Солнечный свет - Робин Маккинли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это еще покруче, нежели его заявление, что ни у кого из нас шансов против Бо нет. Своей смертью я похороню и его шансы. Забавно: я ведь и вправду сожалела об этом. Может, я слегка тронулась. Может, слишком многое произошло за последнее время. Может, я просто очень, очень сильно недосыпала.
– Но кое-что можно сделать. Можно попробовать. – Пауза. – Это непросто.
Ох, ну надо же. Что-то будет непросто? Я попыталась вызвать в себе какие-то эмоции, среагировать. Безуспешно.
– Но ты можешь мне довериться?
Опять радостные новости. Не просто что-то, а что-то вампирское. А значит, оно будет еще сильнее замешано на крови. Не люблю кровь. В смысле, я нормально отношусь к крови, когда она циркулирует внутри, несет кислород и калории к клеткам-домоседкам, но при виде липко сочащегося розового гамбургера меня тошнит.
«Можешь мне довериться?» – спросил он. Не доверишься – а сможешь ли? Я подумала над этим. Будет непросто. Да, о'кей, это факт. Думать об этом необходимости нет. Могу я довериться ему?
А что мне терять?
Что, если его помощи я не выдержу? Есть уйма вещей, которых я не выдержу. Начнем с того, что я далеко не смела, очень, очень устала, я истощена от посттравматического как-там-eгo, и я легко могу не выдержать и того, что сделала кухонным ножом прошлой ночью. И я могу оказаться душевнобольным маньяком.
– Да, – выговорила я. – Да. Думаю, да.
Константин не выдохнул с облегчением, как мог бы человек на его месте, но вместо этого замер статуей. Это была неподвижность другого рода, чем простое отсутствие движений. Сказав «да», я почувствовала себя лучше. Менее усталой. Впрочем, похоже, я все еще бредила, потому что наклонилась к нему и коснулась тыльной стороны ладони.
– О'кей? – сказала я. Недолгая тишина.
– О'кей, – ответил он. У меня вдруг возникла непрошеная мысль, что до сих пор он ни разу не говорил «о'кей». С людьми поведешься – много нового и интересного наберешься: смех, сленг.
– Это будет не завтрашней ночью, – сказал вампир. – Возможно, послезавтрашней.
– О'кей, – сказала я. – Увидимся.
– Приятных снов, – попрощался он.
– О, конечно, непременно, – отозвалась я с претензией та иронию, но он уже исчез.
Я оставила окно открытым настежь. Хотелось, чтобы в комнате со мной было как можно больше свежего воздуха.
Тихонько позванивал один из оконных заговоров. Это был необычайно умиротворяющий, обнадеживающий звук.
Вид у меня этим утром, наверное, был тот еще. Мне пришло в голову, что все в кофейне относятся ко мне как к инвалиду, притворяясь, будто ничего такого вовсе нет. Я хотела сказать им, что они правы – я в самом деле инвалид, отметина на груди, о которой знал только Мэл, никуда не делась, и я умираю. Ничего подобного я не сказала. Соврала, что все еще страдаю от недосыпания.
Паули внезапно появился на час раньше со словами, что ему нечем заняться, но я была уверена – это мама позвонила моему ученику и спросила, не сможет ли он прийти пораньше. Думаю, мама вычислила, что ее заговоры уходят в бардачок «Развалины» или подобное место, потому что принялась прятать заговоры вокруг пекарни, где я могла их и не найти, но они все равно приносили бы мне пользу.
Из-за своих непрошеных размышлений насчет скелетов в семейном шкафу я начала задаваться вопросом: для чего же именно предназначены все мамины заговоры? Она всегда была немного поведена на них; наверняка это пошло с тех восьми лет, проведенных в мире моего отца. Тем утром я нашла два новых: какое-то маленькое животное, свернутое клубочком, прикрывающее лапами глаза, с красной бусиной на месте пупка; и сияющий белый диск, радужно-переливчатый, если повернуть его к свету. Я оставила их там же, где нашла. Возможно, стоило позволить им попытку защитить меня от того, что им задано. Я чувствовала какую-то симпатию к свернувшемуся клубочком созданию с лапами на лице, даже если красная отметина была у нее ниже, чем у меня. Заговоры часто шумны – еще одна причина, почему я их недолюбливаю, – но сложно расслышать постороннее жужжание и болтовню за общим гамом в кофейне. Особенно во время смен, когда мне приходилось терпеть добродушно напевающего ученика.
Мэл в тот день работал, но у Эймил в библиотеке был выходной. Она забрела в пекарню с чашкой кофе ближе к концу моей смены и сообщила, что сегодня узнала о распродаже старых книги прочего хлама в Рэдтри (один из маленьких городков по дороге на юг, к следующему большому городу) и собирается ехать – не хочу ли я составить компанию? Мне, наверное, следовало отправиться домой и вздремнуть, но я не хотела. И потому ответила «да». Небольшая загородная прогулка для обреченной. К тому же, всю дорогу туда Эймил говорила о библиотечных делах и ни разу не упомянула ночные волнения в округе. К тому времени, когда мы прибыли на рыночную площадь Рэдтри, я была в хорошем настроении.
Обычно я с радостью и без напряжения хожу по распродажам. Если зарабатываешь на жизнь выпечкой булочек в кофейне, лишних денег на прихоти не имеешь, но фишка распродаж в том, что никогда не знаешь, что там найдется за совершенно смешные деньги. После Войн стало меньше людей и меньше денег (не спрашивайте меня, как это получается: вы, возможно, подумали, что если людей стало меньше, то денег в обороте должно стать больше). Вот, и у торговцев гораздо меньше стимулов искать специализированные сферы сбыта для вещей старых, потрепанных, причудливых или сомнительных, возможно, имеющих отношение к Другим. Плюс многие люди и думать не хотят о подобной ерунде, потому что это напоминает им о Войнах, или о жизни до Войн – то есть о лучшей жизни. В результате множество всяческих интересных и отнюдь не бесполезных вещей переселяется в ближайшую картонку и идет на распродажу.
Кроме того, почти никто не хочет читать бестолковую старую фантастику о Других, которую обожаю я. Я выбрала книжицу «Мерзейшей Магии» только ради названия и четвертый, наиболее отвратительный и редкий том сериала «Темная Кровь», – впрочем, уже не была уверена, что хочу его читать: перед героиней выбор – умереть ужасной смертью или стать ужасным вампиром, и она выбирает умереть. Если бы я тогда понимала, насколько серьезно все станет после первого тома, Я бы не взялась читать – но я страдаю тягой к коллекционированию: если первые три тома у меня есть… все, точка.
Я чувствовала себя очень хорошо. Если забыть о прошлой ночи. А может, как ни странно, именно благодаря этой памяти мне и стало хорошо. Словно у меня объявились два выходных вне времени. Все зависло в воздухе, пока… пока не выяснится, сработало вампирское «что-то» или нет. Когда мы с Эймил покидали кофейню, Джесс и Тео сидели за столиком под навесом, – я кивнула, не замедляя шага, в надежде, что у них не нашлось никаких новых тем для обсуждения со мной. Следующие два дня чему-либо случаться не разрешалось. Я мысленно ушла в отпуск – и неважно, готовлю я при этом булочки с четырех утра или нет.