Рай на заказ - Бернар Вербер

— Это вы прислали анекдот про телеведущего?

— Да, я точно помню. Мне его рассказал Бертран. Это было довольно давно, но я помню, что мы тогда чуть не умерли от смеха. Популярным его сделал комик Тристан, но первыми о существовании этого анекдота узнали мы. Мы — это мой шурин и я. Бертран как-то сказал: «Надо же, эта парижская знаменитость сперла у меня анекдот! Но я не в обиде, он ужасно смешно его рассказывает».

Тристан как бы невзначай прикрыл рукой нижнюю часть лица.

Бертран Легерн был похож на большую цаплю, которая то и дело покатывается со смеху.

— Скажу вам прямо: время анекдотов наступает, когда разговор как таковой уже окончен. Когда я беру слово, это означает, что все темы исчерпаны. Я символизирую полный крах межличностного общения. Как правило, за время беседы темы сменяются в следующем порядке. 1. Еда: блюда и вина, которые подают на стол, обсуждение рецептов и тому подобное. 2. Сплетни: кто с кем спит, кто разводится, кто изменяет, кто завел ребенка. 3. Футбол: какой клуб лидирует в чемпионате страны и на каком месте оказалась наша местная команда. 4. Далее разговор, как правило, сворачивает на политику. Иногда в связи с футболом обсуждаются и другие местные проблемы. Затем собеседники переходят на уровень выше, к национальным клубам и новостям в масштабах страны — например, с кем спит президент Франции, — а также ругают новые дурацкие законы, которые вот-вот будут приняты там, «наверху», в Париже. 5. Проблемы безопасности: у кого недавно угнали машину, кого ограбили. Потом переходят к культуре: кто что видел по телевизору; интеллектуалы обсуждают новые фильмы на DVD или в кино. Когда с фильмами покончено, кое-кто пытается говорить о книгах, но это наводит тоску. Вот тут собеседники поворачиваются ко мне и просят: «Бертран, расскажи анекдот!» Наступают мои четверть часа славы. Постучав ножом по бокалу, я требую полной тишины. У детей начинают блестеть глаза, а Жислен достает записную книжку и ручку. И тогда я начинаю свое маленькое представление. Со временем я усовершенствовал свое шоу — научился изменять голос, когда говорю за разных персонажей, отработал мимику. Я думаю, что кино, театр и даже телевидение начались именно с анекдота, рассказанного на разные голоса в сопровождении мимики.

Бертран Легерн втянул голову в плечи и захихикал, сотрясаясь всем телом. Он стал похож на тощего великана, кудахчущего от смеха.

— А откуда вы берете все эти анекдоты? — спросил Тристан.

— Я?.. Так и быть, раскрою вам секрет. Я узнаю их от кюре приходской церкви, которая стоит тут неподалеку.

— И анекдот про телеведущего?

— Совершенно верно. Я очень хорошо помню этот анекдот. Мне его рассказал кюре, и задолго до того, как Тристан сделал его популярным! Мы тут, в Карнаке, узнаем анекдоты задолго до того, как они попадают в Париж. Мы вообще узнаем их раньше всех.

— И как вы это объясняете?

— Думаю, тут это просто носится в воздухе. Бретань — совершенно особенный, сказочный край. Лес Броселианд[55] совсем недалеко отсюда. Нашими шаманами были друиды, и устные традиции здесь сохранились, несмотря на телевидение и Интернет. Детям до сих пор рассказывают сказки на ночь. Феи и домовые по-прежнему населяют наши песчаные равнины, и по ночам можно услышать кельтские напевы, под которые сказочные существа танцуют при луне. Мы — самая выдающаяся на запад часть Европы. Мы просто самая выдающаяся ее часть.

Тристан всерьез задумался, не связано ли появление анекдотов с каким-то волшебством.

— Итак, анекдот про телеведущего вам рассказал кюре… Как его зовут?

— Отец Франк Лабревуа. Хотите еще анекдот на посошок? Слышали про двух вампирш-лесбиянок?

Тристан начал отступление:

— Э-э-э… Нет, спасибо! Мне пора.

Однако Бертрана Легерна уже охватило упоительное чувство, известное каждому рассказчику. Он словно оглох и продолжал, наслаждаясь каждым словом:

— Прощаясь, они говорят: «До встречи через двадцать восемь дней!»

Бертран Легерн расхохотался. Тристан чувствовал, что очень устал. Вероятно, думал он, анекдотами, как и всем остальным, не стоит злоупотреблять. Или, может быть, он, профессионал, стал слишком разборчив, все время стремясь к совершенству. Привык к хорошей кухне вместо полуфабрикатов. А тут он получил огромную порцию фастфуда.

— Отличный анекдот, да? — не отставал Легерн и загоготал, втягивая голову в тощие плечи.

