Ты следующий - Любомир Левчев

11. Чувство счастья включает в себя свободу, физическое довольство и духовную удовлетворенность (существуют учения, которые видят счастье в полном отключении чувств и даже сознания – в “нирване”).

12. Поскольку античность определяет человека как “зоон политикон” (“общественное животное”), личное счастье становится функцией общественности. И здесь начинаются тысячелетние великие поиски “Счастливого общества”.

13. Олимпийские мудрецы допускали, что главным врагом человеческого счастья является присвоение общих (общественных) благ частными лицами.

14. Но применимы ли наши современные термины к сознанию тех “людей истоков”, о которых мы думаем сегодня? Легче восстановить черты лица по найденному черепу, чем воскресить то, что бушевало в черепе. Каким было античное представление о личности и обществе, о собственности и свободе? Таким же. Вероятно, более детским, более предметным, более золотым (и допускающим рабов). Но таким же.

15. Ценности и блага люди приобретают пятью вечными способами: во-первых, они творят их сами (это самый трудный и достойный способ); во-вторых, получают их в наследство (самый легкий); в-третьих, находят (дети всегда что-нибудь находят); в-четвертых, воруют; в-пятых, завоевывают (самое эффективное и распространенное средство разбогатеть со времен античности и до сегодняшнего дня).

16. Диагноз Маркса, что в любом богатстве скрывается ограбление чужого труда, с гневным удовлетворением разделяется всеми неимущими.

17. В древние времена граница между завоеванием, эксплуатацией и воровством была более четкой. Сила выступала естественным распределителем благ. Сила узаконивала собственность, после чего превращала ее в “дополнительную силу”. К сожалению, в этом механизме есть нечто первобытное, нечто природное. Он жесток, как естественный отбор. Дети наиболее к нему чувствительны. Не знаю, по-прежнему ли мы его достойны. Но природа – это всегда дитя вечности.

18. Воровство, каким бы искусным оно ни было, трудно скрыть и сделать украденное законной собственностью. Однако собственность с удовольствием прибегает ко лжи и узаконивает воровство. После чего давность лет помогает замести следы.

19. Вероятно, каждый из нас постоянно или время от времени чувствует себя обворованным, ограбленным, униженным и оскорбленным. Это чувство пробуждает в нас революционный дух. Тогда воры громче всех кричат: “Держите вора!”

20. Но все мы обязаны одному благородному воровству – краже Прометея. Украденный огонь символизирует интеллект, порыв людей быть творцами, как их Создатель. Возможно, поэтому интеллектуальный, творческий труд так нелегко сохраняет свои ценности.

21. И поскольку боги тоже чувствуют себя ограбленными, интеллект не может удержаться от создания все новых и новых, неестественных и даже противоестественных сил, которые его ограничивают.

22. Наследственность существует в природе. Наследование должно было стать самым естественным способом приобретения благ. Ведь человек даже “собственную” жизнь получает таким способом. А в жизни наследование отмывает собственность, каким бы способом ее ни приобрели до этого. Так узаконивается неравенство. Так природа перестает быть справедливой. Справедливость – неприродосообразный фактор.

23. Таким образом, выходит, что самые чистые блага и ценности – те, которые мы “находим”. Что это означает? Мы не творим собственную жизнь. Не завоевываем ее, не крадем… Мы будто обнаруживаем ее в себе или обнаруживаем себя в жизни. Так вот, было замечено, что мы получили жизнь как наследственный дар от родителей. Да. Но мы бы предпочли найти себя сами – как “находим” и воздух, и землю, и воду. Человек все еще может “найти” в природе что-нибудь съедобное. Человек может “обнаружить” и новую истину. И наконец, в каком-нибудь новом Клондайке он может “найти” золото, на которое потом купит все, что захочет. Господи, человек все еще верит в то, что может “найти свое Счастье”.

24. В чьей собственности были воздух, вода, земля и счастье до того, как их присвоило себе алчное политическое животное? Бога – потому что вещи принадлежат тому, кто их сотворил. Только верующий способен понять, как собственник ворует Богово. Вода, земля и огонь, камень, золото и железо – Бог дает тебе все это, чтобы ты жил, а не владел всем богатством, мешая жить другим.

25. И человек, созданный Богом, всего лишь его собственность. Никто другой не имеет права тобой владеть и рассматривать как собственность, будь он папа или император. Вот почему вера, а точнее, Бог так нужен человеку, его свободе и равенству.

