Весь свет 1981 - Анатолий Владимирович Софронов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В назначенный день мы встретились у входа в отель и отправились в Александру, это в шести милях за городом в противоположную от Соуэто сторону. Мы ехали через прелестные окраины Иоганнесбурга: широкие, чистые улицы, шикарные виллы, окруженные ухоженными лужайками, ровнехонькими живыми изгородями, обязательными искрящимися голубизной бассейнами. Всюду по пути нам попадались отдельные автобусные остановки для черных и для белых.
Первое впечатление, которое произвела на меня Александра, — огромная помойка. Везде громоздились кучи мусора, словно жители давно прекратили с ним бороться и махнули на это безобразие рукой. В Соуэто я видел хоть и разбитые, но дороги, хоть и уныло-однообразные, но все-таки дома, здесь же, в Александре, дороги заменял путаный клубок узких, заваленных мусором тропинок, вытоптанных в голой земле многими тысячами человеческих ног, тропки эти там и сям бежали через мелкие лощинки и овраги, а иногда и просто терялись в буйных зарослях сорной травы. Когда-то аккуратные домики превратились в дышащие на ладан развалюхи, залатанные где жестью, где картоном, где просто пластиковыми полосами, их убожество еще больше подчеркивалось уродливыми жестяными строеньицами, разбросанными вокруг каждого домика. Из середины этой мусорной кучи вырывались вверх два десяти- или двенадцатиэтажных прямоугольных здания из красного кирпича, строго делового вида, они как бы презирали царящее вокруг запустение, хотя были от него неотделимы.
Это были общежития для черных — дешевой рабочей силы, столь необходимой для многочисленных промышленных объектов, росших вокруг Иоганнесбурга словно грибы. Архитектурный замысел общежитий прост — разместить как можно больше людей на минимальном пространстве, и здания эти с крохотными комнатенками-сотами напоминали перенаселенные ульи. Так называемые удобства — холодная вода и туалеты — имелись только на одном этаже.
Большинство африканцев, работающих в Иоганнесбурге и на его окраинах, — это молодежь, родившаяся в гетто, подобных Соуэто и Александре. Очень многие приезжают сюда работать из Трансвааля, Транскея, Зулуленда и других районов страны, хватает здесь и иммигрантов из Родезии, Ботсваны, Лесото, Свазиленда и даже Мозамбика. Приезжим рабочим запрещается привозить с собой жен, и семьи они могут навещать лишь раз в году, на рождество, когда им разрешается съездить домой.
— Общежития всегда переполнены, и освобождающиеся места мигом занимают, — пояснил мой спутник.
— А где живут рабочие, которые ждут места в общежитии?
— Вы действительно хотите посмотреть?
Он повел меня в сторону хибар, путь наш лежал через груды мусора, мимо частично огороженной, но не покрытой сверху ямы, которая, видимо, использовалась как общественный туалет. Рядом была водопроводная труба с краном. Мы вошли в один из этих жалких домишек, мой спутник постучал во внутреннюю дверь, распахнул ее, и мы оказались в убогой клетушке примерно два с половиной на два с половиной метра. Хотя на улице ярко светило солнце, в комнате стояла почти полная темнота. Единственное окно было наглухо заложено джутовой мешковиной. Возле одиноко горевшей свечи, сгорбившись, сидел молодой парень и что-то ел, доставая пищу руками из металлической миски. У каждой из трех стен — по койке, парень сидел на краю одной из них. Он сказал нам, что всего в комнате живет шесть человек, спят по двое на койке. Ни электричества, ни воды, ни туалета, ни солнца, ни воздуха. Все время на глазах у других.
— О господи! — вырвалось у меня.
— Доходит, да? — спросил мой товарищ. — Я иногда читаю, как американские черные выступают за улучшение жилищных условий. Мы бы поменялись с ними не глядя и считали бы себя счастливцами. Не так-то просто остаться человеком, если живешь в такой вот комнате!
— И что же, эти рабочие не предпринимают никаких действий?
— Действий? О каких действиях вы говорите? В этой стране ты либо работаешь, либо подыхаешь с голоду. Получил работу — держишься за нее обеими руками, потому что знаешь — стоит тебе поскользнуться, на твое место сразу выстроится очередь. Действовать! Забастовку, что ли, устроить? Так не успеешь оглянуться, как окажешься за решеткой! С черными тут не очень-то церемонятся, не забывайте.
Неудивительно, что белый гид ни словом не обмолвилась о том, в каких условиях живут приезжие рабочие. А ведь за жизнь в такой барсучьей норе им еще приходилось платить!
— Ну что, хотели бы пожить здесь недельку-другую? — с кривой улыбкой спросил поэт. — А люди живут, растят здесь детей. Да, да, здесь, вот в этих гнусных дырах! Боже мой, ведь это бесчеловечно!
— Согласен.
— Ах, вы согласны? — Он круто повернулся ко мне, кожа на его худом лице натянулась от гнева. — Вы согласны! Что ж, это очень великодушно с вашей стороны. Только через несколько минут вы отсюда уйдете, уйдете в свой шикарный отельчик. Примете горячую ванночку и смоете все воспоминания об этих омерзительных трущобах. Согласны! Это мило. Очень мило! Мы тоже согласны, но нам приходится жить в этом дерьме. И платить за удовольствие. Это вы понимаете? Платить за право жить в этих грязных и вонючих дырах!
В один из вечеров я попросил швейцара отеля вызвать такси, чтобы съездить в Парктаун, жилой квартал Иоганнесбурга, куда меня пригласили на обед. Когда такси подъехало, швейцар распахнул для меня дверцу и дал белому водителю адрес. Машина тронулась, но я видел, что водитель сосредоточенно рассматривает меня в зеркальце. Наконец он не выдержал:
— Вы из Ботсваны?
— Нет. Я не африканец.
— А-а, значит, вы почетный гость из-за океана.
Он был очень доволен собой, словно угадал ответ на главный вопрос в телевизионном конкурсе.
Когда я расплачивался, водитель протянул мне карточку с названием и номером телефона его таксомоторной фирмы. Вечером, собираясь возвращаться, я позвонил по этому номеру и заказал машину. Потом попрощался с хозяевами и вышел на улицу. Вскоре подъехало такси.
Я открыл дверцу, чтобы сесть, но водитель остановил меня:
— Эй, погодите-ка минутку. Это не для вас.
— Почему не для меня?
— Это такси для белых. Возить небелых не имею права. — И он протянул руку, чтобы захлопнуть дверцу.
Итак, это случилось. Как ни старались местные власти все предусмотреть, «оградить» меня, это все-таки случилось. Меня вдруг охватил гнев при мысли о том, что вот сейчас машина уедет, а я останусь стоять здесь, беспомощный, в незнакомом месте, за несколько миль от центра города. И я решительно влез в машину.
— Я вас не повезу, — стоял на своем водитель.
— Значит, будем сидеть здесь до второго пришествия! — Мой гнев вырвался наружу. — Я заказал такси, и вы приехали, чтобы отвезти пассажира в отель «Ленддрост», так или нет? Этот пассажир — я, и из
