Время и комната - Бото Штраус

Первый мужчина. Помолчали бы! Как будто неясно, что именно вы и есть та самая золотая рыбка. Только такой тип, как вы, и мог стать сплошным недоразумением в жизни этой женщины. Прячется, понимаешь, за спинами порядочных людей, а сам, будто и не мужик, даже пискнуть не смеет.

Все трое уходят под галерею и начинают переодеваться.

Третий мужчина. Ну конечно! Это самое простое, нет, действительно, нет ничего легче, чем свалить все на робкого. На робких все отыгрываются. Ничего, я уже привык… Вот была у меня любимая женщина. Нет-нет, я хочу рассказать. Приходила ко мне раза два в месяц, приносила кекс. Мы его съедали, выпивали бокал-другой красного вина. Ну, в общем, понимаете: душа в душу, можно сказать…

Второй мужчина. Послушайте: вы не хотите вести себя прилично или просто не умеете? Мне еще там, на поляне, бросилось в глаза: вы все время клоните к чему-то этакому, что по логике вещей должно обернуться либо свинством, либо смертоубийством, а потом вдруг раз — и выруливаете на какую-нибудь пошлятину про кофе с пирожными! С женой и детьми я тут среди вас, похоже, единственный нормальный мужик и буду. Этот, Бог ты мой, ни разу в жизни не влюблялся, а этот вообще — такой робкий, что, наверно, такой женщине даже пальто не осмелился бы подать.

Первый мужчина. Иными словами: только один из нас мог быть возлюбленным этой дамы, и все это время отмалчивался как распоследняя трусливая свинья.

Второй мужчина. Да ладно, бросьте. Нечего цепляться к каждому слову.

Третий мужчина. Да нет уж, почему же. Один из нас, действительно, самый гнусный обманщик, какого мне приходилось встречать. И мы не пожалеем усилий, чтобы вывести этого негодяя на чистую воду.

Второй мужчина. Хорошо, если бы я и впрямь был этим гнусным обманщиком; неужели вы полагаете, что я мог бы так глупо проболтаться?

Третий мужчина. Нет. Пожалуй, не мог бы.

Все трое в военной форме бундесвера выходят из-под галереи и становятся на авансцене спиной к рампе. Все трое скрестили руки за спиной. У того, что стоит в центре, на правой руке нет перчатки. Двое других, слегка откинувшись назад, смотрят на эту беспокойную обнаженную руку. Их взгляды ползут выше и упираются в лицо не похожего, не подобного им мужчины.

Георг и Вольф в парке.

Вольф (протягивая Георгу полевой бинокль). Видишь дом, вон там, наверху?

Георг. Вижу.

Вольф. Подожди немного. Сейчас вспыхнет свет.

Георг. Элен!.. Где она? Где этот дом? Кто этот темный тип там, рядом с ней? Мне надо к ней!

Вольф. Нет. Не отрывай ее.

Георг. Она стоит у окна и смотрит на улицу. Как будто она видит меня.

Вольф. Исключено. Мы слишком далеко.

Георг. И все равно, мне кажется, что она меня ищет — пусть мысленно… Но она пригласила гостя на ужин.

Вольф. Похоже, это у нее постоянный гость.

Георг. Они склонились над столом, протягивают друг другу руки. Мне надо к ней!

Вольф. Останься, бесполезно. Не отрывай ее.

Георг. «Не отрывай ее»! От чего? Кто этот тип? Я его выпру! Вольф. Тебе это не удастся.

Георг. Кто он такой? Как его зовут?

Вольф. Смерть.

Георг. По фамилии!

Вольф. Я же сказал, Георг: это смерть.

Георг. Не говори ерунды. Где он живет? Где мне его встретить? Где мне найти эту черномазую обезьяну!

Вольф. Ты с ним решил тягаться? Ха-ха.

Георг. Его я прогоню ко всем чертям. Не сомневайся!

Вольф. Ну что ж, рискни. Попробуй только…

Элен одна в загородном доме. Она встает с софы. На белой простыне отпечаток черного скелета. Элен подходит к умывальнику и начинает мыться.

В парке. Георг, скрючившись, с черным синяком на лице, сидит в песочнице на песке. Из-за кустов появляется Вольф.

Георг. Я даже ухватить его ни разу не смог.

Вольф. Зато он тебя знатно отделал.

Георг. Если бы я его хоть разок ухватил, тут бы сейчас была только горка ископаемых костей.

Вольф. А он тебя просто отшвырнул.

Георг. Тоже мне фокус! Если можно схватить — значит, можно и бросить.