26. Человек, возможно, так же нужен богам, потому что только через человеческую смертность они могут пережить то, что им не присуще.

27. Маркс относился к богам как к классовым врагам. Это было фатальной ошибкой. Но это не его промах: он был Марксом унаследован. Разделение веры и знания произвели астрономы и просветители задолго до него. Тем не менее основная вина лежит на клерикалах, которые не могли смириться даже с Пьером Абеляром. Робеспьер понял ошибку, но было уже поздно. У Бабёфа не было даже этой возможности.

28. В наше время нас учили, что жизнь зародилась из коацерватных капель. Идея общих благ и есть та коацерватная капля, из которой непрестанно самозарождается призрак коммунизма.

29. Впрочем, этих капель две. Две диаметрально противоположные причины ведут к одному и тому же следствию…

Марксизм, то есть “научный коммунизм”, учил, что существует три источника: немецкая классическая философия (Гегель и Фейербах), английские политэкономисты (Адам Смит и Давид Рикардо) и французские социалисты-утописты (Фурье и Прудон). Эти три источника так глубоки и широки, что в них может утонуть любой из нас.

Возможно, это и есть три источника марксизма – но только не коммунистического идеала, который невообразимо всех их старше.

30. У коммунистического идеала (или воззрения) есть два непересыхающих источника, сокрытых в человеческой сущности: эгоизм и альтруизм. Зависть, желание присвоить чужое – и благородный порыв разделить свое счастье и блага с другими. Эта глубокая двойственность идеала, заложенная в самих корнях добра и зла, возможно, происходит от дуалистичной природы нашей души.

“Самое лучшее и самое худшее на свете!” Речь тут идет о языке. А он начинается с “Я” и “Мы”. Вот найдешь решение этой магической задачи – и наконец узнаешь, что же такое СЧАСТЬЕ…

•

Вот так, заживо погребенный в снежной сумятице и звездной ясности, я и обсуждал со своим одиночеством те ошибки, которые привели меня сюда. В чем, черт побери, меня подозревали?! Одни и те же мысли осуждали и оправдывали меня. Одна и та же идея человеколюбиво привлекала меня, а потом с ненавистью отталкивала. Как будто меня пленила какая-то безумная вакханка, которая с любовью отдавалась мне, но готова была убить, если я произнесу хотя бы одно искреннее, правдивое слово. Даже если это слово будет про мою ответную любовь. Может, она знала что-то ужасное, чего не знал я? Но что может быть ужаснее того, что было известно всем?!

И тогда я чувствовал, что меня зовет прошлое. И шел на его зов, подобно человеку, который ищет потерянное. Какое-то время этот обратный путь плутал внутри меня. Я становился ребенком. Вспоминал самые-самые ранние впечатления. Я вспоминал, как непросто мое сознание привыкало к этому физическому телу и как моя душа боялась этого мира. Потом обратный путь покидал меня, и я осознавал, что будущее непрестанно пересекается с прошлым. Совсем как циркулирующая в фонтанах вода.

И чем больше я повторял: “Это не апология! Это не апология!”, тем лихорадочнее защищал самого себя. Я хотел выдержать. Занимался йогой. Дышал глубоко и очищающе. Стоял на голове. Потом стрелял из лука. Занимался с эспандером… Но все эти старания я прикладывал лишь затем, чтобы выдержала моя душа. За нее я боялся.

В настоящем душа невидима. Но достаточно подумать о прошлом или будущем, как ее существование становится неоспоримым. Потому что в этих измерениях нет физических тел. В них существует лишь она.

И я выходил с ней на улицу. Снова и снова взбирался на голый холм и осматривал окрестности. Вот они, фракийские могильники, гробницы таинств. Сейчас на их верхушках не горят огни. И по равнине не мчатся колесницы. А вот старые заброшенные сельские церкви. Они ясно очерчены в кристалле зимнего солнечного света. Но ни с одной колокольни не доносится колокольного звона. Языческая тишина царит вокруг меня. А ироничный внутренний голос шепчет мне: “Ну и по ком не звонит колокол, дружище? Колокол не звонит по тебе”.

Во время моего глухого февраля “Битлз” совершили турне по Америке. Огромная толпа поклонников (целых 25 000) встречала их в аэропорту, который уже носил имя Кеннеди.

Марк Шагал расписал купол Гранд-опера. А Гор Видал завершил “Юлиана Отступника” – повествование об императоре, которым завершилась античность, побежденная Галилеянином.