выхода книги «16 стран включая Монако» никто его не упрекнул в ренегатстве и фарисействе, а во время перестройки и гласности никто (как и в случае с Симоновым) не вспомнил его погромной антисемитской декларации? Предполагаю, что здесь все дело в одной уникальной особенности еврейского менталитета. Евреи могут простить ради тактических соображений своим соплеменникам все — политические наветы, антисемитские выпады, объединение с властью во время «борьбы с космополитизмом». Все кроме одного. Они не прощают соплеменникам, когда те покушаются на «святая святых» еврейской истории — на сакральную сущность еврейства, на ветхозаветную или талмудическую сущность еврейского бытия. Простить Симонова, Вергелиса, Паперного, Эльсберга, Дымщица и других евреев, стоявших во время борьбы с космополитизмом в одном ряду с Софроновым и Грибачевым, еврейству не представляло никаких сложностей. Забыли, как по приказу свыше, — и все. Но простить предателей веры вроде еврея выкреста Якова Брафмана, написавшего в XIX веке «Книгу Кагала» — о темных сакральных тайнах еврейства — этого евреи ни забыть, ни простить не могут вот уже полтора века. Недавно в России вышла книга американского (бывшего советского) журналиста Семена Резника, «Вместе или врозь?». Заметки на полях книги А. И. Солженицына, в которой автор пишет о Брафмане и ему подобным, как о предателях еврейства, которым никогда и ни за что не может быть никакого прощенья:

«Крещения по конъюнктурным соображениям вряд ли можно было считать морально безупречным поступком; тем не менее таких выкрестов не следует ставить на одну доску с выкрестами другого ряда — теми, кто порвав с еврейством, превращался в злобных юдофобов, снабжавших врагов породившего их народа клеветническими «знаниями» о еврейской жизни, религии, Талмуде и т. п.». Вот так-то. У них даже выкресты свои, особенные.

II. Из архива А. В. Софронова

8. V.48.

На бланке журнала «Знамя» Москва. Ан. Софронову

Дорогой Анатолий Владимирович!

Привет! — С днем Победы… (В этот день я из Берлина прилетел в Москву.) Начинаю от маеты последнего десятилетия — приходить в некую норму… Читаю и думаю только об искусстве. Никуда не лечу; никого не бомблю; не срываюсь ночью с койки…

— Вчера был у меня А. Фадеев… — Бодрый, оживший от перегрузок, с рядом новых планов, живых мыслей… Чудесно поговорили… — Литература идет впереди всех отрядов худож. фронта страны — и это мы можем скромно констатировать — и усилить свою работу… — Мы много должны сделать…

— Читали ли № 5 «Знамени»?.. — Готовим интересные № 6-й и № 7-й… При личной встрече расскажу ряд интересных, нужных вещей… — (Что-то я от воздуха и устремленных раздумий очень взбодрился…) Прошу Вас помочь нашим знаменцам: старейшим, работающим десятки лет, но которых не коснулось повышение зарплаты… — Я прошу 3 бесплатных путевки больным моим работникам — зав. редакцией Л. Коган; зав. отд. очеркаЦ. Дмитриевой и лит. секретарю «Знамени» Ф. Левиной… — (Это реальные работяги и святые люди: сидят в мороз, в сырость, в зной, живут литературой…).

— Я надеюсь, что вы поможете нашему общему делу и людям большого труда. Крепко жму руку

Вс. Вишневский[21]

10/111 1950 А.В. Софронову Барвиха ССП СССР. Москва

Привет, Анатолий Владимирович!