Тристан Маньяр напомнил себе, что блестящим началом своей карьеры он обязан в том числе и этому человеку.

— Большое спасибо, до свидания!

— До встречи… через двадцать восемь дней! — весело попрощался Легерн.

Кюре Франк Лабревуа встретил Тристана Маньяра в старой романской церкви Карнака, куда свет попадал через узкие окна с витражами. Священник провел посетителя к исповедальне:

— Слушаю вас, сын мой. Вы согрешили?

— Я пришел к вам, святой отец, не потому, что согрешил, но чтобы задать один вопрос.

— О рае?

— Нет, о телевидении. Или, если точнее, об анекдоте, действие которого происходит на телевидении. Насколько я знаю, это вы его придумали.

— А! Тот, где в конце выясняется, кто же это был, потому что у него микрофон и… — Франк Лабревуа подавил смешок. — Здорово, да? — спросил он.

— Действительно, просто великолепно.

— Кажется, какой-то парижский комик прославился, рассказывая его. Говорят, что его карьера началась с этого анекдота.

— Верно. Мне сказали, что впервые этот анекдот появился здесь. Это вы его сочинили, святой отец?

— О нет, сын мой. Все, что появляется в нашем мире, возникает согласно Его воле.

— Вы хотите сказать, что этот анекдот вам рассказал… Бог?

Священник снова еле слышно фыркнул:

— Бог помог появиться на свет тому, кто сочинил эту историю, — человеку из плоти и крови. Хотя, конечно, и анекдоты не появляются без Его участия.

Отец Франк Лабревуа признался, что узнал анекдот от церковного сторожа, который, видимо, часто захаживал к нему в гости.

— Паскаль рассказывает мне анекдоты после того, как закончится репетиция хора. Мы хохочем до упаду. Это отлично помогает расслабиться после пения.

— А что за анекдоты?

— Всякие. Постойте-ка, я вам сейчас расскажу самый свежий!? Гм… ну…

Через решетку исповедальни Тристан видел веселое лицо священника.

— Мышонок семенит по улице рядом с мамой. Вдруг мимо проносится летучая мышь, и мышонок говорит: «Мамочка, кажется, я только что видел ангела».

Тристан подумал: может быть, желание рассказывать анекдоты — это какая-то патология? Как икота: если начнешь, то уже не остановишься, и даже не представляешь, как это утомительно для окружающих. Анекдоты были его работой, они принесли ему славу, но общение с людьми, «повернутыми» на шутках, вызывало у Тристана тошноту.

Франк Лабревуа хихикал, сидя на своей половине исповедальни. Чтобы не показаться невоспитанным, Тристан принужденно засмеялся.

— Кажется, анекдоты о летучих мышах сейчас в моде, — подыграл он собеседнику и, чтобы подбодрить его, сказал: — Может, вы знаете еще?.. Даже не могу представить, что можно придумать о летучих мышах…

— Конечно! Разумеется, я знаю еще. Отличный анекдот! Вам очень понравится! Вы просто со смеху упадете!

Тристан Маньяр взял себе на заметку: если какой-нибудь начинающий артист обратится к нему и спросит «Как правильно рассказывать анекдоты?», то в первую очередь ему нужно будет сказать: «Никогда! Никогда не говорите слушателям, что они сейчас будут смеяться до упаду. Потому что это всегда производит совершенно обратный эффект».

А священник уже подпрыгивал на месте от предвкушения.

— Дело происходит в баре для летучих мышей. Они хотят выпить. Одна из них взлетает и куда-то направляется, хлопая своими перепончатыми крыльями. Хлоп! Хлоп! Через минуту она возвращается, а на губах у нее несколько капелек крови. Другие летучие мыши интересуются, где она нашла выпивку. Та им отвечает: «Видите лавочку внизу? Там сидит парочка влюбленных. Я укусила девушку. Было очень вкусно». В воздух тут же взмывает вторая летучая мышь. Хлоп! Хлоп! Это звук ее крыльев, понимаете, да? Она возвращается, и у нее вымазана кровью вся мордочка. «А ты где нашла выпивку?» — спрашивают остальные. «Видите автобусную остановку? Там сейчас сидит группа английских туристов. Я укусила самого высокого, и у него оказались очень тонкие вены. Меня забрызгало». Тогда взлетает третья летучая мышь. Хлоп! Хлоп! Через несколько минут она возвращается вся в крови — и мордочка, и грудь, и лапки. Она измазана кровью с ног до головы. «Где ты нашла столько?» — восхищенно спрашивают остальные. «Видите большое дерево вон там?» Ее подружки смотрят, куда она указывает, и кивают. «Так вот, — говорит окровавленная летучая мышь, — я его не заметила».