Что другие думают во мне - Йоав Блум

– Заходи, заходи, – сказала она, – посмотри, какая красота!

Она распахнула дверь фургона, и мы вошли внутрь. Свет, проникая сквозь листву, закрывавшую окна, освещал комнатку, тесную, но чистую. Даниэла встала посреди нее, раскинув руки.

– Правда же, выглядит больше, чем снаружи? – спросила она. – Правда? Стоило все сущие копейки, – продолжила она, – и я хотела тебя привести, только когда все будет готово, но если уж ты тут… Вот, – показала она на матрас, лежавший на полу в углу, – это кровать, представь, конечно, что она побольше и что тут кровать, ну то есть настоящая. Там кухня. Газ есть, а когда подключу электричество и наполню водяной бак, то будет еще и вода. Бак где-то на пятьдесят литров, спокойно хватит дня на два, даже на три, если не очень транжирить. Это шкаф, и там еще есть место для хранения. Это лампочки, они на батарейках, так что уже сейчас работают, смотри, хоп! Свет! Здорово, правда? Душ заработает, когда все подключим, но это так, мелочи, пока можно принимать душ в водопаде.

– В водопаде?

– Конечно, – улыбнулась она. – Слушай, здесь – настоящая жизнь. Тут ни души. Иногда ходят туристы, да и то только днем, когда меня тут нет, так что это не важно. Я просыпаюсь утром, принимаю душ в водопаде, готовлю кофе на газе, раскрываю складной стул и пью, кайф невероятный. Самый красивый вид, который можно представить, и воздух такой чистый.

– Даниэла, ты уверена насчет всего этого? Выглядит маленьким и тесным и…

– Ну, сколько мы тут проживем, в самом деле? Будем тут спать, завтракать, ужинать. Но это только на первое время. Когда еще немного поработаем над представлением и накопим больше денег, сможем купить машину, прицепить к ней фургон и отправиться в путешествие.

– Подожди, подожди, – попытался я остановить ее.

– Нет, послушай, – она прыгала от восторга, – все это на первое время, совсем ненадолго. Через два года, если будем делать все как надо, мы сможем купить лодку, даже маленькую яхту со всем необходимым, а потом уплывем. В море никого нет, мы будем там совсем одни, как ты и любишь. Сможем повидать мир, давать представления, жить.

– Даниэла, о чем ты говоришь? Ты хочешь, чтоб я переехал сюда к тебе?

Она посмотрела на меня с улыбкой.

– Я хотела позвать тебя, когда все будет готово, – сказала она, – но ты просто дорисуй остальное в воображении! Покрасим все в красивые цвета, там можно поставить несколько полок для твоих книг, матрас заменим, конечно, на что-нибудь побольше, чтобы хватило нам обоим…

– Даниэла…

– Ну сколько ты еще думаешь жить с матерью? Пора выйти в мир! И не надо бояться людей, мы будем только вдвоем, просыпаться вместе утром, пить кофе, ездить по стране в фургоне, а потом и по миру. Я все просчитала, говорю тебе, через два года у нас будет лодка, собственная лодка.

– Даниэла, я не уверен, что сейчас время…

Она подошла, положила руку мне на плечо и посмотрела прямо в глаза:

– Я не хотела, чтобы ты увидел это все сейчас, я думала показать через несколько месяцев, когда доделаю фургон, как следует подготовлю тебя, как следует…

– Меня?..

– Я знаю тебя, на тебя нельзя такое сразу вываливать. Тебе нравится твоя рутина… Но все будет просто великолепно, я уверена, великолепно. И гораздо серьезнее, чем встречаться раз в два дня. Все это более… настоящее.

Я хотел что-то сказать, остановить ее, пока не поздно, но она заткнула мне рот поцелуем. Долгим, глубоким, страстным. Поцелуем, который поворачивал время вспять и придавал новый смысл годам, проведенным вместе, обнаруживал мое невежество, мою глупость, мою слепоту.

Потом она сказала:

– Ладно, я правда не хотела говорить тебе это так, но раз уж мы здесь… Если ты готов, давай жить тут. Будет классно, вместе мы ведь способны на многое. Пожалуйста, переезжай, если готов. Мы ведь способны на многое!

Я посмотрел на нее стеклянным взглядом и не сказал ни слова.

Она рассмеялась и снова повторила:

– Если ты готов, давай жить тут. Будет классно, вместе мы ведь способны на многое. Пожалуйста, переезжай, если готов. Мы ведь способны на многое!

И тут я понял. Это был код. Мой мозг судорожно пытался расшифровать предложение – то, чему я учился последние недели. «Готов» – Л, «мы ведь способны» – Ю, «пожалуйста» – Б, и снова «готов», «ведь способны». То есть…

– «Люблю»? – спросил я. – Что любишь?

Она кивнула:

– Ну тебя, конечно. Тебя.

Краснея, она ждала моего ответа. Несмотря на неловкую паузу, она не убирала рук с моих плеч, уверенная, что я строю в ответ зашифрованное предложение, в то время как все, о чем я мог думать – это «о нет».

– Даниэла, – наконец выдавил я из себя, – я… я…

Она удивленно отпрянула:

– Что?

– Мне жаль, – пробормотал я, – я думаю, что, наверное… наверное, я что-то не так сказал, наверное… но я не чувствую того же… – Под взглядом ее широко раскрытых глаз я пытался промямлить лучшее, на что был способен. – Ты правда мой самый близкий в мире друг, даже единственный, и я… я очень тебя люблю, но… то есть как друга, не в смысле…

Она топнула ногой, и снова. И снова. И снова. А потом резко ударила кулаком в стену фургона так, что он задрожал. Глубоко дыша, она повернулась ко мне. Мне был знаком этот взгляд. Она должна была объяснить мне кое-что важное.

– Ты любишь меня, – сказала она напористо, – может быть, ты еще этого не понял, но ты меня совершенно точно любишь. Серьезно! Мы встречаемся почти каждый день уже несколько лет, мы самые близкие в мире люди. Это правда, истинная правда, нельзя это отрицать. Нельзя отрицать нашу привязанность, нашу связь, наше влечение!

Я стоял, обезоруженный ее аргументами. Я ведь не люблю ее, я еще никого и ничего не любил, вообще. Все, что я тогда знал о любви, было основано на американских ситкомах, песнях с густыми басами и книгах, которые я читал тайком от матери. Женщины в моей жизни были воображаемыми, одномерными и появлялись с удручающей медлительностью, ряд за рядом ленивых пикселей на экране моего компьютера, влюбленные в меня без памяти, обожающие меня в тех нелепых сценариях, которые я рисовал себе, когда подолгу мечтательно смотрел на экран. Мной владел юношеский максимализм, я хотел менять девушек как перчатки, быть обожаемым, желанным здесь и сейчас и в то же время хотел быть один до конца своих дней.

Я сотни раз возвращался в памяти к этому моменту. Какой