Место явки - стальная комната - Даль Орлов

С о ф ь я А н д р е е в н а. В контору веди, и пускай, как положено, оформят!

Л е в Н и к о л а е в и ч (как бы сам себе). Позор, какой позор!.. Стыдно-то как! За жалкую елку или березу… молодого, сильного, кормильца… поволокут в суд… И присудят сидеть в тюрьме или сечь станут. А он не украл вовсе. Взял просто, что ему по праву принадлежит, от Бога…

С о ф ь я А н д р е е в н а. Нам принадлежит, а не ему, бандиту! Как хочешь поступай, но этого — не прощу! Такая наглость — даже сторожа не боятся!

Л е в Н и к о л а е в и ч. Это эгоизм, Соня… Арестовать Петра Власова! Его отец у меня в школе учился. Хорошо его помню…

П е т р. Точно, учился, Лев Николаевич! Сказывал, хвалили.

Л е в Н и к о л а е в и ч (обрадовался). Видишь!.. И на покосе вместе работали. Сколько раз!

П е т р. Спасибо, ваше сиятельство! Всегда отмечали душевной милостью!..

Л е в Н и к о л а е в и ч (Петру, устало). Не льсти, Петр Прокофьич… (Ахмету.) Отпусти его, пусть идет.

С о ф ь я А н д р е е в н а (в возбуждении). Ни в коем случае! Ахмет! Князь, Марья Николаевна, посмотрите! Могу я вести хозяйство?! Тут не в елке дело, не в березке. Тут принцип, кготорый Лева забрал себе в голову. Так у меня тоже принцип! Ни одного порубщика, потравщика не прощу больше! Хватит! Издеваются над слабой женщиной! Веди в контору, Ахмет!

П е т р (жалобно). Граф!..

Л е в Н и к о л а е в и ч (сильно страдая). Стыдно-то как! Боже мой, дай силы вытерпеть! Что ты делаешь, Соня! Что делаешь… Как мне жить с вами?! (Медленно уходит.) С о ф ь я А н д р е е в н а. Беда с ним! (Ахмету.) Веди в контору, дубина! Примчался… Научи дурака богу молитьься…

П е т р. Ваше сиятельство, Софья Андреевна, графиня, детьми клянусь — не буду больше! Ослобоните!..

С о ф ь я А н д р е е в н а. Знаю-знаю, всегда так говорят. А я нанимай чеченца. Бог простит!.. Ахмет, веди, сказано!

Ахмет уводит Петра. Вслед за ними поднимаются Чертков и секретарь, уходят.

(Вслед Черткову.) Дорожка скатертью! Скривился весь, шельма!..

К н я з ь. Как вы его не любите!

С о ф ь я А н д р е е в н а. Удивляюсь, что прозорливый Лев Николаевич не раскусит этого злого и хитрого человека! Из-за него и ко мне переменился так болезненно… Когда он говорит, что Чертков самый близкий ему человек, я — поверите ли — дрожу вся и плачу. Ведь сорок восемь лет этим самым близким была я…

М у з ы к а н т. Софья Андреевна, но нельзя отрицать его заслуг перед Львом Николаевичем. При всех его недостатках. У кого их нет? Даже, наверное, у Моцарта были.

С о ф ь я А н д р е е в н а (горько). У Сальери были недостатки, голубчик! Нашли кого с Моцартом спавникать. И отказ его от карьеры, от кавалергардства — что думаете, по убеждению? Сообразил, что выгоднее и виднее создать себе положение самого близкого Толстому человека, чем быть незаметным и глупым гвардейским офицером.

К н я з ь. Он говорит, что сам к своим идеям пришел.

С о ф ь я А н д р е е в н а. Понятно! Вы только не повторяйте такую глупость. (Лакею.) Илья Васильевич, убирай со стола, больше никто чай пить не будет!.. Гулять пора. Дети спектакль готовят, пойдем посмотрим…

Гости поняли ее слова как приказ расходиться и поднялись. Сцена пустеет. Появляется Лев Н и к о л а е в и ч.

Л е в Н и к о л а е в и ч. Какая гадость, какая грязь! Какое пагубное бессилие… Как во сне… бежать надо, от опасности уходить, а ноги будто ватные, бессильные… Странно — приходится молчать с живущими вокруг меня и говорить только с теми, далекими по времени и месту, которые будут слышать меня… Это не забыть, записать надо… (Подходит к граммофону и внимательно, с искренним детским любопытством его изучает.)

Входит Ч е р т к о в. Мгновение колеблется: уйти или остаться.

Ч е р т к о в. Лев Николаевич…

Л е в Н и к о л а е в и ч. Да, дорогой!..

Ч е р т к о в. Есть вопрос. Я хочу упредить некоторые события… Решить принципиальное отношение. Мое и ваше.

Л е в Н и к о л а е в и ч. Слушаю вас…

Ч е р т к о в (как выдохнул). Дневники!.. Ваши дневники. Я храню их как зеницу ока.

