Я возьму твою дочь - Сабина Тислер

— Ну конечно! Сейчас.

Ингрид положила трубку на стол и стала искать записную книжку. Потом она дала Йонатану адрес и телефон больницы, а также сказала, в каком отделении и палате лежит Леония. Она была приятно удивлена и тронута тем, что владелец дома из Италии принимает такое участие в судьбе ее семьи и семьи ее друзей.

Йонатан остался доволен собой. Нужно было еще кое-что купить, и тогда у него будет все необходимое.

Леония не спала уже почти тридцать два часа. Целый день она была так очарована маленьким существом, которое держала на руках, что совсем не чувствовала усталости, однако сейчас заметила, что силы быстро покидают ее. Ей необходимо было поспать. Она уже один раз покормила Лизу-Марию грудью и была совершенно счастлива. Все было хорошо.

В девять часов позвонил Тобиас из Нью-Йорка. Он боролся со слезами и едва мог говорить.

— Я приеду, — снова и снова повторял он, — я приеду, как только смогу. Береги наше маленькое сокровище! Леония, ты самая лучшая женщина на свете! Я люблю тебя.

Потом его голос исчез. То ли Тобиас положил трубку, то ли разговор прервался, она не знала, да это было все равно. Все было в порядке. Она уже безумно любила свою маленькую дочь, у которой был курносый носик и мягкий светлый пушок на голове. «Я никогда не отпущу тебя от себя, — думала она. — Никогда. Ты самое большое чудо и самое большое счастье в моей жизни».

Потом Леония звонком вызвала сестру.

— Тилли, — сказала она устало, — я совсем выбилась из сил и должна хоть немного поспать. Вы не могли бы взять малышку к себе в дежурную комнату?

— Конечно! — Тилли вынула Лизу-Марию из кроватки. — Я присмотрю за ней и перепеленаю, если понадобится. Вас разбудить, когда ее нужно будет кормить?

— Да, пожалуйста.

Леония благодарно улыбнулась, повернулась на бок и моментально уснула.

Он зашел в ванную, пару секунд рассматривал свое лицо в зеркале старомодного шкафчика фирмы «Альбер», а затем стал приводить себя в порядок.

Сейчас было без двадцати одиннадцать. Время посещений, поэтому слишком опасное. Он хотел подождать еще два часа, потому что, как ему казалось, все будет намного проще, когда в отделениях только закончится обед и начнут собирать посуду.

За последние две недели он отпустил бороду, которую сейчас тщательно подстриг, чтобы она выглядела ухоженной. Борода ужасно мешала ему, он сам себе казался запущенным, каким-то одичавшим. Но речь шла всего лишь о нескольких часах. Когда все закончится, бороду он сбреет.

Парик он купил еще несколько недель назад во Флоренции. Он был из настоящих волос, ручной работы, и за него запросили больше пятисот евро. Но парик того стоил. Седые волосы три-четыре сантиметра длиной производили впечатление собственных и очень шли к его худощавому лицу. Он надел парик поверх своих коротких, всего лишь несколько миллиметров, волос, а чтобы он не съезжал на сторону, закрепил его на висках и выше лба, у корней, мастикой — специальным клеем, который применяется в театре для грима. Когда все закончится, он сожжет парик немедленно.

Под конец он нацепил очки с простыми, без диоптрий, стеклами в тонкой золотой оправе, которые придали ему интеллигентности и одновременно утонченности. Никаких проблем не составит просто выбросить их потом из окна машины на автобане.

У него был вид профессора в возрасте под шестьдесят, который внушал безоговорочное уважение и всяческое доверие. Великолепно. Он был доволен.

За комнату он заплатил еще накануне вечером. Он упаковал свои вещи и через двадцать минут незаметно покинул гостиницу. За столом регистрации дежурные здесь сидели очень редко. Идеально для него, потому что он хотел уйти так, чтобы этого никто не заметил.

Было несколько минут двенадцатого. Слишком рано. Мысленно он еще раз прошелся по всему списку, не забыл ли чего. Но ему ничего не вспомнилось. Он продумал все.

Итак, осталась только прогулка по лесу, чтобы убить время — следующие два часа.

В тринадцать часов двадцать пять минут он остановился перед клиникой и поставил машину возле бокового входа на зарезервированной для врачей стоянке. Белые брюки, белую рубашку и белый халат он надел еще в машине, стетоскоп и непременная шариковая ручка торчали в нагрудном кармане.

Вот так он и вошел в больницу. Дежурному охраннику у двери он небрежно кивнул, и тот машинально ответил на приветствие.

В тринадцать часов двадцать восемь минут сестре Тилли позвонили в ординаторскую с внутреннего аппарата клиники.

