Место явки - стальная комната - Даль Орлов

С о ф ь я А н д р е е в н а. Ты — граф.

Л е в Н и к о л а е в и ч. Меня этим графом давно тычут.

М л а д ш и й с ы н (коварно). Великий писатель земли русской…

Л е в Н и к о л а е в и ч. И этим!.. Это Тургенев, будь ему неладно, придумал меня так обозвать. И пошло с дегкой руки: великий писатель земли русской!.. А почему, спрашивается, земли? А не воды? Или еще пишут: «Последний этап его творчества». Надо дже! А меня по этапам вовсе и не водили!.. Однако… Не хочу нынче вести серьезные разговоры. Вот вы знаете, как ллает помещичья собака и как лает крестьянская?.. Показать? Помещичья так… (Подражает лаю собаки, вкладывая в интонации характер злобный, напористый, грубый.) А вот крестьянская… (Звучит добродушный заливистый лай.)

Все смеются. Аплодируют.

М у з ы к а н т. Неподражаемое подражание! З в я г и н ц е в а. Собаки наши так перебрехиваются. А хозяева наоборот.

Ч е р т к о в. У крестьян сейчас к помещикам крайняя злоба, вообще к господам…

Л е в Н и к о л а е в и ч. И с каждым днем больше. Помнится Пятый год. Еще будут дела…

М л а д ш и й с ы н. Было и быльем поросло! Русский мужик, господа, трус! Я сам видел, как пятеро драгун выпороли по очереди деревню из четырехсот дворов.

С о ф ь я А н д р е е в н а. Пьяницы они! Потому и дедствуют, а не оттого, что земли мало.

Л е в Н и к о л а е в и ч (твердо). Была бы у крестьян земля, так не было бы здесь этих дурацких клумб . (Презрительно показал на корзины с цветами.) Не было бы таких дурацких штук! И не было бы таких дурашных людей, которые держат лакеев за десять рублей в месяц.

С о ф ь я А н д р е е в н а. Пятнадцать!

Л е в Н и к о л а е в и ч. Ну, пятнадцать…

С о ф ь я А н д р е е в н а. Помещики — самые несчастные люди! Разве такие граммофоны, автомобили прокупают обедневшие помещики? Вовсе нет! Их покупают купцы, капиталисты. Вот кто народ грабит…

Л е в Н и к о л а е в и ч. Хочешь сказать, что мы менее мерзавцы, чем они? (Смеется, потом серьезно.) Народ и голоден оттого, что мы слишком сыты. А эти — семь несчастных, что были в процессе?! Дома дети, в поле работа ждет, а их терзают допросами и лицемерно поучают. А того устыдиться не могут, что все их сюртуки из дорогого сукна, и коляски у подъезда, и сытость, и деньги в банках, и дорогие, по сто пятьдесят рублей, платья на женах и дочках — все благодаря трудов тех, кого судят они. Сами ограбили и теперь судят! Надо их местами поменять, а потом устанавливать истину! (Помощнику.) Николя, дорогой, принесите — у меня письмо на столе от ссыльнопоселенца одного. Услышите сейчас!..

Помощник уходит.

О т е ц Г е р а с и м. Прелесть, гордость ума, самоволие…

Л е в Н и к о л а е в и ч (настойчиво). Да, да! Мы все должны отдать, чем владеем. Ибо не наше все — награбленное. Им принадлежит!

С о ф ь я А н д р е е в н а. Да все живут так.

Л е в Н и к о л а е в и ч. И все несчастны.

С о ф ь я А н д р е е в н а. Да нисколько.

Л е в Н и к о л а е в и ч. Я по крайней мере увидал, что я несчастен ужасно, и делаю несчастье свое и детей, и спрашиваю себя: неужели для этого нас сотворил Бог? Нет!

З в я г и н ц е в а. Обездолить своих детей в пользу пьяного Ефима? Да если бы это было хорошо, то все бы вам поверили, а теперь, напротив, никто вам не верит, и жена меньше всех…

Вернулся п о м о щ н и к с письмом.

Л е в Н и к о л а е в и ч. Оно и плохо, что не верят. Вот и этот… Я писал ему, что только любовь одна любовь может быть сердцевиной отношений. Без любви человеческая жизнь лишена всякого смысла, прямо невозможна… Теперь послушайте, что он мне отвечает. Читай, Николя.. П о м о щ н и к (разворачивает письмо, читает). «Вы пишете, что только одной любовью можно добиться хорошей жизни. Нет, Лев Николаевич, о любви можно говорить тогда, когда имеешь хорошее воспитание и чувствуешь себя сытым, но когда не имеешь воспитания и сидишь весь век впроголодь и на тебя кровопийцы властелины смотрят как на раба, то тут не до любви…» (Замолкает.)

Л е в Н и к о л а е в и ч. Что же вы? Продолжайте! П о м о щ н и к. Дальше еще хуже.

Л е в Н и к о л а е в и ч. Ничего!..

П о м о щ н и к (читает). «Нет, Лев Николаевич, я перед самой вашей смертью заявляю вам, что вы, очевидно, плохо згнаколмы с рабочим классом. Рабочие прекрасно знают, что бороться надо не любовью, а бей их, пока не останется ни одного подлеца. Жаль, что вы, может быть, до того времени не доживете! Ну, желаю вам счастливой смерти…»

Тягостная пауза.

