Кровавый передел - Сергей Валяев

— Кто это, весь в белом? — спросил я. — Весь такой как хризантема?

— Ладынин, — сказал, как плюнул, Слава.

— Суров, однако, — хмыкнул я. — Семь пядей во лбу?

— Семь пядей, но не во лбу, — проговорил мой коллега.

Мы переглянулись. Видимо, телепатия таки, как говорят в городе Одессе, имеет место быть. Потому что я и Слава поняли друг друга прекрасно. Образ самодовольного бонвивана от науки, лизоблюда и подлеца с хризантемой в петлице забродил одновременно по нашим извилинам.

— По какой части лекарь? — поинтересовался я.

— Ветеринар, — ответил Слава.

— Ветеринар?

— То ли академик, то ли профессор медико-биологических наук, — пожал плечами мой коллега. — Темненькая личность…

— …но в чистом халате, — заметил я, припоминая некоторые подробности из рассказа бывшего дипломата, а ныне цветовода-огородника о том, что Латынин-Доспехов брезговал здороваться за руку по причине своей чистоплотности. Хозяин Центра тоже ни с кем за ручку… Ну и что? Это ничего не значит. Боги с простыми смертными не якшаются, они дают ценные указания, как жить и как работать. Нет, все было бы очень просто, если прошлый Латынин есть настоящий Ладынин. Жизнь — не роман и таких совпадений не допускает.

Между тем группа руководящих товарищей энергично удалилась, как и явилась. Естествоиспытатели вновь столпились вокруг скисшего Самуиловича, подбадривая будущего Нобелевского лауреата и словом, и делом: из воздуха возникла бутылка шампанского. И в сторону ушедших граждан со смачным звуком была выбита пробка, и пышно-праздничная струя… как волна…

Мы со Славой снова переглянулись и, как люди, не имеющие непосредственного отношения к эксперименту, удалились со спокойной душой. Обедать.

Столовая в секторе А напоминала обыкновенную общепитовскую едальню. Правда, было чисто, опрятно и никто не матерился, разливая по стаканам компотную бурду.

Самообслужившись, мы со Славой сели за столик. На первое, если это интересно, был суп-харчо, на второе — котлеты де-воляй, на третье — компот из вишни. Заталкивая в пищевод столь калорийную пищу, мы вели содержательный разговор о вечных материях.

По мнению Славы, мы оказались свидетелями эксперимента, открывающего перед человечеством и человеком совершенно незнакомые доселе, так сказать, горизонты в научных изысканиях, которые связаны с проблемами Мозга.

Дело в том, что мозг человека со своими миллиардами нервных клеток есть своеобразная компьютерная система. Боженька был великий изобретатель, это правда.

Так вот, по теории Лившица-Лурье (Лурье — известный нейрохирург), девять десятых от объема человеческого мозга не функционирует. Вообще. В современной, так сказать, жизни. Эти девять десятых являются как бы хранилищем информации. Сейфом, где упрятаны секреты возникновения Первоосновы, например.

Данный эксперимент позволил взломать бронированный сейф-хранилище и проникнуть туда, куда никто из живших и живущих не проникал. В святая святых природы. В Первооснову. Что позволило увидеть зарождение жизни на планете.

Да, жизнь возникла из энергетического хаоса при чудовищном взрыве двух стихий: водной и огненной. При этом эти две стихии находились в высшей точке своего энергетического катарсиса. Иными словами, если бы встреча стихий случилась на секунду раньше или позже, то мы бы со Славой не сидели в столовой сектора А и не дули бы по третьему стакану компота. Счастливое совпадение. Я имею в виду нечаянную, но своевременную встречу двух стихий: бац-тра-татац — и, пожалуйста, жизнь на планете Земля.

Признаюсь, что мои собственные мозги от увиденного и услышанного зашкварчали, как та самая сверхволна в жерле действующих вулканов.

Слава природе, матери нашей! И позор её детям, то есть нам — людишкам, нещадно губящим ее!

— Какие ещё будут вопросы? — поинтересовался Слава; вероятно, мое состояние было близко к клиническому. Или — в очередной раз — идиотскому.

— Вопросы? — задумался я. — Ну, допустим, мы узнали, как зародилась жизнь. С Божьей помощью. А что это может нам дать, в смысле человечеству?..

— Вопрос интересный, — засмеялся Слава. — Многое. Например, бессмертие.

(О Боже! Я вспомнил себя из сна. Я тонул, помнится, в теплом пепле, а в руке моей хранился манускрипт с формулой бессмертия.)

— Чертовщина какая-то, — проговорил я вслух.

— Что?

— Бессмертие — это как?

