Фанфик Everything I am - Фанфикс.ру

— Ээ…

— Позволь мне закончить. Нет ничего ни стыдного, ни особенного в том, что кто-то любит представителей своего пола. Спрашивать об этом по меньшей мере неуместно. Я думаю, даже если слухи насчет Снейпа — правда, ему ничуть не легче найти себе партнера или любимого человека, чем Гарри! И они могли бы в этом друг друга понять!

— Почему?

— С чего ты взяла?

Мы одновременно задаем вопросы и смотрим на Гермиону, одинаково приоткрыв рты. Она отвечает скептическим взором:

— Мальчишки! Неужели вы за все эти годы так и не поняли, что Снейп человек гордый и замкнутый? А при такой работе, — она делает многозначительную паузу, намекая на Орден Феникса, — ему и вовсе не до того, чтобы подумать о себе. К тому же завязывать отношения, когда каждый твой день может стать последним — это… О, прости, Гарри! — спохватывается она.

Я трясу головой, показывая, что все в порядке, потом встаю с дивана и подхожу к камину.

Ну да. Все верно. Когда каждый день может стать лично для тебя последним, нет времени на долгие ухаживания и изящные прелюдии, неважно, гей ты или натурал. Это слишком рискованно, можно не успеть.

Проще забраться в чужую постель и предложить заняться сексом.

Или никого не искать, ни с кем не сближаться — безопаснее и вернее. Никто не ударит в спину, назвав «слизеринской подстилкой».

Быть одному проще — я полагал, это только мое открытие. Только мое представление о покое, горькое, зато надежное. Мое личное, никем не открытое ноу-хау.

А что если я ошибаюсь?

Глава 18. Британская Национальная библиотека.

— Во все времена магические войны не обходились без участия магглов. Естественно, для них картина выглядела несколько иначе, чем для непосредственно сражавшихся волшебников, однако разрушения маггловского и магического миров, пересекающихся, но в маггловском случае не подозревающих друг о друге, были сопоставимы. Я бы сказал, что магглам доводилось тяжелее: волшебное общество легче восстанавливает свои институты и коммуникации.

Таким образом, возродить систему управления или заново возвести разрушенный проклятиями замок, имея под рукой многовековые институты и волшебные палочки, несравнимо проще, чем пытаться создать новое общество или восстановить разрушенный город.

Тем не менее маги никогда не пытались оградить простых людей, не наделенных волшебными способностями, от последствий своих битв. Примерами тому полна новейшая история магии, включающая в себя последнее столетие — так называемый маггловский «Двадцатый век». Мы уже изучали причины и предпосылки Большой Магической, отразившейся на большей части населения планеты как Вторая Мировая Маггловская Война. Думаю, нет нужды останавливаться на этом вопросе подробнее. Тема включена в экзаменационные билеты, и вам предстоит осветить ее на экзамене, до которого, смею напомнить, осталось меньше календарного месяца.

— Профессор Бинс, — разрывает не совсем дремотную, но все же сонную тишину голос Гермионы, — вы сказали, что маги не пытались оградить простых людей от последствий войн в магическом мире. А почему?

Профессор-призрак в недоумении поднимает голову. Ему редко задают вопросы, и почти всегда это делает один и тот же человек. Убедившись, что не ошибся, он кивает Гермионе и неторопливо отвечает:

— Таких попыток не предпринималось потому, мисс Грейнджер, что нередко отправной точкой для открывающихся военных действий служило появление харизматической личности. До определенного срока человек жил обычной жизнью, потом у него рано или поздно открывались магические способности, и он поступал в одну из волшебных школ или академий.

Таков пример, скажем, Адольфа Гитлера. Все мы знаем, что он закончил Дурмштранг, а затем, пользуясь полученными навыками и опытом, направил свои силы на достижение глобальной власти. К счастью, у него не хватило сил воевать на два фронта достаточно долго. Мир маггловский и мир магический были вынуждены объединить усилия для того, чтобы остановить его.

Я помню мистера Гитлера в юности, мне доводилось бывать в Дурмштранге с лекциями. Невзрачный студент с неукротимой жаждой знаний. С его стремлением к контролю над человеческой цивилизацией мы столкнулись значительно позже. К этому времени он был исключен из школы за попытку убийства. Он не остался в магическом мире, предпочтя сконцентрироваться на достижении контроля над магглами. Создал легенду, позволившую ему обойтись без прорех в биографии, кажется, приписал себе обычное школьное образование — и содрогнулась вся Земля.

