Я возьму твою дочь - Сабина Тислер

И вдруг ее накрыло горячей волной, потому что она натолкнулась на то, чему просто не могла поверить: там, где, как она предполагала, должны были быть глаза, оказались две дырки. Полотно было проколото какой-то безжалостной рукой.

София задрожала, ощутив ледяное дыхание ужаса у себя на затылке.

В это мгновение она услышала звук подъезжающей машины и, спотыкаясь, попятилась из комнатки. При этом она так неудачно натолкнулась на дверь, что ключ, торчавший в замке, упал.

София в панике опустилась на колени и стала трясущимися пальцами ощупывать пол. Через несколько секунд, показавшихся ей вечностью, она нашла ключ и попыталась вставить его в замок. Но руки дрожали так, что ей это никак не удавалось: ключ все время соскальзывал, и ей стало казаться, что он вообще сюда не подходит.

Она уже слышала голоса Йонатана и Риккардо перед домом.

И они раздавались все громче и ближе.

Наконец ключ вошел в замочную скважину. София закрыла дверь и бросилась так быстро, как только могла, в ванную. При этом она зацепилась за обеденный стол и скривилась от боли, но успела положить цепочку с ключом на полочку, где нашла ее, как раз в тот момент, когда Йонатан зашел в квартиру.

— Алло! — позвал он. — София?

— Я здесь!

Она вышла из ванной, пытаясь выглядеть как обычно, но ей даже не удалось восстановить дыхание.

— Что-то случилось?

— Нет. Ничего.

— У тебя такой вид, словно в ванной ты столкнулась с призраком!

— Нет, ничего. Все в порядке.

София заставила себя улыбнуться.

Йонатан подошел к ней и поцеловал.

— У твоего отца порвано ахиллово сухожилие. Его придется оперировать. Наверное, уже завтра.

В обычное время София при таком известии испугалась бы, но сейчас ей было все равно. Закрытая комната не шла у нее из головы, потому что с того момента, как она нащупала на портрете выколотые глаза, в ней поселился страх перед Йонатаном.

— Я хочу, чтобы ты дала мне обещание, София.

Был январь, и Йонатан собирал чемодан.

— Дай мне честное слово и поклянись на Библии и жизнью твоих родителей, что ты не выйдешь из этого дома, пока меня не будет! Va bene? He выезжай с Риккардо в село даже на время, которое нужно, чтобы выпить кофе на пьяццо, и не принимай никого из гостей! Слышишь меня, никого! Если приедет какой-нибудь ремесленник, уйди в дом и закройся на ключ! Не показывайся никому и оставайся в своей комнате. Спрячься! Это очень важно, любимая, и только если ты будешь придерживаться того, что я требую, я смогу вернуться! Возможно, это последний раз, когда я вынужден просить тебя об этом!

У Софии больше не было сил. Она не защищалась и не возмущалась, она ничего не спрашивала, просто поклялась жизнью родителей, что во время отсутствия Йонатана не будет встречаться ни с одним человеком. Да и с кем ей встречаться? У нее уже давно не было друзей.

Десять дней назад Йонатан, сидя вечером у камина, внезапно сообщил ей, что ему нужно уехать в Германию. Потому что его двоюродной сестре стало хуже. Намного хуже.

— Мне кажется, она умрет, — сказал он, — и я хочу быть рядом в ее последние дни.

София отнеслась к его решению с пониманием, хотя эта двоюродная сестра казалась ей какой-то таинственной особой. Йонатан за последние месяцы, с тех пор как побывал на похоронах доктора Кернера, вспомнил о ней всего один раз, и Софию удивляло, почему он никогда не разговаривал по телефону с ней или хотя бы с больницей, где она лежала.

— А как зовут твою кузину? — спросила она.

Йонатан замешкался всего лишь на долю секунды, прежде чем сказать «Даниэла», но София это заметила.

Двенадцатого января в шесть часов утра они попрощались. На улице было темно, хоть глаз выколи. София еще чувствовала тепло постели, когда стояла на холоде и обнимала его.

— Как долго? — прошептала она. — Как долго тебя не будет в этот раз?

— Недолго. — Йонатан поцеловал ее в глаза. — Помни, что ты обещала. Тогда ничего не случится, и я скоро вернусь. И ты все поймешь.

«Да, — подумала она. — Уезжай. Уезжай куда хочешь».

Холод, пробиравший ее, был неприятнее, чем мысль, что она остается одна. «Возвращайся и объясни мне, что случилось. Может быть, можно будет начать все с начала». С мужчиной, который уже почти пять лет не спал с ней, а предпочитал плакать по ночам перед портретом с выколотыми глазами.