— Это доктор Вернер, кардиология, — сказал мужской голос, — я по вопросу Лизы-Марии Альтман. Акушерка сообщила нам, что она заметила какие-то нелады с тонами сердца. Мы бы хотели сделать ультразвуковое обследование. Вы сможете принести малышку вниз в отделение 3А? У меня как раз есть немного времени.

«Странно, — подумала Тилли, — почему акушерка не сказала об этом здесь, в отделении, а сразу проинформировала кардиолога? Неужели дела этой крошки так плохи?»

— Хорошо, я приду вниз, — сказала она. — Сейчас удобный момент, мать спит.

— Через четверть часа ребенок будет снова с ней, — сказал доктор Вернер и положил трубку.

Тилли сунула в карман пейджер, взяла личную карточку пациентки, которая все еще лежала на столе в комнате медсестер, и повезла кроватку с ребенком из отделения в лифт, чтобы попасть на третий этаж.

Перед стеклянной матовой дверью кардиологии уже ждал доктор Вернер. На нем был халат врача, у него была борода и очки. Тилли никогда еще его не видела.

— Добрый день, я — доктор Вернер, новый старший врач в кардиологии.

Тилли улыбнулась и ответила:

— Сестра Тилли.

Доктор Вернер нагнулся над кроваткой.

— Ага, вот она, маленькая девочка! Какая милая! Ну, давайте посмотрим, соответствует ли действительности предположение нашей коллеги. Думаю, мне понадобится пятнадцать-двадцать минут на обследование. Когда я закончу, то позвоню вам, и вы сможете ее забрать, хорошо?

— Договорились.

Дверь лифта все еще была открыта. Тилли зашла, дверь закрылась, и лифт поехал наверх.

Йонатан глубоко вздохнул. Вызвал второй лифт и поехал с Лизой-Марией, лежавшей в детской кроватке на колесиках, на первый этаж.

Пятнадцать минут спустя он покинул клинику через запасной выход, вынес новорожденного ребенка на улицу, на холод, пронес несколько метров до машины, уложил в сумку для переноски младенцев, стоявшую на сиденье рядом с водительским, и уехал.

Мать и сотрудники отделения для грудных детей заметят, что малышка исчезла, не раньше чем через полчаса.

Он был так счастлив, как не был уже много лет. И у него не было ни малейшего чувства вины. Потому что он не похитил ребенка, а забрал его себе. А это было, черт возьми, его полным правом.

В отделении для новорожденных царил настоящий ад. Тилли не успевала перепеленывать младенцев, у одного ребенка началась рвота, у роженицы с маститом были сильные боли, и среди этого хаоса, когда Тилли думала обо всем, но только не о Лизе-Марии, которую оставила в кардиологии, в четверть третьего позвонила Леония и потребовала принести ей ребенка.

Тилли посмотрела на часы. Прошло сорок пять минут. «Что-то им понадобилось много времени на обследование. Надеюсь, что это не плохой признак». Она объяснила перепуганной Леонии ситуацию и пообещала сейчас же позвонить в кардиологию и спросить, можно ли забрать Лизу-Марию.

— Что-о-о-о? — рявкнула старшая медсестра Ута из кардиологии, да так, что у Тилли зазвенело в ушах. — О чем вы говорите? Нет здесь никакого доктора Вернера. Я эту фамилию вообще никогда не слышала. И… Подождите-ка… — Тилли, охваченная таким ужасом, что сама удивлялась, как до сих пор жива, услышала шелест страниц. — Нет, здесь ничего не написано. Никаких указаний о том, что ребенку назначено ультразвуковое обследование. Боже мой, что там у вас творится?

Тилли положила трубку. Перед ее глазами все плыло. Это было хуже, чем катастрофа. Самое плохое, что только могло случиться. Кто был этот мужчина? Неужели он переоделся врачом, чтобы похитить грудного ребенка? Выходит, она попалась на подлую уловку преступника? Нет, такого быть не могло! Это было невозможно!

«Это всего лишь недоразумение, — подумала она, — наверное, в кардиологии что-то не так поняли. Лиза-Мария там, у них. Может быть, ее отвезли на рентген».

Клиника представляла собой хитросплетение коридоров, этажей, отделений и палат, масса сотрудников, ответственных и компетентных лиц, начальников и подчиненных, огромный бюрократический аппарат. Ребенок не мог просто раствориться в воздухе в такой больнице.

Ее страх усилился. Не имело смысла и дальше строить догадки, пора было бить тревогу.

Прежде чем рассказать о случившемся матери девочки, Тилли позвонила старшему врачу, а он уже проинформировал главврача. Опросили всех сотрудников кардиологии, спросили дежурного, но никому не бросилось в глаза ничего необычного.