На Севере дальнем - Николай Шундик

А мороз все крепчал. Опушка малахая и брови Чочоя заиндевели. Навстречу мальчику дохнул легкий порыв ветра. Но Чочой повертел головой, не выдерживая яростного ожога, прижал голую руку к подбородку, будто уколотому тончайшими раскаленными иголками. Томимый недобрым предчувствием, он несколько замедлил свой бег на лыжах. «А что, если пурга начнется?» — пришло ему на ум. И снова перед его глазами встало лицо Сони. И, точно назло ему, навстречу пронесся сильный порыв ветра. В лицо Чочою безжалостно ударил колючий снег. Снежная долина словно задышала, заколебалась волнами бесконечных лент позёмки.

Чочой растерянно огляделся вокруг. Видимость резко ухудшилась.

— А Соня? Как же Соня?! — в отчаянии закричал Чочой и, наклонившись вперед, упрямо тронулся в путь.

Но, словно взбешенный дерзостью мальчика, ветер ураганной силы ударил ему в грудь и опрокинул навзничь. Прикрывая рукавом иссеченное до крови колючим снегом лицо, Чочой с трудом выровнял неловко подвернутую ногу, встал на колени и, втянув голову в плечи, застыл на месте. «Что же делать? — с испугом подумал он и сам себе ответил: — Надо пробираться в сторону моря. Может, там, в ледяных торосах, найду пещеру».

Пурга усиливалась. Спотыкаясь о выраставшие под ногами сугробы, мальчик наугад пробирался к морю.

...Стукнувшись головой о что-то твердое, Чочой протянул вперед руки и почувствовал перед собой стену. Он сделал шаг влево, неожиданно скользнул куда-то вниз и сразу очутился в относительном затишье. Чочой прислонился спиной к какой-то опоре и почувствовал, что она подалась вперед, словно открывающаяся дверь. «Землянка! — обрадовался было мальчик. — Да-да, когда еще не было снега, здесь я видел землянку!»

С трудом отворил Чочой дверь землянки. Не сразу решился переступить порог. «Труслив, как заяц!» — посмеялся он над собой.

Вытряхнув снег из одежды, Чочой нащупал в углу землянки что-то мягкое, сел и задумался, прислушиваясь к разноголосым звукам пурги. А пурга бесновалась. В неумолкающем, словно идущем откуда-то из-под земли гуле слышались пронзительные высвистывания, таинственные шорохи, тяжелые вздохи.

Исчезнувший было страх появился снова.

Мысли Чочоя сейчас словно подхватил бушующий ветер, разорвал в клочья и теперь бросал, бросал в разные стороны беспорядочно, бестолково.

Наконец внимание его сосредоточилось все на том же, из-за чего он бесстрашно двинулся в путь: «Соня! Там лежит больная Соня, а отец ее не сможет уже сегодня прийти к ней на помощь!..»

Так и сидел Чочой наедине со своим горем, окончательно потеряв ощущение времени.

ПОДОЗРИТЕЛЬНАЯ НАХОДКА

Тавыль по-прежнему был один в своем неуютном пологе. Отец его вместе с охотниками находился где-то на охотничьих участках.

Уснуть мальчик не мог — перед его глазами маячила худенькая фигурка Чочоя.

«Почему я не побежал за ним? Почему не остановил его? Почему людей не позвал?» — укорял себя Тавыль, с тревогой прислушиваясь к жалобному скрипу остова яранги, сотрясаемого ураганным ветром. На миг представив себе, как Чочой лежит сейчас где-нибудь под снегом, он зябко поежился, плотнее закутался в кухлянку, тяжело задумался.

Мучительно долго тянулось время. Жирник догорал. Тавыль, еще и еще раз в задумчивости перелистав книгу сказок, отложил ее в сторону.

И вдруг в яранге послышались шаги.

«Отец приехал! — встрепенулся Тавыль. — Может, и остальные охотники вернулись...»

Через минуту действительно в полог просунулась голова Экэчо.

— Одевайся, распряги собак! — сердито сказал он и снова скрылся.

Послышалось хлопанье снеговыбивалки. Тавыль бросился к отцу.

— А другие охотники приехали? Или только ты один? — спросил он, едва скрывая волнение.

—А тебе зачем знать это? — недовольно отозвался Экэчо и, немного помолчав, добавил: — Тынэт там к своей учительнице проехал. Совсем из ума парень выжил: не расстается с книжками, с ними и в землянке охотничьей возится, за каким-то заданием прямо в пургу поехал...

Тавыль не стал дальше слушать отца. Одевшись потеплее, он вышел к собакам.

«Пешком до дома Тынэта не пройти, на собаках поеду», — подумал мальчик, с трудом удерживаясь на ногах.

Усталые собаки не хотели идти. Тавыль подошел к передовикам, оттер голой рукой их заснеженные морды. Редко видевшие ласку собаки ободрились, тронули нарту. Тавыль крепко вцепился в баран нарты, больше всего боясь перевернуться, упустить собак.

