Я возьму твою дочь - Сабина Тислер

Он увидел, что белая машина электрика спускается по противоположному склону горы, швырнул лопату на землю и побежал к дому. До него было всего пятьсот метров, однако дорога, хоть и незаметно, но поднималась в гору. Выбившись из сил и расстроившись, что находится не в лучшей форме, Йонатан наконец добрался до террасы.

— Пожалуйста, идем со мной! — задыхаясь, сказал он Софии. — Зайди в дом!

София как раз читала книгу, написанную шрифтом для слепых. Она подняла голову.

— Зачем? Что случилось?

— Я тебе позже объясню.

Он взял ее за руку. София с неохотой встала, но все-таки пошла за ним. Йонатан затащил ее в дом.

— Зачем это? — спросила она возмущенно, когда оказалась в комнате.

Он нежно провел рукой по ее щеке.

— Ты пока ничего не поймешь, но мне нужно беречь тебя. Ты бесконечно важна для меня, и было бы ужасно, если бы с тобой что-то случилось!

София громко вздохнула.

— Что со мной, бога ради, может случиться, когда я сижу на террасе? Ты какой-то странный, Йонатан!

Он никак не отреагировал на ее слова.

— Ты меня любишь, София?

— Ну конечно!

София почувствовала, как кровь прилила к лицу.

— Ты правда меня любишь?

«Как он может спрашивать об этом!»

— Конечно, я люблю тебя, Йонатан! Люблю больше, чем могу сказать. Ведь ты у меня единственный.

— Хорошо, — сказал он и поцеловал ее в голову. — Если ты меня действительно любишь, пожалуйста, сделай так, как я хочу. Оставайся в доме, пока я не скажу, что ты снова можешь выйти на улицу.

Он повернулся, вышел и закрыл дверь на ключ.

София опустилась в кресло. Конечно, она готова была делать то, что хочет Йонатан, но она его не понимала. И в последнее время он все чаще пугал ее.

В последующие недели Йонатан начал последовательно отгораживать Софию от внешнего мира. Когда приходили ремесленники, он запирал ее в доме. Он больше не брал ее с собой, когда ездил за покупками, а записывал ее пожелания и покупал то, что она хотела.

— Когда-нибудь это закончится, — только и сказал он, — и, может быть, однажды ты согласишься с тем, что это было хорошо и правильно.

Для Софии все, что он говорил, оставалось загадкой. Она не понимала, что происходит, и от этого становилась все более несчастной. Больше всего она хотела бы поговорить с кем-нибудь и рассказать, что у нее на сердце. Но это было невозможно. Переносной телефон Йонатан всегда забирал с собой.

— Я хочу, чтобы из больницы в любое время могли до меня позвониться, — сказал он Софии, — моей двоюродной сестре становится все хуже. Кроме того, кто обычно звонит нам, мой ангел? В основном постояльцы. А поскольку я занимаюсь сдачей квартир, правильнее, чтобы телефон постоянно был со мной. Скажи, если захочешь позвонить, и я тебе его дам.

Но София этого не говорила, поскольку он никогда не оставлял ее одну, а во время телефонных разговоров всегда держался рядом.

Когда он уезжал за покупками, то забирал телефон с собой. Он просверлил отверстие в задней стенке шкафа в гостиной, так что мог на ночь оставлять телефон в розетке, чтобы тот заряжался. Ключ от шкафа он спрятал. У слепой Софии не было ни единого шанса найти его.

— Зачем ты это делаешь? — спрашивала она. — Зачем закрываешь меня, изолируешь от людей и лишаешь свободы? Я уже не человек!

— Так будет лучше для тебя, — говорил он с улыбкой. — Просто верь мне. Однажды ты все поймешь.

В ноябре позвонила Габриэлла. Она вбила себе в голову идею организовать перед Рождеством на площади в Амбре трехдневный базар. Из выручки она хотела купить игрушки для местного детского сада и покрасить помещение «Asilo Infantile».[65]

— Это хорошо и для тебя, — сказала она Нери, — если окружающие запомнят меня как человека, который заботится об общественном благе и делает добро. Вот увидишь, это откроет перед тобой все двери. Люди в Амбре будут больше доверять тебе.

«Еще больше доверять не надо», — мрачно подумал Нери, но не произнес этого вслух, потому что не хотел портить жене настроение.

— Конечно, — только и сказал он. — Наверное, так и будет. Делай, как хочешь.

По этой причине Габриэлла позвонила в Ла Пассереллу. Йонатан взял трубку, и она спросила, нет ли у них какой-нибудь одежды, мебели, предметов домашнего обихода или мелочей, которые им не нужны.

— Конечно, у нас наверняка что-то есть. Мы с Софией посмотрим, что можно отдать в качестве пожертвования.

