Хозяйка города - Мария Чурсина

Когда высотки утонули в темноте позади них, вдалеке проступил другой берег. Туман лежал на голой набережной, как старая вата. Они добрались до разлома, рельсы в этом месте искорёжило, как будто они были из пластика. Надя остановилась и поднялась на цыпочки, вглядываясь в полумрак старого города.

— Я не слышу сирену, — сказала она. Пёс повернул к ней морду — человеческие глаза смотрели вопросительно. — Здесь её всегда слышно.

Пёс навострил уши. Его слух был, безусловно, лучше, чем Надин, вот только это не помогло. Другой берег не отозвался ни звуком, ни запахом.

— Все призраки спят, — сказала Надя Псу.

Они опять переглянулись и двинулись вперёд, ступая как можно тише, чтобы гравий не шуршал под ногами.

Из тумана проступили знакомые очертания старого берега: проломленная набережная и обломки металлических конструкций, и дальше — неровные ряды домов с погасшими окнами. Они появлялись из темноты один за другим.

Надя вглядывалась в туман у того места, где мост стыковался с берегом, и воображение рисовало три человеческие фигуры. Она успевала внутренне вздрогнуть, как силуэты рассеивались туманом или замирали погнутыми столбиками ограждения.

Навстречу им никто не вышел.

Впервые за несколько лет Надя ступила на набережную старого города. Время здесь всегда текло чуть медленнее, чем по ту сторону моста. За асфальтовой полосой возвышались неподвижные деревья. Надя прошла вдоль набережной, не рискуя слишком уходить от реки.

Пространство в старом городе иногда путалось, завязывалось узлами. Надя села на бетонный парапет в том месте, где он уцелел. Она позвала — сначала мысленным шёпотом, боясь нарушить мёртвое молчание старого города. Потом осмелела и крикнула громче — голос ушёл в пустоту, как будто камень упал в воду. Мгновение — и на поверхности не осталось даже кругов.

Никто не отозвался. В спину Наде дышал ледяной ветер. Она не так уж сильно боялась холода и темноты — гораздо меньше, чем люди, но Пёс тоже тревожился — переступал эфемерными лапами и не хотел, как раньше, ложиться у её ног.

Надя ждала — и вдруг в кромешной темноте правого берега зажёгся первый фонарь. Она напряглась, готовая бежать, и даже через переплетение веток разглядела: это был обычный фонарь — стеклянный шар с рыжей лампой внутри. Не блуждающий огонь, не волчий глаз, с которыми она боялась встретиться на мёртвых улицах.

Дальше, друг за другом, загорелись остальные бусины фонарей на ожерелье набережной. Надя спрыгнула на асфальтовую дорожку. Фонари приближались к ним, беря в плотное кольцо. Пёс отступил на напряжённых лапах, и прижал Надю к бетонной ограде.

Она обернулась, глянула вниз — в чёрной воде ничего не отражалось. Фонари подползли ещё на шаг и замерли, будто так бывает — три десятка фонарей на крошечном пятачке набережной.

— Идём, — выдохнула Надя. Ей стало жарко под ярким светом, кожу как будто закололо иголками.

На минуту она ощутила себя прозрачной, пронизанной их жёлтым светом, но они не преследовали. По протоптанной дорожке между деревьев она вышла к городу. Фонари не шевельнулись, не потянулись ближе. Надя проскользнула между двумя и снова окунулась в спокойную темноту.

Город больше не был мёртвым. Выбитые окна домов по-прежнему скалились кирпичными обломками, но запах уже изменился. Надя прислушалась и ощутила его дыхание. Прерывистое, слабое, оно всё-таки звучало, и краем глаза она увидела, как теплятся светом одинокие окна в мёртвых высотках.

Пёс тоже чуял новую жизнь — он обнюхивал асфальт и так увлёкся, что Надя едва успела остановить его.

— Не отходи далеко, пространство здесь комкается, как старая газета. Можно заблудиться.

Она подняла голову: на тёмном горизонте возвышалось здание старого университета. Точно такое же осталось по ту сторону моста, но там — голубая подсветка и отблески фонарных огней в стёклах. Здесь вокруг чёрной башни сгустилась темнота. Выше университетской крыши было только небо.

«Краем глаза», — вспомнила Надя и отвернулась. На предпоследнем этаже университета мелькнул слабый огонёк.

— Идём.

Пёс потрусил следом.

Фонари их больше не преследовали — но стоило Наде обернуться, и она различала далёкие отблески рыжего света то с одной, то с другой стороны. Фонари бесцельно блуждали по улицам, а ветер таскал по асфальту труху от прошлогодних листьев. Труха и пыль сплетались в силуэты. Однажды обнаружив их у себя за спиной, Надя старалась больше не оборачиваться.

— Вета, — прошептала она в гулкие холлы университета.

Из глубины чуть слышно отозвалось эхо. Надя постояла на первой ступеньке лестницы, собираясь с духом, и зашагала вверх.

В широких пролётах гулял ветер. Через разбитые окна она увидела весь старый город, до самой набережной. А дальше — за рекой — клубилась сплошная темнота, будто реального города не существовало вообще. Надя опустилась на корточки, пытаясь унять страх. Одной рукой упёрлась в стену.

Фонари танцевали по улицам города, сужая и расширяя круги. Надя снова вышла на лестницу и посчитала пролёты. Нет, ей не подняться выше. Её колотила ледяная дрожь — страх высоты сделался невыносимым.

— Вета, — позвала она снова, и университет вдруг слабо отозвался.

— Поднимайся ко мне. Предпоследний этаж, до конца по коридору.

— Я не могу, спустись ты — запинаясь, проговорила Надя. Ветер пошатнул её, дёрнул к рухнувшим перилам, к пропасти за ними. Она упала, ободрав колено о сколотую ступеньку, но удержалась. Надины пальцы сами собой вцепились в связку амулетов.

Пёс учуял её тревогу и прижался, не давая упасть, — она ощутила, как под призрачной шкурой пульсирует речная вода. Эхо холодно вздохнуло Наде в лицо:

— Я не спущусь.

— Помоги нам спасти город.

Университет молчал. Надя напряжённо замерла, но слышала только вздохи ветра в пустых коридорах.

— Спасай его сама, — произнесла, наконец, Вета. — Всё погибло. Для меня всё кончено.

— Но почему? — Надя почти кричала. Ей в спину предупреждающе ударил ветер, и тон пришлось сбавить. — Ты ведь сильнее меня. Ты справишься со Скрипачом.

— Да, я сильнее. Но мы проиграем, и Пугало умрёт. А я не хочу этого видеть.

Надя постояла, не решаясь подняться даже на одну ступеньку. Надя сказала тихо:

— Но он ещё не умер. Пока ещё не поздно.

— Нет, поздно. Двадцать пять лет назад — уже было поздно.

— Почему?

Вета не расслышала, а может, просто не пожелала отвечать. Университет не подпускал к хозяйке тех, кого она не хотела видеть. Не перешёптывал лишние разговоры. Здешний ветер дышал теперь только пылью и ароматом запустения.