Чужие грехи - Валерий Георгиевич Шарапов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Единственное, что не понравилось девчонкам: коллектив у них в этой смене был исключительно женский, без парней. Антонину же такое положение вполне устраивало. Ни к чему ей эти интрижки, сцены ревности… Поздним вечером девчонки сидели на лавочке за своим корпусом. Закончился трудный день, все отдыхали. Лагерь уже спал. Говорят, что все было невинно, но бутылочка вина, привезенная из города, все же присутствовала. Ладно, невелик грех. Девушки современные, бойкие, раскрепощенные. Может, и курили, кто их знает – но так, чтобы взрослыми себя почувствовать. Полная тьма опустилась на лес.
Почему так затянулось общение – одному богу известно. Вдруг они услышали сдавленный вскрик – будто бы ребенок крикнул. Значения не придали, только удивились. Звук повторился – насторожились, стали прислушиваться. Точно – где-то за подсобками стонал ребенок! Девушки всполошились, трусихами они не были и к своим обязанностям относились ответственно. У Даши был с собой фонарик (не разливать же вино в темноте), кинулись на крик, сломя голову. Обогнули пустующие подсобки, определили, что стон доносится из кустов за пределами лагеря, бросились туда. Видно, не кричали по дороге, иначе преступник сразу бы ушел.
Даша первой выскочила на маленькую полянку, осветила кусты. На земле лежало скрюченное тельце ребенка. Тут же показалось искаженное мужское лицо – его осветили на несколько секунд, хорошо запомнили. Вроде молодое, но не точно. Дружно подняли крик, даже не сообразив, что происходит. Злоумышленник пустился наутек, пробился через кусты и был таков. Его не преследовали, на это смелости уже не хватило. Бросились к мальчишке – слава богу, преступник не успел совершить злодеяние! Но был близок к этому. Мальчишку усыпили хлороформом – но не так, чтобы он не мог стонать, чувствуя боль.
Сначала ничего не поняли, что такое педофилия, советская молодежь просто не знала! Мальца привели в чувство – он плакал, жаловался, что дядя сделал ему больно. Его оттащили в лагерь. Административный корпус встал на уши. Забегал персонал, вожатые. Вызвали из города Антонину, она примчалась на рассвете. Тем же утром прибыла милиция. Мальчика звали Петя, его совсем недавно приняли в пионеры. Маленький, робкий, немного тормозной – он совершенно не помнил, что случилось. Спал уже, захотел в туалет, пошел в отхожее место – а оно на улице, рядом с рукомойниками. Не дошел, кто-то напал сзади, зажал рот, перед глазами все поплыло… Потащили куда-то, бросили на землю, стали делать больно… «Петя и волк», – цинично пошутил кто-то из оперативников.
Тем же утром приехали родители, увезли ребенка в город. Фамилия у них была, кажется, Осипенко. Мама затеяла скандал, но ей быстро заткнули рот. Шумиху не поднимали – пришло строгое указание от властных структур. Милиция работала, но без задора. С девушек сняли показания. Лицо преступника они запомнили отлично, описали его во всех подробностях. Милиция проверила всех мужчин в лагере – ни один не подошел. Проверили жителей соседней деревни – тоже никаких совпадений. Работали там намедни электрики, чинили порванную проводку – и среди них злодея не оказалось. Девушки решительно качали головами. Сделали вывод, что преступник пришел со стороны – мало ли откуда. Милиция проработала два дня, ничего не выяснила. Дело замяли, чтобы не пугать общественность и не дискредитировать воспитательский состав. Мама у Пети работала медсестрой, папа – слесарем на заводе, не такие уж и важные птицы. Тем более все живы, а психологическая травма у ребенка – дело житейское. В лагерь приняли нового сторожа – молодого и малопьющего, этим все фактически и ограничилось.
– И это все? – недоверчиво спросил Алексей.
– Все, – кивнула Антонина, – уж можете мне поверить. Милиция сделала свое дело. Ну… так они сказали. Дети толком ничего так и не поняли. С вожатыми и персоналом, включая меня, провели разъяснительную работу – чтобы не болтали языками. Я не могла понять, почему так быстро прекратили расследование? Но что я могла сделать? Вы лучше меня знаете, как у нас затыкают рты…
Женщина смутилась, но Алексей сделал вид, что ничего не слышал.
– Впоследствии пару раз для вида приезжали оперативные работники – вот как вы сегодня, что-то спрашивали, записывали. Потом перестали приезжать, все успокоилось. Девушки доработали до конца смены – на большее и не договаривались. Ничего подобного за последующие годы не было. Жили спокойно… пока вы сегодня не напомнили об этом ужасном событии.
– А с этой девушкой что? – Алексей ткнул в фото Анны Лучинской.
– Не знаю такой, – покачала головой Антонина. – Нет, правда, не знаю… – она всмотрелась, пожала плечами.
Что-то щелкнуло в голове. Еще не все встало на свои места, но движение шло.
– Разрешите воспользоваться телефоном, Антонина?
– Да, конечно, Алексей. В город – через восьмерку.
В отделе никого не было – разошлись работнички. Кот из дома – мыши в пляс. Чертыхнувшись, он набрал Лиду. Та отозвалась.
– Зачастили вы что-то, Алексей Егорович. Хорошо, что муж в душе, а ребенок до сих пор гуляет…
– Это по работе, – перебил Разин. – Выяснили все, что я вам поручил?
– Смотря что вы поручили, Алексей Егорович…
– Где летом 72-го года проходила практику Анна Лучинская?
– Работала вожатой в пионерском лагере, Алексей Егорович. Практически весь июнь.
Алексей недоуменно посмотрел на Антонину. Та не знала, о чем речь, молчала.
– Лидия Александровна, это точно? Ошибки быть не может?
– Алексей Егорович, это документально подтвержденный факт.
– Подожди, давай заново. 72-й год, июнь месяц, пионерский лагерь «Орленок-4»…
– «Орленок-3» – поправила Лида.
Да ладно… Снова щелкнуло в голове. Он поблагодарил, повесил трубку.
– Антонина, «Орленок-3» далеко?
– Не очень, а что? – в глазах собеседницы заблестел интерес. – Можно доехать, но это в объезд по разбитой дороге. Можно дойти пешком напрямую через лес – минут пятнадцать ходу, тропа ведет прямо в их лагерь…
Спустя минуту выяснился еще один интересный факт: мужчин в соседних лагерях сотрудники милиции семь лет назад не проверяли. Посчитали бессмысленным, а может, фантазии не хватило. Директор «Орленка-3» – пожилая женщина Алевтина Ильинична Малышева, Антонина ее хорошо знает. Порядочный человек, заслуженный работник народного образования. Семь лет назад она там точно директорствовала. На месте ли Алевтина Ильинична? Почему бы нет?
– Позвоните ей, пожалуйста, Антонина, – взмолился Алексей. – Извинитесь от моего имени, скажите, что черед двадцать минут я к ней прибегу.
Он вышел через заднюю калитку и быстро пошел по освещенной лунным светом тропе. Деревья подступали к дорожке, касались головы густыми лапами. Иногда приходилось нагибаться. Лес вставал плотной стеной, лишь иногда между деревьями серели разрывы.
Здесь пролегала глухая низина.