К великому огорчению Тавыля, Тынэта дома не оказалось. Вспомнив, что отец говорил о каком-то задании, которое комсорг собирался получить у учительницы, Тавыль поспешил к квартире Нины Ивановны.

Тынэт действительно был там. Одетый в кухлянку, он быстро пил чай, явно куда-то торопясь.

И Нина Ивановна и комсорг удивились появлению Тавыля.

— Тынэт, у тебя в упряжке Очер! Поезжай скорее по дороге в сторону поселка Коочмын! Скорее отправляйся искать Чочоя!.. — Не в силах отдышаться, объяснил Тавыль причину своего прихода.

Нина Ивановна быстро подбежала к мальчику, как могла сбила руками с его одежды снег, крепко прижала к себе.

— Сейчас, сейчас, Тавыль, Тынэт поедет искать Чочоя, — сказала она и украдкой вытерла слезы.

— Так вот, ты прямо по дороге в Коочмын поезжай, — снова заговорил Тавыль. — Очер пусть передовиком пойдет, Очера слушайся...

— Хорошо, Тавыль, я так делать буду, как ты советуешь, — вполне серьезно сказал Тынэт и, встав из-за стола, быстро начал собираться в дорогу.

— Завязывай малахай, — обратился он к мальчику, — вместе до твоей яранги доедем.

— Так ты уж постарайся, Тынэт... — умоляюще попросила Нина Ивановна. — Мне так страшно за Чочоя!..

— Не волнуйся! Зачем волноваться, Нина? — ответил Тынэт. — Я все сугробы переверну, все торосы обшарю, а Чочоя найду. Слышишь, найду!

— Ну-ну, иди, иди! — засмеялась сквозь слезы Нина Ивановна.

...Чочой не знал, сколько времени уже просидел в землянке. Его одолевал сон. Но мальчик старался во что бы то ни стало бодрствовать: у него было такое ощущение, что его могут застигнуть врасплох таинственные враждебные силы.

Иногда Чочой вставал и топтался на месте или, расставив в темноте руки, делал несколько шагов по землянке. Временами на него нападал безотчетный страх. Тогда он забивался в угол и все смотрел и смотрел в темноту широко раскрытыми глазами, прислушиваясь к гулкому стуку собственного сердца.

И вдруг до слуха Чочоя донеслось глухое ворчание. Мальчик вздрогнул и, казалось, прирос к стене. Но вот ворчание повторилось, а затем послышался лай собаки. Чочой вскочил с места. Он слишком хорошо, как голос самого близкого человека, знал этот лай.

— Очер! Очер! Очер!.. — закричал Чочой.

Лай усилился, порой переходя в тонкое завывание, тонувшее в шуме пурги. Чочой рванул к себе дверь и почувствовал, как мягкий, рыхлый снег обрушился ему на голову. «Землянку совсем замело снегом», — мелькнуло, у него в голове. Прислушавшись, он уже явственнее различил лай собаки и далекий, тонущий в буре свистящих, взвизгивающих звуков человеческий голос. Чочой ринулся головой в снег, быстро-быстро стал разгребать его руками, не чувствуя, что снег набивается ему в рукава, в рукавицы, под опушку малахая. Вскоре вход в землянку был проложен. Чочой не ошибся, различив среди тысячи разноголосых звуков голос Очера. Это именно он привел комсорга Тынэта к заваленной снегом землянке.

Появление Тынэта Чочой в первую минуту воспринял как счастливое сновидение. И, когда комсорг обхватил мальчика своими крепкими руками, прижал к себе и закачал на коленях, как маленького, Чочой, все еще не веря себе, спросил:

— Так это правда ты, Тынэт, а? Это мне не снится?

— Нет, нет, не снится, Чочой, — тихо ответил Тынэт, крепче прижимая мальчика к своей широкой груди.

С появлением Тынэта землянка словно ожила. Комсорг зажег спичку и вдруг весело воскликнул:

— Смотри, Чочой, фонарь!

Спичка догорела. Подув на обожженные пальцы, Тынэт зажег вторую спичку, снял с гвоздя фонарь «летучая мышь». Чочой принялся помогать комсоргу, и, когда фонарь был зажжен, мальчик наконец как следует осмотрел свое убежище.

— Печка! Смотри, печка! — закричал он, указывая на круглую чугунную печурку в углу землянки, возле которой лежало довольно много дров.

— В январе из тундры в море через эти места пойдут песцы. Вот тогда охотникам землянка эта нужна будет, — сказал Тынэт, выбирая полено посуше, чтобы настрогать щепы на растопку печки.

— А вот какой-то ящик! — сообщил Чочой, вытаскивая на середину землянки свою находку.

В ящике оказалось несколько капканов и чайник. В чайнике в нерпичью шкуру было аккуратно что-то завернуто. Чочой развернул и вскрикнул:

— Смотри, смотри, Тынэт, тут спички, чай!