Благодарю Вас за телеграмму. Сталинская награда[22] обязывает к новым делам… Продумываю детали работы с Чиаурели[23]; мы с ним в конце марта поедем на Балтику, я его покрепче «окуну» во флотский мир. Затем — за новую пьесу: набор образов, персонажей силен; «остается» собрать их, «построить» и повести… Настроение бодрое и сосредоточенное… Этот год для меня вообще знаменателен: в декабре стукнет 50 лет; 30 лет регулярной лит-публиц. работы (первый очерк о парт. Подполье в Крыму напечатал в дек. 1920 г. — после разгрома Врангеля; редактором был Федор Гладков)…

Тронут многочисленными письмами и телеграммами писателей, военных моряков, артистов и пр. — Рад успеху ЦТКАЗ[24]; думаю, что и Малый встрепенется…

Слежу за «Лит. газетой». «Контрабандой» — (мимо врачей) — уже дал им статью о «Кубан. казаках»[25] … — Нужно в газете смелее развертывать тему литературы и искусства. — Лебедев[26] подробно рассказал мне о заседании 6 111 °Cт.(алинских) премиях. Раздумываю над замечаниями т. Сталина. Они в наш адрес…

Нужно достойно провести годовщину смерти В. Маяковского. Пока идут скрытые и полуявные споры; они вот-вот м. б. и прорвутся… — Желательно поэтому внести в проблемы поэзии ясность. А. Тарасенков сообщил мне о своей статье и готовящемся докладе. М. б. и получится нужный разговор. — А. Тарасенков после жестокого моего удара в 1946 г. за пастернаковщину и т. п. — очень задумался над своими путями и, видимо, выбирается на дорогу. Но ему полезно проанализировать свои ошибки, а не полагаться на субъективную окрыленность и пр. — (я полностью в курсе его дел).

Как Ваши дела? Как обсуждение нового варианта «Бекетова»[27]. Впервые пьеса была напечатана в журнале «Новый мир» в 1949 году, в № 4. Разрешение опубликовать эту пьесу в журнале попросил у автора Константин Симонов, в то время главный редактор «Нового мира». «Старик, ты сам знаешь, что написал», — вспоминал Анатолий Софронов сказанные ему симоновские слова.

Премьера спектакля состоялась 26 апреля 1949 года в Киевском русском драматическом театре имени Леси Украинки. Постановщик — В. Нелли. Премьера спектакля в ленинградском Театре комедии состоялась 10 мая того же года. Постановку осуществил Николай Акимов.

По этой же пьесе готовили спектакль в Москве — Малый театр и театр Моссовета. Но вскоре в «Правде» появилась разгромная статья Давида Заславского, выдвинувшего в адрес автора пьесы обвинение в поклепе на нашу действительность, в которой нет места карьеризму, и констатировавшего шаг назад в творчестве драматурга, успешно дебютировавшего пьесами «В одном городе», и «Московский характер» (1948 г.), которые были удостоены Сталинской премии…

Из неофициальных источников стало известно, что с «Карьерой Бекетова» был ознакомлен Лаврентий Берия, после чего и появилась статья в «Правде», а после нее была прекращена работа над готовящимися спектаклями по этой пьесе в выше названных театрах и был снят спектакль в акимовском театре сразу же после первого премьерного его показа.]?.. Как с новыми планами? Что вообще в драмкомиссии? Будет ли работать Б. Ромашов[28]?.. (Басаргин[29], полагаю, вряд ли нужен)…

Нет, обо всем тут не напишешь…

Лучшие приветы!.. А как превосходно, что мы в лепешку «рассадили» космополитов: всех этих Гурвичей, Юзовских и К°[30].

…Вот тоже нашлись «наставники» для русской литературы… Жаль только, что лет 20 они пускали нам кровь, и безжалостно[31] … Ну, кончено!..

Крепко жму руку.

Всеволод Вишневский.

Дорогой Толя!

У меня к тебе большая просьба: прочти прилагаемую рукопись»[32], если можно не откладывая в долгий ящик. Пьеса мне нравится, но так как, во-первых, автор мой ближайший друг, а во-вторых, я на разных этапах работы помогал ему и давал советы, то я боюсь быть необъективным. А между тем, если пьеса действительно удачная, мне бы очень хотелось подумать о ее судьбе. Жму руку.