Один день в Древнем Риме. Исторические картины жизни имперской столицы в античные времена - Уильям Стирнс Дэвис

классы в Риме, вне всякого сомнения, одобряли их. Когда каждый из слушателей по очереди поднимался на помост в зале своей школы и начинал произносить свою suasoria[171] или controversia (речь, убеждающую в обратном), все его сотоварищи должны были восклицать на греческом «Euge!»[172] или «Sophos!»[173] при каждом приведенном убедительном аргументе или кульминационном моменте речи. Считалось хорошим для них тоном по крайней мере один раз за время речи вскочить со своих мест и разразиться общей овацией – ее должен был услышать каждый – по окончании собственной речи.

Затем на помост поднимался преподаватель юного оратора. Он демонстрировал слушателям, как правильно жестикулировать во время речи, чтобы одеяние оратора ниспадало живописными складками; разбирал содержание речи и повторял приведенные в ней аргументы, показывая, как можно было лучшим образом обыграть тот или иной довод; как историческими аллюзиями, призывами к богам, ценностям прошлого или даже к воле правящего императора усиливать эффект речи; как следовало в тот или иной момент повышать или понижать голос и т. д. и т. п. Если даже единственным эффектом речи выступления было воздействие на слух собравшихся в аудитории, то результат считался достигнутым. Слушатели послушно аплодировали своему преподавателю, с еще большим энтузиазмом – сотоварищам и расходились, причем каждый тревожно думал: «Когда же я смогу произнести свою первую речь перед претором?»

Философские исследования: торжество морализаторства. Для довольно большого числа римских аристократов-интеллектуалов даже уровень школ риторики считался недостаточно высоким. Они изучали философию; и порой даже отправлялись в Афины (в это время тихий, восхитительный университетский город), чтобы слушать там лекции мнимых преемников Эпикура или стоика Зенона, хотя особой необходимости следовать за ними не было. Необходимо отметить, однако, что проявлять время от времени поверхностный интерес к философии становилось престижным[174]. Существует множество историй о том, как знатные римляне заключали договоры с философами, которые должны были читать им лекции, пока аристократы возлежали в своих паланкинах, которые проносили взад и вперед под портиками их вилл; и даже о женщинах, которые слушали мнения профессиональных философов по тому или иному вопросу каждое утро, пока их служанки укладывали им волосы в прически.

Можно даже не упоминать о том, что подобные персонажи не привносили ничего нового в уже имевшиеся философские предположения о загадке человеческого существования; однако порой их потуги на морализаторство выглядели более чем смешными. До сих пор среди людей ходят истории об Агриппе, знатной жертве императора Нерона. Когда он схватил лихорадку, то сразу же продиктовал панегирик ее моральному великолепию. Император отправил его в ссылку – он тут же написал трактат, доказывающий полезность изгнания. Будучи прощенным, он был назначен верховным судьей и прославился тем, что, осуждая кого-либо, увеличивал его страдания – обязывал прослушать долгую речь о том, что наказание назначается для собственного блага виновного!

Детские игры. «Морра» и кости. Мы уделили довольно много времени обучению молодых людей Рима философии. Давайте же вернемся теперь к одной из первых тем – играм молодых римлян, да и более старших людей. Прятки, догонялки, различные их разновидности и подобный им спорт можно было увидеть на каждой улице и в каждом пыльном углу этого громадного города. Любимая игра детей называлась «Царь» – в ней группа детей выбирала Rex, который велел им выполнять ту или иную глупость. Не хватит времени и фантазии описать все те глупости, которые придумывал водивший. Со временем стала весьма популярной «Морра» (micare digits), в которой два человека по команде выбрасывали вперед руку с отогнутыми пальцами и каждый из игроков старался первым выкрикнуть общую сумму пальцев раньше, чем это сделает другой. Вскоре эта игра превратилась в любимое, хотя и весьма шумное времяпрепровождение. В харчевнях и тавернах в нее часто играли друзья, которые хотели решить, кто будет платить за общее угощение.

Довольно рано юноши, равно как и девушки, учились также метать кости, – обычные кубы с шестью гранями, но иногда – и в виде вытянутых брусков с цифрами «2» и «5» на широких боковинах и без всяких цифр на узких гранях. Почти всегда игравший использовали три кубика, сделанные из кости или древесины. Игра эта породила выражение «три шестерки или три пустышки», что стало синонимом понятия «все или ничего».

Сложные настольные игры: «Разбойники». Помимо примитивных бросков костей у римлян было две игры, осуществлявшиеся на специальных игровых досках в соответствии с правилами, предусматривавшими высокий уровень мастерства. Вы можете сразиться в игру Duodecim scripta, весьма напоминавшую нарды более поздних эпох; в ней пятнадцать белых фишек и столько же черных передвигаются по доске, разделенной двенадцатью двойными линиями (откуда и происходит название игры), в соответствии с выпавшими на костях очками. Более абстрактная и интеллектуальная игра – Latrunculi («Разбойники»), в которой не бросали костей, а правила ее, как можно предположить, в значительной степени напоминают шашки или шахматы позднейших времен. Часть участвующих в игре фигур носит название «солдат», остальные – «офицеров», а ходы осуществляются в соответствии с тщательно разработанными правилами[175]. Разумеется, эти развлечения не были спортом юных римлян, игрой наслаждались консулы и императоры, порой забывая обо всех проблемах, кроме тех, что возникали на игровой доске. Энтузиасты этих игр с гордостью повествуют о случае, происшедшем с Юлием Каном, одной из жертв безумного императора Калигулы. Кан был заключен в тюрьму, но его друзьям могли навещать его. Однажды заключенный и пришедший к нему друг играли в «Разбойников». Когда в камеру вошел центурион и велел Кану следовать на казнь, тот тут же встал из-за игральной доски, но все-таки тщательно сосчитал на ней фишки, сказав при этом своему другу: «Послушай, только не говори после моей смерти, что ты выиграл». Затем, повернувшись к центуриону, произнес: «Пожалуйста, будь свидетелем, что у меня на одну фигуру больше» – так стоицизму нашлось место даже за игорным столом!

Игры на открытом воздухе. Игры в мяч. Среди всех развлечений на открытом воздухе у молодых римлян, да и у их более старших сограждан, довольно значительное место занимали имевшие досконально разработанные правила игры с мячом. Существовали различные их виды, которые в той или иной степени стояли ближе к ручному мячу, теннису и даже к поло, но ничего похожего на бейсбол, футбол или крикет не было. Наиболее распространенной игрой являлся trigon, при котором три игрока стояли по углам треугольника и перебрасывались тремя или даже шестью мячами (при этом некоторые из них подбрасывались с довольно большой скоростью); суть игры заключалась в том, чтобы не дать им коснуться земли. Участники стояли довольно близко друг к