Л е в Н и к о л а е в и ч. Спасибо, Владимир Григорьевич, я так ценю вашу дружбу! (Отошел от граммофона.) Но это такой болезненный вопрос. Соня, при ее нынешнем состоянии…

Ч е р т к о в. Софья Андреевна требует их вернуть, грозит самоубийством…

Л е в Н и к о л а е в и ч. Знаю!..Вам ее нынешнее состояние может показаться притворным, вызванным умышленно… Это есть отчасти… Но главное все-таки болезнь. Оттого ни воли, ни власти над собой…

Ч е р т к о в. Так можно ли человеку в подобном состоянии довериться! Ущерб будет непоправимый…

Л е в Н и к о л а е в и ч. Признаюсь, я и сам хочу вырвать те страницы, где плохо отзывался о ней. Ведь как бывает — напишешь сгоряча, под влиянием минуты. А потом остается — будто это и есть мое мнение, отношение. А главное-то в другом. Главное, что я, порочный человек, не первой молодости, женился на чистой, хорошей восемнадцатилетней девушке. И она почти пятьдесят лет жила со мной тяжелой трудовой жизнью. Любила меня, рожала, кормила, ухаживала за детьми и за мною. А ведь сколько караулило соблазнов, искушений такую сильну., здоровую, красивую женщину! Я ни в чем не могну упрекнуть ее… Что не пошла за мной в своем духовном движении? Тоже не могу. Духовная жизнь — тайна каждого человека с Богом.

Ч е р т к о в. И все-таки, простите, я временами не вполне понимаю ваши поступки, Лев Николаевич…

Появляется С о ф ь я А н д р е е в н а, незамеченная, слушает разговор.

Мне больно, что над личным общением между нами, вашими единомышленниками, командует шальная воля не любящей вас, ненавидящей вашу душу женщины. Это же тюремщик ваш! Она обезумела от эгоизма злобы, корысти…

Софья Андреевна уходит.

Л е в Н и к о л а е в и ч. Владимир Григорьевич, послушайте… Есть целая область мыслей, чувств, которыми я ни с кем не могу так естественно делиться — зная, что я вполне понят, — как с вами… Наша духовная близость не вчера возникла. Все, что сделано вами за границей для моих изданий… И здесь… Ссылка ваша… Не вычеркнешь, не забудешь. Я бесконечно признателен. Но и у вас порой — как бы это точно выразить? — ум за разум1 Вы не обижаетесь? Ведь мы друзья? Вы все-таки мужчина. И меня переживете. Мне жалко Соню. Я боюсь ее оставлять одну. Не хочу, чтобы вы были врагами…

Снова появляется С о ф ь я А н д р е е в н а, слушает.

Она сейчас действительно возбуждена, у нее очень тяжелое нервное состояние… Имейте это в виду! Такое истерическое состояние…

Ч е р т к о в. Это понятно! И все-таки мне в а с жалко. Откровенность за откровенность. Прямо скажу: будь у меня такая жена, я бы или в Америку убежал, или застрелился! Не могу понять такой женщины, которая всю жизнь занимается убийством своего мужа!.. Не могу!..

Терпение Софьи Андреевны кончилось. Вышла вперед.

С о ф ь я А н д р е е в н а. Вот он — убийца, пришел!.. (Черткову.) Вы что же наседаете на старика, Батя? Вы им Батя (машет рукой в сторону.), а мне вы никто. В былые-то годы он вам не простил бы таких слов, Батя… Пользуетесь? Ослабел муж мой, деспота из дома не может выставить. Так я вас отсюда выживу!.. Знать, что хозяйка дома его ненавидит и все-таки ездить, — какая наглость!

Ч е р т к о в (с апломбом). Ну, знаете ли!..

С о ф ь я А н д р е е в н а. Знаю, все знаю!.. Не глупей вашего! Il n^y a pas de patiece qui tienne! Всякое терпение лопнет! (Льву Николаевичу.) Я ему доброе письмо написала, просила — верните дневники. Так что получила? Ты знаешь, что он ответил? Что я боюсь — боюсь! — что он меня и детей моих обличать будет дневниками… (Черткову, презрительно.) Обличитель! Пакостник вы!

Л е в Н и к о л а е в и ч. Соня, остановись, прошу тебя!

С о ф ь я А н д р е е в н а. Не волнуйся — это не мое, его словцо. Он заявил, что давно имеет возможность нам напакостить.

Ч е р т к о в. Я никогда бы этого не сделал, Лев Николаевич!

С о ф ь я А н д р е е в н а. Спасибо за одолжение! Сколько я спрашивала вас как распорядитесь с бумагами Льва Николаевича после его смерти?

Лев Николаевич охнул.

Всегда злобно отказывали! Сколько я требовала дневники? Всегда злобно отказывали! Где христианство? Где любовь? Ложь, обман, злоба и жестокость! Вы правды и ясности не любите, вот что…

Ч е р т к о в. Я верну дневники. Это решено…

Л е в Н и к о л а е в и ч (ядовито, нельзя понять, шутит или серьезно, но ясно, что возбужден и в необычном для себя состоянии. Черткову.) Верните дневники! А вы вернимте дневники! Вы не шутите с нами. Не дано такой власти никому: хватать чужое и распоряжаться! (Подступает к Черткову вплотную.) Никому!