Колесо Фортуны - Николай Дубов

Царь всех на голову выше был, а Орел ему не уступит, только покряжестее. Князь-кесарь, сложив пухлые ручки на брюхе, повел взглядом из-под приспущенных век.

"Помню, говорит, чертово семя. Даже на дыбе ни разу не ойкнул, только кряхтит да матерится... Под корень таких надо!" - "Под корень недолго, жалко, такая порода переведется... Помилую - снова бунтовать будешь?" - "Я не бунтовал я приказ исполнял". - "Знаем мы вас, послушных... Ко мне служить пойдешь?" - "Нам все едино - мы люди служивые". - "Отпустите его! Явишься в Преображенский. Посмотрим, как ты служить умеешь.

Ну, что молчишь?" - "А чего тут говорить? Явлюсь. Как служу - увидишь". - "Благодарить надо, пес собачий!..

Я тебе жизнь дарую!" - "Ты, царь-батюшка, не лайся.

А жизнь мне не ты дал, она - от бога". Глаза Петра бешено округлились, щека задергалась. "Пошел прочь!

А то, гляди, передумаю, тогда узнаешь, что от бога, а что от меня..." Служил Орел Петру верой и правдой. Потом и сын его, не щадя живота, под Петром воевал. Петр ему за храбрость сам на шею портрет свой повесил на золотой цепи... Потом нарожал сыновей, и все пошли по родительским стопам, все пятеро вояки...

- Откуда, - спросил Сен-Жермен, - откуда у Алексея этот ужасный la balafre? [Рубец (франц.)] После войны с пруссаками?

- Нет, он ведь гвардеец, а гвардия Санкт-Петербурга не покидала. И рубец этот получен не на поле брани, а в драке. Если Григорей отличился в Цорндорфской битве, то Алексей отличается в битвах столичных. Можно сказать, первый дебошир и незакатная звезда санкт-петербургских кабаков... Я уж говорил, есть такой Шванвич - постоянный Алексея Орлова соперник по кабацкой части:

кто кого перепьет, кто кого одолеет. Как сойдутся, так и пошло... Начинают с шуточек, кончают дракой. Вот как-то Шванвич слабину, что ли, почувствовал, озверел и палашом из-за угла полоснул Орлова. Другой бы от такого удара богу душу отдал, а этот выжил, только ликом страхолюден стал. Его все так и зовут Балафре - Рубцованный... Однако не подумайте, господин граф, что я стараюсь очернить Орловых в глазах ваших. Ни боже мой! По правдолюбию своему рассказываю, как оно все есть, а хулу возводить - у меня и мысли такой нету! И за что хулить? Можно только завидовать. Недаром они кумиры гвардейской молодежи. За что ни возьмутся, во всем первые - что в службе, что в пирушке, что на охоте...

Что-то они там затихли. Неужто Фортуна отвернулась от Орлова?

- Нет, - сказал граф, - просто банкомет завязал ей глаза.

- Вы шутите, - сказал Теплов. - Не хотите ли взглянуть? Может, и сами пожелаете поставить?

- Я никогда не играю в карты, - сказал граф. - Игра интересна, если в ней есть риск, неизвестность. А что же интересного, если все знаешь наперед?

- Как можно знать все наперед?

- Можно, месье Теплов, можно.

Они поднялись и подошли к играющим. Против банкомета понтировал только Алексей Орлов. Остальные, утратив деньги или смелость, толпились вокруг, наблюдая за борьбой титана. Посредине стола возвышалась горка золотых и серебряных монет.

- Ну, прямо битва Давида с Голиафом, - сказал наблюдавший за игрой измайловец.

- Кто ж тут Давид? - подхватил Алексей Орлов. - Этот немецкий сморчок, что ли? Не много ли чести - в Давиды его производить?

- Eine Karte gefalligst? [Желаете карту? (нем.)] - осторожно спросил банкомет.