Вот и ответ на ваш вопрос, мисс Грейнджер: маги не считают своим долгом защищать магглов, поскольку именно из их среды рождаются самые Темные маги. Мы не можем не обучать детей с магическими способностями, рожденных в маггловских и смешанных семьях, это означало бы по сути отрезать магглорожденным дорогу к обучению и развитию их главных талантов. Как итог, они знают о существовании нашего мира и оказываются сильнее и конкурентоспособнее в том, из которого вышли.

Гермиона краснеет, а я прислушиваюсь к шепоту, раздающемуся с парты Малфоя.

Бинс продолжает, видимо, увлекшись:

— Именно эту ситуацию когда-то предсказывал Салазар Слизерин, предлагая ограничить таким детям доступ к обучению в Хогвартсе. Не нужно далеко ходить за примером его, как ни печально это признавать, правоты. В наше время жив волшебник, который происходит из маггло-магической семьи и является сильнейшим из ныне живущих, с самой яростной жаждой власти, какую видело наше общество. Магглы пока не знают его имени, но мы знаем. Это…

— Волдеморт, — я произношу это вслух, негромко, но в тишине класса звучит как удар грома. Однокурсники рефлекторно вздрагивают и оборачиваются на меня, зато Гермиона не услышала, как Малфой радостно шептал: «Ату грязнокровок».

Бинс тоже вздрагивает — полупрозрачные плечи приподнимаются — и находит меня взглядом:

— Именно, мистер Поттер. Том Марволо Риддл, известный как Сами-Знаете-Кто, сопоставимый по своему разрушительному могуществу с Гитлером, но многократно превосходящий его. Есть лишь два отличия между ситуацией тридцатых годов маггловского прошлого столетия и той, что мы имеем несчастье наблюдать сейчас. Том Риддл учился в Хогвартсе — и пока не объявил нашему миру открытой войны. Хотя нельзя надеяться на то, что этого не произойдет.

— Нельзя, — соглашаюсь я ровным тоном, — так же как нельзя рассчитывать, что он вдруг сам собой исчезнет. Волдеморт яд принимать не станет. Он тварь живучая.

Вот теперь и правда стало тихо. Бинс конвульсивно сглатывает призрачным горлом, тон его становится резким:

— Мистер Поттер, не стоит называть Темного волшебника по имени в стенах школы.

— Почему? — я с интересом поднимаю брови, — нам все равно придется начать это делать, когда мелкие стычки перерастут в масштабные военные действия. Я думаю, вряд ли вы мне это запретите, учитывая наше с ним давнее… знакомство.

Взгляды окружающих делаются откровенно испуганными, и я усмехаюсь:

— Извините, — я сам не понимаю, что на меня нашло, — просто вы, сэр, говорили о войнах, и так настойчиво использовали прошедшее время… А наша главная война еще впереди.

Тихо. Так тихо, что залети в класс муха, ее можно было бы сбить заклятьем на звук жужжащих крылышек, не поднимая головы.

— Может быть, вы и правы, мистер Поттер, — произносит наконец призрак, — может быть, вы и правы. Что ж, в таком случае, будет, я думаю, небесполезно поговорить о стратегии и тактике именно человеческих войн, то есть войн магов и магглов с Темными волшебниками. А тема восстаний разумных шипокрылов на Суматре может подождать. Как вы на это смотрите, господа?..

* * *

Когда мы выходим из класса, к нам пробирается, работая локтями, Парвати. Она мечтательно улыбается, глаза смотрят с необычным, почти кокетливым выражением:

— Гарри, браво! Тебе удалось заставить Бинса прочитать увлекательную лекцию! Я и не подозревала, что на Истории Магии можно делать что-то кроме того, чтобы спать и играть в «отбери замок».

Конечно, я должен сказать что-то другое, но я интересуюсь:

— Во что играть?

— В «отбери замок», — говорит она все еще радостно, — это такая игра для двоих. Зачаровываешь пергамент, расчерчиваешь на две части и начинаешь рисовать крепость, а противник пытается таскать у тебя кирпичи. Ну и ты у противника тоже.

— А смысл в чем?

Она фыркает:

— Ну, кирпичи сами ложатся на стены, твоя задача — похитить их у противника как можно больше, да еще свои нарисовать. Кирпичи противника у тебя будут одного цвета, а те, которые сам сделал — другого, и если кирпичей противника больше, чем твоих собственных, вы начинаете… — договорить ей не удается.

— Ясно, — возмущенно говорит Гермиона, хватая меня за руку, — это даже хуже, чем взрывающиеся карты и дурацкие уничтожающие друг друга шахматные фигурки. Ну-ка, пошли отсюда.