— Ну, это, конечно, в идеальном случае. И в дальнем будущем. Нас уж раз сто как не будет, — ответил Слава. — Если же без фантазий, то сегодняшний эксперимент может подарить человечеству, прости за красивые слова, лет двести-триста.

— То есть?

— Человек будет жить примерно в три раза дольше.

— Да? — хмыкнул я недоверчиво. — А кому такая жизнь нужна? В три раза больше мучиться?

— Мы рассматриваем только научный аспект проблем, — заметил мой собеседник.

— Хорошо-хорошо, — поднял я руки. — Триста лет живет ворон… черепаха… А как человек?

— Могу лишь в общих чертах, — сказал Слава. — Все остальные вопросы к товарищу Лившицу.

— Кстати, — вспомнил я. — А что академик так к нашему Исааку не ровно?.. И нервно?..

— Это у них борьба мнений, — усмехнулся мой коллега. — У Лады, ну, Ладынина, есть своя теория. Теория внеземного происхождения жизни на Земле. Мол, летела комета с микроорганизмами, плюхнулась на нашу мертвую планетку. И слава внеземному Творцу… Ну и так далее.

— Ну и что?

— Запретили Самуилычу экспериментировать: мол, и теория неверна, и электричества пожирает «Альта» до хрена, — прорифмовал Слава.

— Хрендя, — согласился я. — И до чего, значит, Лившиц дотрекался?

— Как? — не поняли меня.

— Чего сообразил-то?

Слава пожал плечами и в общих чертах объяснил мне новейшую теорию гражданина и человека Лившица И.С. Как известно, человеческий мозг есть компьютерная система. Следовательно, эта система имеет всевозможные программы жизнедеятельности человека. Но если есть программа Жизни, то должна быть и программа Смерти. Последний эксперимент дает возможность узнать структурное строение Первоосновы. Расшифровав структуру Первоосновы, можно будет вскрыть программу Смерти. И попытаться её перепрограммировать. Изменить исходные данные, заложенные природой-матушкой. В позитивную, разумеется, сторону. Например, замедлить общее старение клеток, что увеличит функциональную их деятельность в два-три раза. То есть у человечества есть шанс жить столько, сколько живет ворон или там черепаха. Правда, чтобы добиться такого сногсшибательного результата, нужны годы на исследования, если не десятилетия.

Какое счастье, что я не ученый-практик, подумал я, с моим-то терпением. Нет, лучше жить без этих сумасшедших фантазий и проблем. Жить сегодняшним днем и сегодняшними проблемами. У меня, недоучки, единственная проблема — прорубиться в Первооснову Центра, в «Гелио», в солнечную зону. (Гелио — это солнце.) Представляю, если в секторе А проводятся такие ультрасовременные эксперименты, то какие же изыскания ведутся там, в солнечном ядре? Одна надежда, что большинство ученых мужей не ведают, что творят. Наука — ради науки. А властолюбцы и политиканы, используя научно-технические разработки, обтяпывают свои мелкие делишки. Коли допустимо в принципе перепрограммирование в таких глобальных масштабах, то уж запрограммировать несколько десятков телесных мешков с дерьмом на самоуничтожение?..

— Кажется, наш Саша находится под глубоким впечатлением? — спросил мой собеседник. — У тебя такое выражение, будто сидишь на ядерном облачке!

Я промычал нечто неопределенное и перевел разговор на более земную (подземную?) проблему. Почему, к примеру, среди научного люда нет научных дам? Без женщин жизнь, даже под землей, пресна.

— У них же мозги куриные, — удивился Слава. — И потом, они болтливые… А у нас суперсекретность; сам видишь, все под электронным контролем. Козявка не проползет.

Кто бы говорил о болтунах, только не Слава. Что-то он слишком говорлив для суперсекретного объекта. Но я решил быть простачком и выжать по возможности всю полезную информацию. Хотя бы в общих чертах.

Я поинтересовался, чем занимаются в секторах Б и В. И в зоне «Гелио». Слава улыбнулся: мол, не агент ли я ЦРУ? Я признался: агент КГБ. Тогда такому агенту полезно знать, что если в секторе А занимаются проблемами прошлого, то в Б — проблемами будущего, а в секторе В — проблемами настоящего. Зона же «Гелио» закрыта; толком неизвестно, чем там занимаются. И вообще мне бы не мешало полистать специальную новую литературу, чтобы быть на острие научно-технических изысканий.

На том и порешили, заканчивая обед. Пока принимали пищу и вели светскую беседу, я пытался угадать, кто из научного люда мог быть моим неожиданным ночным гостем. Угадать было невозможно. Все были на одно лицо, к тому же одеты и не светились фосфорически. Да и на меня никто не обращал внимания, будто я находился в данном коллективе не первый год.