Это был аккуратный, чистенький немчик. Роста он был махонького, сухощавые черты лица мелки, глазки скрывались за стеклами очков. Насколько он во всем был мелок и щупл, настолько не по росту был пышен в одежде.

Плечи кафтана подложены, огромное накрахмаленное жабо подпирало подбородок, из кружевных манжет едва выглядывали пальцы. Тщательно завитой и напудренный парик казался меховой шапкой. Весь вид его свидетельствовал чрезвычайную аккуратность и добропорядочность.

- Давай! - сказал Алексей.

- Bitte! [Пожалуйста! (нем.)] - ответил банкомет.

Алексей заглянул в карты, на мгновение задумался.

На висках его выступили капельки пота.

- Еще! - Он посмотрел и бросил карты на стол. Банкомет мельком взглянул на них и, снимая с колоды карту за картой, укладывал их рядком.

- Schlup, - сказал он. - Ihre Karte ist geschlagen [Конец! Ваша карта бита! (нем.)].

- Ладно, - сказал Алексей и вытряхнул из кошелька последние золотые монеты. - Давай еще.

- Bitte! - вежливо сказал банкомет и начал сдавать карты.

На этот раз Алексей выиграл, облегченно засмеялся и придвинул к себе удвоившуюся сумму.

- Погоди, перец, я те сейчас прищемлю! Ну-ка, давай...

- Bitte! - готовно согласился банкомет.

- Простите мое вмешательство, - сказал граф Алексею, - но я должен предупредить вас: вы играете с шулером.

Банкомет отпрянул от стола, бледные впалые щечки его начали розоветь.

- Это есть Verleumdung! [Клевета! (нем.)] - закричал он высоким голоском. - Я пуду klagen... Шаловался! Я заяфиль полицай-директор... Герр барон Корф...

- Цыть! - прикрикнул на него Алексей. - Что, в сам деле жулик? А вы почем знаете?

- Отверните его манжеты, - сказал граф.

Стоявший по ту сторону стола измайловец схватил

банкомета за правую руку и дернул манжет - из рукава выпали туз червей и дама треф. В левом рукаве оказались бубновый валет и дама.

- Ах ты гнида! - даже еще не рассердясь, а просто удивленно сказал Алексей Орлов и поднялся, горой нависая над столом.

Румянец на щек-ах банкомета погас, не сводя глаз с Орлова, он начал сползать с кресла вниз, под стол.

- Куда? Куда поехал? - закричал Алексей, перегнулся через стол, схватил банкомета за шиворот и вздернул его кверху. Стол опрокинулся, монеты, звеня, раскатились по полу.

Банкомет молчал и не сопротивлялся. Он знал, что сейчас его будут бить, бить жестоко, беспощадно, как ни разу не бивали прежде, но он не мог да и не хотел сопротивляться этому великану, чтобы не озлобить его еще больше. И, как схваченный за шиворот шкодливый кот, он висел в воздухе, подогнув конечности и как бы полумертвый.

- Что ж теперь с ним исделать? - спросил Балафре, обводя всех бешено-веселым взглядом.

- Может, шандалом его? - раздумчиво посоветовал измайловец. - Как всех шулеров.

- Шандалом ненароком убить можно. А вдруг у немцев тоже не собачий пар, а душа? - сказал Орлов. - А? - гаркнул он в ухо немцу и встряхнул его.

Спасая самые чувствительные места, шулер еще больше подогнул ноги и отчаянно зажмурился. Офицеры вокруг захохотали.

- И что за доблесть такого мозгляка пришибить?!

Нет, - сказал Алексей, - мы с ним по-христиански... Что делает солдат, когда его вошь нападет? Он ее в щепоть и - на мороз: гуляй, милая!

Он прошагал к низко расположенному венецианскому окну, пнул его ногой. С треском и звоном окно распахнулось. Орлов, словно куклой, размахнулся шулером и швырнул его вниз, в снежный сугроб, исполосованный желтыми потеками.