Йонатан уехал. Она стояла и махала ему рукой. Он еще не отъехал далеко, как увидел в зеркале, что она уже побежала в дом. Может быть, на три или четыре секунды раньше, чем нужно, и чересчур поспешно, но эти секунды болью отозвались в его сердце.

33

Четырнадцатого января Йонатан занял позицию в лесу. У продавца спортивных и туристических товаров он купил специальную зимнюю одежду — куртку, брюки и сапоги, которые сгодились бы даже для похода в Арктику, потому что предполагал, что придется, может быть, целыми днями находиться на наблюдательном посту.

Уже десять дней температура в Германии не поднималась выше ноля градусов, земля была промерзшей и твердой. У Йонатана с собой был теплый коврик, и он надеялся, что это позволит ему хотя бы иногда садиться и вытягивать ноги. Кроме того, в просторных карманах куртки у него был горячий чай в термосе, бутерброды, карманный нож и фонарик. Свой мобильный телефон он переключил в режим «Тихо» и на виброзвонок.

Риск быть обнаруженным случайными прохожими был невелик: дорога проходила с обратной стороны дома, а здесь были сплошные заросли, и можно было предположить, что в такую неуютную погоду никто не станет прогуливаться в лесу. Учуять его могли только собаки, но об этом он не хотел даже думать. Если до этого дойдет, он как-то отреагирует.

Он ждал пять часов, пока увидел ее в первый раз. Растрепанная и заспанная, она вышла в кухню, взяла из шкафа бокал, наполнила его водой из-под крана и жадно ее выпила. Потом оперлась на стойку, постояла немного и принялась глубоко дышать. Было видно, как ее грудная клетка поднималась и опускалась.

«Словно пробежала стометровку», — подумал Йонатан.

Живот, который она поддерживала правой рукой, был огромного размера и явно вырисовывался под облегающей футболкой, в которую она была одета.

Йонатан внутренне ликовал: «Значит, я не опоздал! Я, слава Богу, приехал вовремя. И, по всей видимости, долго ждать не придется».

Какая-то машина подъехала к дому и остановилась на въезде. Это не была машина Тобиаса. Йонатан сразу это увидел.

Из машины вышла Хелла. У нее было два пакета и сумка для переноски грудных детей, на которой еще болталась бирка с ценой. Она вошла в дом. В гостиной женщины обнялись. Леония осмотрела сумку со всех сторон, просияла и поцеловала свекровь в щеку. Та улыбнулась и начала хозяйничать в кухне.

«Сейчас они будут готовить ужин, — подумал Йонатан. — Похоже, можно уйти на пару часов. Обычно дети рождаются под утро».

Он собирался вернуться на свой пост не позже полуночи.

И лишь когда шел через лес к своей машине, он заметил, насколько промерз и каким неловким стал. Он с трудом переставлял ноги, из носа текло. Простуда была совсем некстати.

Он поехал к маленькому пансионату за пределами Буххольца, где поселился под чужой фамилией, наполнил ванну горячей водой и улегся в нее. Постепенно он согрелся и почувствовал, что кровь быстрее потекла по жилам, а тело снова стало гибким. У него закрывались глаза, но он поднялся, вытерся полотенцем, оделся и поехал в маленькое бистро в Буххольце. Там он съел лапшу, выпил две кружки пива и вернулся назад в пансионат. Он настроил будильник своего мобильного на несколько минут до полуночи и моментально провалился в глубокий сон.

«Двадцать три часа пятьдесят минут. Пора вставать!» — монотонно произнес механический голос. После третьего сигнала Йонатан сообразил, что это относится к нему. В первый момент он не понял, где находится. «София…» — подумал он и протянул руку, пытаясь нащупать ее слева, рядом с собой, но рука провалилась в пустоту. Там не было постели Софии, лишь затоптанный и выцветший коврик перед кроватью.

Он моментально проснулся, потянулся и выключил будильник своего мобильного.

«ПОТОРОПИСЬ!»

Йонатан поспешно оделся, заварил чай с помощью старомодного кипятильника, который нашел в кухонном шкафу Аманды и привез с собой, налил его в термос, сунул в карман два яблока, проверил, не забыл ли карманный фонарик, и уехал.

Этой ночью он решился подойти к дому на тридцать метров. Он поставил машину на маленькой, заросшей лесной дороге, предположив, что по ней уже давно никто не ездит, и, не включая карманный фонарь, прокрался к участку, где стоял дом.

Он уже хорошо ориентировался здесь и с ходу, несмотря на темноту, нашел место, где пролежал целый день и откуда были видны гостиная, рабочая комната и кухня.