Ненависть - Петр Краснов

— Ого!.. Да, настоящiй!.. Вотъ, какъ вы тутъ въ Питерѣ пируете… Я три года такого не видалъ. У самого патрiарха такого не было.

Сѣдая борода лежала красивыми завитками на груди. Худое лицо было блѣдно и изможденно. Большiе синiе глаза, такiе, какiе были у всѣхъ его дочерей и внучекъ горѣли неукротимымъ блескомъ.

— Откуда достали?.. Только коммунисты такой и имѣютъ.

— Женя вчера получила за свое пѣнiе у красноармейцевъ и матросовъ въ концертѣ.

— Подвизается… Цѣнный подарокъ… Мы студентами были… Въ наше время артисткамъ цвѣты подносили… Бриллiанты и золото. Теперь мука и сало — цѣннѣйшiе дары стали… Квартира за вами осталась?..

— Осталась пока за нами. У насъ еще не учитывали жилплощади. Говорятъ, что у насъ не такъ тѣсно, какъ въ Москвѣ.

— Очень у насъ, Оля, тѣсно стало… Тѣсно, скучено и скучно… Жизни прежней Московской нѣтъ. Всѣ спѣшатъ куда-то… Точно гонитъ ихъ кто… А послѣ кончины патрiарха такъ и послѣдней смертной тоской на городъ повѣяло.

— Вы, батюшка, надолго къ намъ?

— Меня перевели совсѣмъ сюда. Патрiархъ хлопоталъ, чтобы въ Кiевъ меня. «Подкормиться тебѣ надобно», — говорилъ онъ мнѣ. И архiерею писалъ, чтобы въ Кiевъ, да у насъ нынѣ не патрiархъ, а Чека… Вотъ и послали меня сюда соборнымъ протоiереемъ… Списался… Я радъ… Съ вами хотя повидаться удалось. Завтра буду предстоять предь Господомъ во храмѣ.

— Вы, батюшка, у насъ и остановитесь. Я вамъ Гурочкину комнату приготовлю.

— Спасибо. Сегодня, если позволишь, устрой. Надо отдохнуть съ дороги и съ мыслями собраться… Мысли все у меня… Ну потомъ узнаете… Горами двигать… Коли Господь, сподобить. Не все же звѣри… Что твои?.. Машины?..

— Писала вамъ… Отъ Гурiя пятый годъ молчанiе. Какъ узнаешь?.. Говорятъ всѣ погибли… Которые остались, заграницу подались, тоже не на сладкое житье… Гдѣ онъ?.. Я въ поминанiе за упокой вписала. О Володѣ и говорить не хочется. Слыхала — у нихъ!.. Хуже смерти. Прости меня, Господи. Ваню въ третьемъ году разстрѣляли… Маша, какъ умерла, Мура ушла съ комиссаромъ. Нина пошла въ деревню и только мы о ней и слыхали. Вотъ что отъ насъ осталось… Можетъ быть, батюшка, Гурiй то и живъ, да вѣдь не напишетъ…

— Не напишетъ… Подвести боится. Въ Москвѣ Архаровыхъ сынъ черезъ посольство связь съ родными установилъ… Писалъ имъ… Доллары посылалъ… Ну донесли, какъ это у насъ теперь водится. Старика Архарова, семьдесятъ лѣтъ ему, — разстрѣляли… Мать сослали въ Соловки. Люди сказывали — померла старуха въ дорогѣ.

— Да за что-же…, - возмутился Антонскiй.

— У насъ это очень строго. Отецъ бѣлогвардейца… За не донесенiе, обманъ совѣтской власти и шпiонажъ… Сокрытiе иностранной валюты… Получи письмо съ заграничной маркой, или пошли письмо заграницу того и гляди притянуть… Что, почему, кому? — вотъ и шпiонажъ. Да… Житейское море воздвизаемое!.. Порастерялись всѣ. За Димитрiя, Ивана, за Марью мою кротчайшую молюсь ежечасно — да помянетъ ихъ Господь во Царствiи своемъ… Тихонъ, слыхаль отъ Надежды, — живъ. Въ горахъ кавказскихъ скитается, звѣриную жизнь ведетъ. А мы?.. Кротость ягненка… Да не лучше иной разъ волкъ ягненка? И не достойнѣе въ другой разъ злоба и ненависть, чѣмъ любовь и всепрощенiе? Бывъ въ сослуженiи съ покойнымъ патрiархомъ Тихономъ не разъ мы о семъ предметѣ со страстями препирались. Онъ съ кротостью и смиренiемъ, а я съ Туберозовскимъ[8] пламеннымъ наскокомъ.

