Свидетель о Свете. Повесть об отце Иоанне (Крестьянкине) - Вячеслав Васильевич Бондаренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из-за брезентового полога над задним сиденьем дороги не было видно. Но когда машина затормозила, стало понятно: приехали «домой», в 16-й ОЛП. Лейтенант без лишних слов повел отца Иоанна за собой – прямо в подъезд одного из домов, где жило лагерное начальство.
Начальника ОЛПа батюшка хорошо знал в лицо, но сейчас, увидев его, не узнал. Обычно непроницаемый, хмуро-угрюмый, он выглядел растерянным, да что там – попросту жалким. Воротничок кителя был неопрятно расстегнут. В комнате пахло лекарствами. Уронив голову на стол, беспомощно всхлипывала полная женщина лет тридцати пяти – жена начальника…
– Товарищ лейтенант, зэка Крестьянкин согласно вашему приказанию доставлен… – начал было с порога сопровождающий, но начальник, не слушая, торопливо шагнул к отцу Иоанну и цепко ухватил его пальцами за рукав черной робы.
– Вы Крестьянкин? Мне много рассказывали о вас… Как о необыкновенном человеке. – Он нервно перевел дыхание. – Вся надежда осталась на вас. Помогите!
– Чем я могу вам помочь?
Начальник неожиданно беспомощно всхлипнул, по его лицу побежали слезы.
– У меня умирает пятимесячный сын… Долго не было детей… И вот… родился… А теперь… он умирает… Врач сказал, что сегодня умрет…
Он говорил тихо, чтобы не слышала жена, но она услышала. Зарыдала в голос, уже не смущаясь посторонних…
– Спасите… спасите нам его!.. Пожалуйста! Вы сможете это сделать, я твердо верю…
Батюшка смотрел в искаженное болью лицо человека, стоявшего рядом. Царь и бог 16-го ОЛПа, обещавший «устроить переливание крови» тем, кто будет филонить на работах… И вот – ничего не осталось от этой оболочки, есть только смятый, раздавленный болью отец, искренне ждущий чуда.
– Крещен ли младенец? – задал батюшка единственный вопрос.
– Нет.
Отец Иоанн помолчал.
– Мне понадобится вода, запас которой хранится у меня в бараке. Можно сходить?
– Вам принесут все, что будет необходимо…
…Прошла неделя.
Незадолго до отбоя отец Иоанн лежал у себя на нарах и писал письмо в Москву, духовным чадам. Переписка из лагеря разрешалась, и верные Матрона Ветвицкая с Галиной Черепановой регулярно снабжали батюшку последними новостями из столицы. Можно было присылать и посылки – не чаще одной в месяц. И как ни объяснял батюшка в письмах, что присылать много продуктов не нужно: все равно отберут, – «жены-мироносицы» продолжали заваливать его посылками. Приезжали и сами – и как только добрались?.. – но охрана их не пустила, увидеться так и не довелось…
Левой рукой батюшка придерживал перед глазами большую лупу, подаренную ему вором из «блатного» барака. Без нее он не видел вообще ничего. Карандаш со скрипом ходил по дрянной желтой бумаге:
«…Порядок о посылках (мною рекомендованный) должен сохраниться без всяких изменений и на будущее время. Всего присылаемого вполне достаточно в дополнение к тому, что я имею на месте за свои труды. Слава Богу за все! Берегите свое здоровье и не переставайте усиленно заботиться о своем внутреннем совершенствовании. Последнее превыше всего.
О том, что не представилось возможности увидеть друг друга лично, не скорбите. Такое Божие произволение, и за все Ему слава и благодарение.
Да укрепится среди вас мир, любовь и взаимное согласие. И да воздаст Всевышний за все ваши добрые дела сторицею!
Не забывайте меня многогрешного в своих святых молитвах!
Будьте здоровы! Храни вас всех Господь!
Н/и И-н».
Недостойный иерей Иоанн… Как они там, его московские чада?.. Память невольно повлекла назад, в счастливые первые дни измайловского служения… Какая же мука – не переступать порог храма!.. Здесь, в Каргопольлаге, церквями, понятное дело, и не пахло. Вернее, когда-то они были в местных селах, но давно уже все порушено…
Грохнула дверь барака. На пороге стоял конвоир.
– Крестьянкин, на выход!..
Конвоир провел его к уже знакомому дому, где находилась квартира начальника ОЛПа.
Внутрь его не пустили. Начальник вышел к нему на лестничную клетку. И теперь он был похож на себя привычного: замкнутый, будто застегнутый на все пуговицы. Движением руки отослал конвоира – значит, хотел поговорить наедине.
– Скажите, что именно вы сделали с моим сыном? – сдержанно осведомился начальник, когда шаги конвоира, спускавшегося по лестнице, смолкли.
– Окрестил его сокращенным чином. И дал выпить крещенской воды.
– И все?
– Все.
Лейтенант помолчал.
– Сын пошел на поправку в ту же ночь. Приезжали врачи, объяснения этому найти не смогли. Сказали, что в медицине такое бывает. Человек умирает, а потом вдруг выздоравливает… Вы точно не врач по образованию? – вдруг спросил он.
– Нет, не врач, – улыбнулся отец Иоанн. – Бухгалтер.
Опять помолчали.
– Какое у вас есть объяснение произошедшему?..
Батюшка вздохнул.
– Это – чудо Божие. Понимаете, агиасма обладает многими чудесными свойствами…
– Аги… что?
– Агиасма. Крещенская вода. А главное – само таинство Крещения. Ведь теперь ваш сын родился для новой жизни, жизни с Христом. Это же великое счастье! И теперь все и для него, и для вас с супругой – все будет по-новому!..
Начальник опустил глаза.
– Скажите, есть ли у вас какие-либо заявления или просьбы?..
Батюшка снова вздохнул. Как бывалый зэка, он хорошо знал первейший лагерный принцип: не верь, не бойся, не проси. Какое послушание есть, за то и слава Богу. Поэтому он просто покачал головой: мол, нет у меня ни просьб, ни заявлений. Лейтенант кивнул, чуть слышно сказал: «Спасибо вам», позвал конвоира и, дождавшись, пока тот поднимется по лестнице, скрылся за дверью квартиры…
…А в марте 1952 года заключенного Крестьянкина Ивана Михайловича после квартальной «комиссовки» неожиданно перевели с общих работ в бухгалтерию лагеря – с ТФТ на ИФТ, с тяжелого физического труда на индивидуальный. Не случись этого – и он мог бы ослепнуть окончательно…
Каргопольлаг, поселок Чёрный – Москва, март 1953 года
Конвоир копался в посылке долго, с сопением. Наконец задал единственный вопрос:
– «Белочку» привезли?
– А как же! Мы же, можно сказать, ради нее и ехали! – живо отозвалась Галина Черепанова. – Да вот она, товарищ сержант, сбоку сумки забилась, а вы и не приметили…
Конвоир наконец выудил из объемистой сумки кулек с конфетами. Сразу подобрев лицом, развернул две «Белочки», сунул обе в рот и, промычав: «Щас», вышел из проходной.
Матрона Ветвицкая с тревогой взглянула на подругу. Приведут ли батюшку?.. Галина, уже ездившая к нему раньше, была уверена: приведут, конвоир этот был ей знаком и, по ее уверениям, за «Белочку» все