— Ты не будешь возражать, если я приеду к вам? Тогда я прямо на месте могла бы решить, что из того, что вы приготовили, можно пустить в дело, а что нет. И тебе не придется тащить все в Амбру.

— Нет, — решительно сказал Йонатан. — Нам это не подходит.

— Это ненадолго, — настаивала Габриэлла. — Десять минут, а потом я уеду и заберу с собой вещи.

— Нет. Извини, Габриэлла, но София чувствует себя не очень хорошо. Она на восьмом месяце и не хочет, чтобы ее беспокоили.

— Что-о-о-о? Она на восьмом месяце? Я и не знала! Это же прекрасно!

— Габриэлла, прошу тебя! Это должно остаться между нами, хорошо? Боюсь, я проболтался. София не хотела, чтобы кто-нибудь знал о ее беременности, пока ребенок не появится на свет.

— От меня никто ничего не узнает.

— Спасибо, Габриэлла. В ближайшие дни я загляну к тебе, — сказал Йонатан, надеясь закончить разговор.

Но для Габриэллы тема не была закрыта.

— Я могу поговорить с Софией?

— Нет. Она спит.

— Тогда я позвоню вечером.

— Позвони. Чао, Габриэлла. Привет Донато.

И он положил трубку.

— Я не сплю, — раздался тихий голос.

Йонатан обернулся. София стояла в дверях. Ее губы дрожали.

— Я хотела бы поговорить с Габриэллой.

— В другой раз, любимая.

Он вздохнул с облегчением. Непохоже, что София слышала его рассказы о ее беременности.

— Почему ты не говоришь правду?

— Потому что я люблю тебя, мое сокровище! — прошептал он. — И если ты меня тоже любишь, то будешь держаться в сторонке и откажешься от телефонных звонков. Еще какое-то время. Разве это так трудно?

— Нет, — обескураженно ответила она.

— Вот видишь. Когда-нибудь ты все поймешь. Если ты будешь делать то, что я говорю, это и будет доказательством твоей любви ко мне.

Он поцеловал ее в голову и вышел из комнаты.

— Летом у меня снова будет работа для тебя, и ты сможешь прийти сюда, — сказал Йонатан в конце октября Серафине. — А сейчас мы сделаем перерыв на зиму.

— Что-о-о?

Йонатан никогда бы не поверил, что такой человек, как Серафина, может смотреть взглядом, исполненным ненависти.

— Вы выбрасываете меня на улицу? Что это значит, черт побери? Почему вы просто не снизите мне количество отработанных часов, как в прошлом году, когда было меньше работы? — спросила Серафина и уперла кулаки в бока.

— Потому что мы сделаем перерыв на зиму! Я что, недостаточно ясно выразился?

Серафина издала такой звук, словно пыталась выплюнуть попавший в рот волосок, собрала свои вещи и ушла. Йонатан не думал, что она снова согласится работать у него, но иначе поступить не мог. В следующем месяце Серафина была ему в доме не нужна. Никто не должен был видеть Софию. Так что весной ему придется нанять новую прислугу.

Так должно было быть.

Он пошел в кладовку, достал ведра, тряпки, швабру и начал мыть кухню.

— А где Серафина? — спросила Аманда, когда пришла на обед в кухню.

— Она у нас больше не работает, — ответил Йонатан, — поэтому я сам навожу порядок в кухне.

— Что. за глупости? Серафина была лучшей из всех, кто у нас когда-нибудь работал. Почему ты ее выгнал, черт возьми? Ты что, сошел с ума?

— Серафина ушла сама, Аманда. Может быть, она нашла что-то получше. Я слышал, что американцы платят в два раза больше.

— Черт бы побрал этих американцев, у которых денег куры не клюют! — проворчала Аманда, и на этом тема для нее была закрыта, а Серафина забыта.

32

— Я хочу на всенощное богослужение, — сказала София за день до Рождества. — Пожалуйста, давай сходим вместе!

— Нет.

Голос Йонатана звучал так категорично и холодно, что напоминал лязг закрываемой на ключ железной двери в тюремную камеру.

София невольно вздрогнула и спросила:

— Почему?

И тут же поняла, что это было ошибкой. Он снова разозлится, а она все равно не получит ответа.

— София, пожалуйста, оставь меня, в конце концов, в покое со своими вечными вопросами! Это будет продолжаться уже недолго. Может, еще до весны, а потом ты снова можешь делать все, что захочешь!

— Я твоя жена, а не пленница, Йонатан.

— Ты — все в моей жизни, София! Ты — моя жизнь и моя любовь, ты — все, на что я надеюсь и чего желаю. Без тебя я не могу дышать, спать, есть и пить, понимаешь? Ты — самое ценное, что есть у меня, поэтому, будь любезна, дай мне возможность защищать и охранять тебя. Я несу за тебя ответственность.