— Ну и что-же патрiархъ?… — спросилъ Антонскiй.

— Святой человѣкъ… Только мы съ нимъ по разному святость понимали, У меня святые — Георгiй Побѣдоносецъ, Александръ Невскiй, Патрiархъ Гермогенъ, святая Ольга — Твоя, дочушка милая, святая покровительница, святый Сергiй Радонежскiй съ Монахами Пересвѣтомъ и Ослябей — у него — тихiе подвижники… священно-мученики… Молчальники…

— Нелегкое положенiе его было, — сказала Ольга Петровна.

— Кто споритъ? Прямо трагическое положенiе. Помню весну 1923-го года. Выпустили тогда святѣйшаго изъ тюрьмы, прiѣхалъ онъ къ себѣ. Горенки у него низкiя, крошечныя, самъ онъ худенькiй, маленькiй, въ чемъ душа-то держится… А вѣдь онъ — патрiархъ всея Россiи!.. Онъ, что папа Римскiй на Западѣ, то онъ на Востокѣ… Отъ Финскихъ хладныхъ скалъ до пламенной Колходы, отъ потрясеннаго Кремля до стѣнъ недвижнаго Китая — онъ!.. Патрiархъ Т и х о н ъ!!. Его слово и подвизались бы самые Ангелы за Господа Своего… А онъ?.. Вотъ онъ… Вижу его… Вечеръ… Заря Московская догораетъ и послѣднiе алые лучи играютъ на окладѣ иконъ… Онъ изъ Чека прiѣхалъ послѣ допроса… Мы ожидали его съ превеликимъ волненiемъ… Благословилъ насъ. Я и спрашиваю съ дерзновенiемъ: — «ваше святѣйшество… ну, что?.. Какъ?..». А онъ благостно такъ и съ тонкой что-ли насмѣшкой надъ самимъ собою отвѣчаетъ: — «головку обѣщали срубить».

— Батюшка, и точно такъ, — сказала Ольга Петровна, — каждую минуту смерть его ожидала…

— Ангеломъ своимъ заповѣсть о тебѣ, да никогда преткнеши ногу твою… На аспида и василиска наступиши и попереши главу льва и змiя!.. Точно смерть… Нѣтъ… Никогда они не пошли бы на его смерть. Имъ ими убитый, или замученный патрiархъ былъ много страшнѣе живого, или такъ благостно въ Бозѣ почившаго. Они и похороны ему такiя устроили и народа допустили уймы, чтобы видѣли, какъ онъ умеръ… Мнѣ разсказывали, что Ленинъ про него сказалъ: — «мы изъ него второго патрiарха Гермогена дѣлать не будемъ»… Они прежде всего — богоборцы… Крупская — жена Ленина, читала о воспитанiи дѣтей. Она-же у насъ педагогъ!.. «Тема дѣтской книги» — говорила она, — «должна быть значима, должна давать извѣстную зарядку ненависти къ буржуазiи, къ классовому врагу, должна будить активность… Въ нашихъ дѣтяхъ должны быть мiровоззрѣнiе и мораль коммунистическiя. Мелкособственническая и торгашеская мораль намъ ни къ чему. Мы должны вытравлять всякiя религiозныя вѣрованiя. Чертобѣсину» — это она такъ христiанскую религiю назвала — «надо разъ навсегда уничтожить!.. Буржуазная» — понимай: — христiанская — «мораль насквозь лицемѣрна, а мораль коммунистическая вытекаетъ изъ потребностей коллективнаго труда, коллективной жизни и борьбы за лучшее будущее всѣхъ трудящихся»… У нея — активность, коммунистическая мораль ненависти, вытравленiе религiи… Борьба!.. Ну и побѣда потому. Они такъ готовятъ съ самыхъ раннихъ лѣтъ. У нас противъ нихъ — Господь, и побѣда должна быть Господнихъ силъ надъ темными силами дiавола… Патрiархъ на борьбу не пошелъ. Онъ пошелъ на сдачу врагамъ Церкви. Онъ поклонился.

