Совращенная тенями - Джесса Слейд

Сера ссутулилась, когда увидела его, но уверенно встала прямо на его тень. От вспышки в ее глазах, он подумал, что она хотела, чтобы на месте тени был он сам.

Он не отошел.

— Я не хочу следить за тобой.

— Тогда не делай этого. Ты сможешь.

— Мы договорились встретиться. — Он пытался держать голос безразличным, но ему хотелось сказать это более мегко.

— Фактически, ты сказал, что найдешь меня. — Она потер руками глаза. — Я не хочу сражаться с тобой. Ни морально, ни физически. Никак-либо еще.

Когда он все-таки не сдвинулся с места, она прошла мимо него, чтобы открыть дверь.

Он не вздрогнул, когда она прошла мимо него. Он никогда не всздрагивал, даже притом, что ее прикосновение прожигало его хуже ихор. Он только напрягся, чтобы вытерпеть это.

И несторожно вдыхал аромат жимолости. Его тело еще больше напряглось, все мужские инстинкты и тревога пребывающего демона.

Он сдерживал свой голос.

— Никого нет дома, чтобы впустить тебя, они находятся на заданиях, убирая демонов с улиц, которые откликнулись на наше присутствие.

— На присутствие моего демона, — исправила она.

Он проигнорировал ее слова, также как игнорировал свою жажду.

— По крайней мере, ты внесла свой вклад.

— Ты сказал Лиаму, что не знаешь моего предназначения, — сказал она. — И не собираешся в этом разбираться.

Это остановило его. Она все еще сердилась на него из-за того, что он отверг ее. Разве она не понимала, как опасна их близость?

Он мог отрицать свое искушение; он мог отказаться от дальнейшего участие ее в проклятой армии Лиама Нила. Но кипящей боли в ее глазах было слишком много. Он не мог этого выносить

Он остановил себя.

— Ты можешь перестать дуться?

— Я не дуюсь, — вспыхнула она.

— Где ты была?

Она покачала головой.

— Я не скажу тебе. Открой мне дверь. Я передумала. Я действительно хочу сразиться с тобой.

Он напомнил себе, что он тоже хотел этого, когда она пришла через десять минут в танцкласс, ее волосы были связаны широким шнурком, в тонких штанах для занятия йогой и в тренировочном лифчике.

Она стояла напротив окна, ее кожа и волосы ярко контрастировали с черной ночью. Как будто его воображение нуждалось в этом, и сразу в его голове появился образ их ночи.

В горле пересохло. Разрушитель не предлагал никаких вразумительных идей, когда он дотронулся до нее. Он хотел показать ей ее слабые места. Она уже показала ему одно, но он не рассмотрел.

Он смотрел в ее глаза цвета орешника.

— Хорошо?

— Повторяй за мной.

Она фыркнула, но мягко, так что он не стал ничего ей отвечать.

Она повторяла его боевые позы, не прикасаясь к нему. Какая-то странная сила струилась, через него.

Он нанес удар. Она блокировала его, жестче, чем требовалось. Он сделал такой же удар с другой стороны. Она нервничала и была слишком напряжена.

— Легче, — бормотал он. — Также как и перед этим.

Во время спарринга ее щеки пылали, и волосы были тяжелой короной.

Когда он остановился, она смахнула рукой пот со своего лица.

— Я должна научиться делать это также как ты.

— Это неправильно. — Его пальцы дергались от памяти, какими на ощупь погут быть эти волосы. Эти ощущения были куда больше, чем поднятии демона. Его тело болело там, где она даже не дотрагивалась до него.

Она положила руки на бедра.

— Ты сказал, что кое-кто еще научит меня этому.

— Я передумал о… — он колебался, затем добавил, — о некоторых вещах.

Ее лицо было бестрасным.

— Почему?

Он заметил, что она не стала спрашивать о каких именно вещах.

— Из-за изменеия в демоническом поведении, с тех пор как ты пришла вместе со своим демоном. Я хотел поговорить с Букмекером сегодня вечером, об испытаниях, которые он собирается провести с тобой, об истории, где может быть что-то об этом пересечении. Он знал, что демон, который пришел из-за Завесы, силен, и предположил, что это джинн. Возможно, подвестной камень отбросил его сомнения. Но если он ошибается, нам нужно заново продумать нашу старатегию защиты.

Она сделала несколько шагов к зеркалу, как будто разглядывая в себе демона.

— Возможно, ты сможешь убедить его, что я не злая.

— Для тебя это было бы безопасней. Джинна трудно убить.

— Труднее тшувы?

— В значительной степени. Возможно, тшува слаб, из-за раскаяния, или он раскаивается из-за того, что слаб. Как бы там ни было мы слабы, и всегда было так, именно из-за этого мы собираемся вместе. — Он затих, пока она не повернулась к нему, что бы встретить его взгляд. — Только не ты.

Она моргнула.

— Даже до того, как демон овладел тобой, связь была сильна. И она будет расти со временем и тренировками… — Он наблюдал за ней, поскольку она повернулась, чтобы пройти по комнате. — Когда демон бродил по городу, Зейн сказал, что конец близок. Возможно, он был прав.

Она подошла, что бы стоять рядом с ним.

— Какой еще конец? Я думала, что добро и зло находится в сердце каждого человека?

Он колебался.

— Разве они должны быть связаны? Подумай о том, как он тебя вылечил.

— Зло, как ветреная оспа?

Он сгримасничал.

— Возможно, чем-то и похоже. Так же опасно и от этого можно умереть. Когда ты иссушила преступное намерение, и позже фералиса, случилось, что-то странное. Они исчезли.

— Что-то не так?

— Но они ушли. Никаких останков. Никакого эха. Ничего не осталось в этом царстве. — Он медленно вздохнул. — Сера, тысячелетия тальяны безрезультатно сдерживали поток зла. С тем одним преступным намерением и двумя фералисами ты это исправила.

Она склонила голову. Взявшись за кулон на шнурке, стала его рассматривать. Он мог почти видеть, мысленные процессы в ее голове. Ощущение спокойствия накрыло его. Он никогда не видел, что бы кто-то так интенсивно и напряженно думал. Ее ответ мог только углубить его ощущение.

Когда в последний раз он думал над чем-нибудть кроме уничтожения? Или о своем собственном разрушении? Когда он задавался вопросом о конце всего этого?

Сера была его надеждой.

Ее преданность прошлому, когда все кого она любила бросили ее, дала ей силу духа, что так противоречило всему тому, чего он так боялся. Понимание этого, что-то изменило в нем, кое-что, что он не хотел знать.

Надежда могла нанести раны посильнее, чем когти фералис и слизи преступного намерения. Раны, оставленные разрушенной надеждой, были куда глубже, чем мог заживить даже самый сильный тшува.

Он сам смеялся над своими мыслями.

Она покачала головой.

— Я не знаю. Темный и светлый. Злой и хороший. Дихотомия начилась с большого взрыва, и кто-то решил написать по этому поводу бестселлер, который назвал Библия и примерно, около тысячи книжек еще.