Вольф. Значит, надо признать, что Элен живет с более сильным.

Георг. Ну да, да! Тоже мне утешитель! Много от тебя радости. Сам-то где был? В кустах прятался?

Вольф. Я тебя предупреждал. Говорил я тебе: не отрывай ее? Я знаю, ее нельзя отрывать, покуда этот силач с нею.

Георг. Проклятый призрак! Что же мне теперь? Ты думаешь, надолго это? Еще хотел я, Вольф, тебя спросить: как ты считаешь, вот наша смерть — ну, то есть, для нас, мужчин, смерть — женщина?

Вольф. По справедливости, это должна бы быть она. Черные локоны, черные груди. Даже не знаю, что я почувствую, если будет иначе. Если в последнее мгновенье передо мной возникнет этакий вот мужик!

Георг. Я причинил Элен горькую обиду. Я упрекал ее в фанатизме и собственничестве. А она ради меня истекала кровью. Насколько же неправедно, насколько по-юридически может судить душа! Я провинился перед этим человеком, Вольф.

Вольф. Я хорошо понимаю, как тебя мучит раскаяние.

Георг. Понимать ты понимаешь. А измерить не можешь: вину не измерить.

Справа входят Первенец и Учтивец.

Учтивец. Оставь ты, ради Бога, портсигар в покое!

Первенец. Но если он меня бесит! Не закрывается, собака!

Учтивец. А что у тебя в нем?

Первенец. Платок.

Учтивец. Кто же носит платок в портсигаре?

Первенец. Шелковый платок!

Учтивец. Шелковый платок твоей матери?

Первенец. Ну конечно, карапузик ты мой!

Учтивец. Ты, надеюсь, понимаешь, что платок нельзя засунуть в портсигар?

Первенец. То есть как это нельзя! Очень даже можно! Сложить аккуратно, и он войдет.

Учтивец. Но ты же видишь, что он не входит?

Первенец. Но все время входил же!

Учтивец. Но теперь он вылез, и портсигар не закрывается.

Первенец. Две вещи у меня от мамочки на память, они должны быть вместе. Да будь ты неладен!

Учтивец. Ну, подумаешь, портсигар открылся. Это мама о тебе думает.

Первенец. Чушь! Да будешь ты закрываться, чертова табакерка!

Учтивец. Дай я попробую.

Первенец. Убери лапы.

Учтивец. Такая миленькая чертова табакерка. Подарок мамочки.

Первенец. Не раздражай меня еще больше.

Учтивец. Выглядит как отверстая рана, из которой алый платок, словно…

Первенец. Что ты несешь всякую безответственную ахинею, просто ахинею в квадрате!

Учтивец. Однако ты обходишься со мной так, будто я и есть твой непослушный портсигар собственной персоной.

Первенец. Ты невыносим ничуть не меньше, чем этот треклятый портсигар!

Учтивец. Я не имею с этим портсигаром ни малейшего сходства, дорогой мой.

Первенец. А я и не утверждал, что ты выглядишь как портсигар. Я только говорю: ты действуешь мне на нервы точно так же, как этот портсигар!

Учтивец. Знаешь, даже в нервном состоянии все же надо бы делать различие между другом и портсигаром.

Первенец. А я не вижу особой разницы! Оба камнем лежат на сердце и нервируют…

Учтивец. Тогда я лучше пойду. Ты становишься слишком несправедлив.

Первенец. Нет, ты останешься! Я тебе сейчас докажу, что он закрывается, этот чертов портсигар. Что такое? Вообще не закрывается… А, понял. Уголок платка зажало, вон, сзади, где щель. Так. Вот. (Защелкивает портсигар.) То-то же. Убедился? А еще не верил! Вот теперь снова порядок. (Засовывает портсигар в карман.)

Учтивец. Но были сказаны обидные слова. Между друзьями.

Первенец. Да-да. Бывает. Случается.

Учтивец. Не знаю, не следует ли нам уяснить, что все-таки только что произошло между нами.

Первенец. Без меня. Я в такие игры не играю.

Учтивец. Я не какой-то там портсигар, чтобы запихивать в меня аккуратно сложенное хамство, а потом защелкнуть и сунуть в карман. Я не позволю засовывать себя в карман!

Первенец. Я никогда не сравнивал тебя с портсигаром, который нормально захлопывается. Об этом не может быть и речи. Я сравнил тебя с дорогим моему сердцу предметом — с портсигаром, который никак не закрывается и которым я поэтому не устаю заниматься, как непостижимым и загадочным феноменом.