С о ф ь я А н д р е е в н а. Какой негодяй… Из Сибири письмо?

П о м о щ н и к. Да. Иркутская нуберния.

С о ф ь я А н д р е е в н а. Значит, разбойник. Иначе бы не сослали!

Л е в Н и к о л а е в и ч. Он несчастный. Он много правды говорит…

С о ф ь я А н д р е е в н а. Разбойник не может говорить правду.

Л е в Н и к о л а е в и ч. Можно пожалеть душевное состояние этого человека. Не понимает — никто не призван по-своему устраивать жизнь человеческую. Я ему снова напишу…

О т е ц Г е р а с и м. Беды все от пренебрежения единым учением церковным…

Л е в Н и к о л а е в и ч (отцу Гекрасиму). Я не согласен с учением церкви. Был когда-то согласен, а теперь перестал. Вы знаете. И напрасно ходите.

О т е ц Г е р а с и м (пропускает эти слова). Чему же верить, коли не церкви?

Л е в Н и к о л а е в и ч. Богу и закону, данному им в Евангелии.

О т е ц Г е р а с и м. Церковь и поучает этому закону. Она не накладывает на детей своих бремена непосильные. Требует только исполнения заповедей: люби, не убий, не укради, не прелюбодействуй.

Л е в Н и к о л а е в и ч (возмущенно). Да, не убий меня, не украдь у меня моего краденого. Мы все обокрали народ. Украли у него землю, а потом закон установили, закон, чтоб не красть. И церковь все благословляет это.

Лакей разливает чай, приносит кофе.

О т е ц Г е р а с и м. Мучительное сомнение, Лев Николаевич, вас снидающее, — кара, богом положенная на возговрдившегося умом своим.

Л е в Н и к о л а е в и ч (взрывается). Да кто же гордый?! Я ли, желающий жить, как все, своими трудами? Или те, кто считает себя особенными, священными, обряды установившие?

О т е ц Г е р а с и м (наставительно). Обряды церковные — суть скорлупа на яйце. Разрушить скорлупу — цыпленка не будет!

Л е в Н и к о л а е в и ч. Так… Скорлупа, значит, — тело. Тогда цыпленок — это дух? А ваше учение в таком случае — это дерьмо на скорлупе!

О т е ц Г е р а с и м (обиделся, злобно). Вы заступаете границы, Лев Николаевич, зопустимых, извините, пределов. (Встает.) Одумайтесь, Лев Николаевич!.. Упрямство ваше — причина многих несчастий ваших!..

М а р ь я Н и к о л а е в н а (пододвигает чай отцу Герасиму жалобно). Не угодно еще?

О т е ц Г е р а с и м. Благодарю! (Уходя, грозно посмотрел на Звягинцеву, и она проследовала за ним.) С о ф ь я А н д р е е в н а (Льву Николаевичу). Ты был груб. Я не люблю дурных, нечистоплотных слов.

Л е в Н и к о л а е в и ч. Говорил, что думал. Он неподвижен, каменный. С ним говорить — что с той дамой. Ей долго объясняли устройство паровоза. Она сказала, что все поняла, только не поняла, куда лошади запрягаются.

М а р ь я Н и к о л а е в н а (укоризненно). Нода бы мягче…

Ч е р т к о в. Глаз недобрый!

С о ф ь я А н д р е е в н а. Тем более…

Л е в Н и к о л а е в и ч. Это надо же — какой скучный человек! Что за день сегодня?! Утром прроснулся — такой свежий, бодрый. На шестьдесят лет себя чувствовал. И — пожалйста… Ну-ка, встряхнемся! Конницу сыграем? Нумидийскую?

С о ф ь я А н д р е е в н а. Лева, угомонись!

Л е в Н и к о л а е в и ч. Серьезные — отойди! Вперед! (Вприпрыжку пускается вокруг стола, левой рукой натягивая «поводок уздечки», а правой размахивая над головой.)

За ним пускается грузный Чертков, младшая дочь, секретарь. Князь шарахается в сторону. Лев Львович скептически отступил. Сояфья Ан дреевна и Марья Николаевна добродушно улыбаются. Шум, гам. Слышен шум и за сценой, гортанные выкрики. На площадке появляется сторож — чеченец А х м е т, воолоча привязанного к нагайке крестьянина П е т р а. «Конница» остановилась.

А х м е т. Дерево рубил!.. Лес грабил!.. Какой нахал! Словами обзывал. Арест сделал!.. Другие бежал…

С о ф ь я А н д р е е в н а. Господи, почему ж в контору не повел, сюда приволок?

А х м е т. Зачем контора? Тебе показал!

Л е в Н и к о л а е в и ч (узнал крестьянина). Петр, Власов! Чего натворил?! (Ахмету.) Развяжи!

А х м е т. Не надо развяжи — драться будет!

П е т р (Ахмету). Развязывай, коли граф велит!

А х м е т (развязывает Петру руки). Дерево срубил, себе тащил. Я хватал, обидные слова он говорил…