— Боялся что-ли?… — спросилъ Матвѣй Трофимовичъ|

— За себя?.. Нѣтъ!.. Ручаюсь… За себя ничуть не боялся… Онъ и на плаху пошелъ-бы смиренно, съ крестнымъ знаменiемъ, какъ истинный христiанскiй мученикъ… Но не какъ подвижникъ… Не было въ немъ подвига, было лишь смиренное подвижничество… Не скажите мнѣ, что словами играю. Истинно такъ… Онъ боялся за церковь. Въ первый годъ большевизма, въ январѣ 1919-го года, — онъ анаѳему большевикамъ провозгласилъ, а потомъ… Какъ стали большевики церкви закрывать, архiереевъ и священниковъ разстрѣливать и ссылать — устрашился… Пошелъ на поклонъ… И овладѣла тогда имъ Чека. Устроили «Живую церковь», въ православiе внесли расколъ. Разрѣшили вдовымъ священникамъ вступать во второй бракъ, каноны порушили, допустили женатыхъ священниковъ къ епископству и, какъ подхвачено это было нѣкоторыми честолюбцами съ радостнымъ усердiемъ! — ну и палъ тогда духомъ патрiархъ. Всѣ исподличались… Не стало и между духовенствомъ честныхъ людей… Ну и пропадай тогда все… Рѣшилъ: — надо церковь спасать… Его-ли слабыми руками было это дѣлать? Точно забылъ, что сказалъ Христосъ: — «Созижду Церковь мою и врата адовы не одолѣютъ ю»… Забылъ, что Господь не въ рукотворенныхъ храмахъ живетъ, но небо, престолъ и земля подножiе ногъ Его!.. Забылъ, что Церковь Божiя внутрь есть, а не наружу… Пошелъ бороться за внѣшнее — и себя измучилъ и людей ввелъ въ соблазнъ… Усумнился въ силѣ Господней…

— Батюшка… Такъ-ли?.. Сколько храмовъ закрыли… Обратили въ музеи безбожiя и склады… Сколько уничтожили духовныхъ лицъ.

— Что изъ того?.. Оставшiеся храмы переполнены… Люди стоятъ на площадяхъ, чтобы услышать молитву и Слово Божiе…

— А не думаете вы, — сказалъ Антонскiй, — что храмы переполнены не потому, что вѣрующихъ стало больше, но потому, что храмовъ стало слишкомъ мало.

— Слыхалъ я и такiе толки. Скажу: — неправда!.. Архiереевъ и священниковъ ссылаютъ на сѣверъ на тяжелыя работы, гдѣ ихъ ожидаетъ смерть — а мiряне каждую службу подаютъ записки о здравiи заключенныхъ пастырей и молятся за нихъ. Возвращаемые изъ ссылки, или тюрьмы священнослужители обременены излiянiями благодарности, любви и всякаго почитанiя — это-ли не показатель силы вѣры?.. Чека злобствуетъ… Въ Полтавѣ восемнадцать монаховъ было посажено на колъ, а потомъ сожжено, чего и въ Нероновы времена не видали… Въ Екатеринославѣ священниковъ распинали и побивали камнями… Терроръ ужасающей волной прокатился вслѣдъ за приходомъ большевиковъ къ власти — но передъ самою церковью были они безсильны. Меньше народа ходитъ въ церковь?.. Да, меньше… безусловно — меньше… Совѣтскiе служащiе боятся явно исповѣдывать вѣру… Церквей мало… Замученные, усталые, раздѣтые и разутые люди не могутъ далеко ходить… И всё таки идутъ… Большевики знали: — «поражу пастыря и разсѣются овцы»… Вотъ и пошли они ядовитымъ походомъ на патрiарха, а теперь идутъ на митрополита Сергiя… Митрополитъ Сергiй думаетъ подчиненiемъ имъ перехитрить ихъ. Нѣтъ!.. Бѣса не перехитришь!.. Онъ посильнѣе тебя… Борись съ бѣсомъ, уничтожай его, а не лукавь съ нимъ… Апостолъ Павелъ въ посланiи къ Коринфянамъ пишетъ; — «не преклоняйтесь подъ чужое ярмо съ невѣрными»… «Какое общенiе праведности съ беззаконными?»… «Что общаго у свѣта съ тьмою?.. Какое согласiе между Христомъ и Велiаромъ?.. Или какое соучастiе вѣрнаго съ невѣрнымъ?»…[9]