Война мёртвых - Александр Михайлович Бруссуев

«Барахтаться можно только в воде!» — вскричал я в мыслях.

Хотя, поглубже поразмыслив, придумал, что и в снегу — тоже, и в грязи. Однако там, где барахтаются, всегда есть место для воды. Там же у них свободной аш два о пока не встречалось. Разве что лед Коцита, так им как раз туда и надо.

Странно это. Река Стикс, по которой Харон сплавляет умерших, не из жидкого же азота сделана. А в Манале[74], куда мама Лемминкайнена-Каукомъели[75] ходила, и вовсе вода двух сортов: живая и мертвая. Да и Данте реку Ахерон поминал, которая то ли течет, то ли вытекает из Стигийского болота.

«Должна быть вода! — уже более уверенно подумал я. — «Вода — это всегда проводник. Если по земле пешком идти год, то по воде за полгода. Или месяц. Или даже за день. В зависимости от состояния воды и ее электропроводности».

Надо искать воду. Чтобы побарахтаться.

21. Озеро слез

Илейка остановился и невнятно что-то пробормотал.

Что вы говорите? — поинтересовался бес, опять спикировав вниз.

Да так и скажу! — сердито отозвался лив. — Парни, подождите.

Парни подождали, недоумевая, чем так озабочен их могучий товарищ.

Илейка откашлялся в кулак, Ропот с интересом смотрел на него.

Должна быть вода, — сказал он. — Вода — это всегда проводник. Если по земле пешком идти год, то по воде за полгода. Или месяц. Или даже за день. В зависимости от состояния воды и ее, так сказать, электропроводности. Тьфу ты черт, что за слово на ум пришло!

Ну? — спросил бес с интересом.

Чего — ну? — возмутился лив. — Сам сказал, чтобы мы сами барахтались. Так веди нас к этой самой воде, чтобы мы барахтаться начали.

А ведь верно! — обрадовался Тойво. — И Спаситель по воде, аки посуху ходил. И Моисей, то есть, Вяйне Мёйсен, через воду прошел так, что все его враги остались далеко-далеко. Должна быть вода!

Она есть, чего вы шумите, — пожал плечами бес. — Вон, у душ спросите — они тоже знают.

Охвен почесал в затылке, словно бы припоминая что-то. Ему на помощь пришел Мортен.

Озеро слез, — сказал он. — В нем рыбы не водятся.

Но из воды оно? — спросил Тойво.

Да, конечно, из воды, — обрадовался Ропот. — И воды в ней столько, сколько «за время всех войн жены и матери пролили слез»[76].

Считалось, что конечное искупление грешников проходит через озеро слез. Хотя трудно сказать, когда кто-то возносился последний раз. Душ в раю не прибывает. Дьявольские генералы решают, кто уже созрел для «продвижения». Им, вероятно, ангелы дают отмашку, а бесы безошибочно находят нужную душу. Вытащат ее из круга, где она тянула свою исправительную лямку, отнесут к ближайшему водоему — и там и утопят. Концы, как говорится, в воду.

А дальше уже другое дело — райские кущи, спокойствие и умиротворение. Вылез из воды в Эдеме, начинай себя чувствовать по-другому, по-новому.

В принципе, такой процесс был установлен изначально и мог быть применен к любой страдающей душе, разве что те, кто ползают в бассейнах с дерьмом, никогда не получат искупления. Ну, да они все знали, на что шли по жизни.

Однако неведомо когда конвейер, поставляющий в рай новых праведников, дал сбой. То ли испортился, то ли его просто остановили. Верить в то, что души перестали искупать свои деяния, не хотелось никому. Страдания могут длиться бесконечно, но и надежда крепнет с каждой принятой мукой. Без надежды даже хаос не формируется.

Так, дополняя друг друга, Мортен и Охвен поведали людям о былом порядке вещей. Ропот в беседе участия не принимал, он улетел так высоко вверх, что полностью потерялся из виду.

Ну, так давайте к этому озеру двигаться, раз ничего другого придумать не можем, — предложил Илейка.

Что же нам, в самом деле, всю жизнь по этой пустыне ходить? — повторил слова Сухова[77] Тойво.

Только вот такое дело, — как бы нехотя сказал Охвен. — Мы уже проходили через Озеро слез.

И привело оно нас к вам, — добавил Мортен. — Мы из камня-портала вывалились.

Ну и что, хотел сказать Тойво. Ну и что, хотел сказать Илейка. А то!

Не все, оказывается, возносятся. Есть, по слухам, и такие, которые истаивают в этом озере на нет. Как кусочек сахара. Может, к жизни возвращаются — это еще реинкарнацией называется. А может быть — самый настоящий конец. Никто не знает.

Нигде, кроме Земли нет тюрем. Господь создал людей свободными, поэтому ограничивать свободу не должен никто. Даже здесь, на красной планете, каждый волен идти, куда ему возжелается. Бесы, конечно, мучают души, но они не засаживают их в клетки, где бы могли держать несчастных, сколько им заблагорассудится.

Однако существует одно состоянии души, которое уже не назвать ни существованием, ни посмертным бытием. Это — ничто. И оно весьма напоминает тюремные застенки.

Бес не может осознанно лишить душу права на существование. Душа — бессмертная субстанция. Тем не менее ее можно довести до кондиции, когда она перестает функционировать. Пережарят на сковороде по недосмотру, вытащат за ноздрю — а она уже того, с копыт, не шевелится даже. Да и пес с ней, вылезет где-нибудь из грязи, будет дальше страдать.

А вот с теми душами, которых бесы по злому своему умыслу доведут до окончательной «смерти» от нанесенных увечий, не совместимых с дальнейшим бытием, дела обстоят не так ровно. Они больше не вылазят из грязи. Их больше не существует ни в каком доступном мире. Кончилась душа.

ЭМС[78] осталась. Это такая частица, наподобие электрона в электрической цепи, только она в клетке, такой же микроскопической. Нет у нее, этой частицы, ничего от сознания, ничего от памяти, ничего от надежды. Клетка — весь ее мир. Хотя, наверно, правильнее сказать — вся ее тюрьма. Из них состоит Вселенная, только в одних клетках пусто, а в других ЭМСы трутся. Шансов, что Творец из этой самой «искорки» раздует «пламя» — нет практически никаких. Полный копец это и для человека, и для человеческой души, да и для ЭМС тоже.

Казалось бы, чем не рычаг давления для всяких демонов? Под страх окончательной «смерти» можно подвести любую идеологию, в том числе и совершенно бесовскую. Не тут-то было. Не могут бесы по собственной воле убить человеческую душу.

Они от этого сами уничтожаются, то есть, самоуничтожаются к едрене-фене.

Но тут на память сразу приходит ветхозаветный Велиал. Как же так: он сидел