История руссов. Варяги и русская государственность - Сергей Парамонов

Мы не вправе, конечно, запретить историку иметь свое личное мнение, выдвигать те или иные рабочие гипотезы, примыкать к той или иной научной школе, но мы вправе требовать, чтобы в подобном обширном и широко распространенном среди иностранцев труде твердо установленное было отделено от только вероятного, предполагаемого, неустановленного или вообще спорного и сомнительного.

Личную отсебятину нельзя выдавать за последнее слово науки только потому, что американцы не знают русской истории, и можно городить безнаказанно всё, что угодно, только потому, что судьбе было угодно пристроить автора (и вовсе не по заслугам!) при Yale University.

Обязанностью профессора Вернадского, если он как ученый и гражданин честен, было сказать, что такая история России совершенно не признается в той именно стране, историю которой он пишет. В двух книгах с сотнями страниц для этого должно было найтись место. Профессор Вернадский не только погрешил против основного принципа науки — объективности, не только умолчал о том, что есть и другие мнения, самым капитальным образом расходящиеся с им высказанным, но и показал полную и безоговорочную свою несостоятельность как ученого.

Его метод не может быть принят ни в одной из наук: если он высказывает догадку, научное предположение, то он не проверяет ее, не считает, что это далеко еще не истина, а надстраивает над ней другую такую же догадку, принимая первую уже за аксиому, над второй догадкой строится третья и т. д. (примеры мы увидим ниже).

При такой системе достаточно только одному звену оказаться ложным — и вся постройка (включающая иногда целые главы его книги) рушится. Достаточно только посмотреть, как разрешает Вернадский вопрос об исходе «Руси» из Центральной Азии (!), чтобы убедиться в полной несостоятельности его метода[108].

Даже мелкие детали говорят, что между наукой и профессором Вернадским «дистанция огромного размера», его «труд» — самая жалкая любительщина, обязанная счастливому случаю, что ему, иностранцу, удалось устроиться при американском университете. Однако это обстоятельство является несчастьем как для того университета, так и для русской науки. Для Вернадского достаточно самого поверхностного сходства, созвучия в словах, и он принимает их за одно и то же и переворачивает судьбы целых наций вверх ногами.

Подводя «summa summarum» (лат. «итог итогов»), до́лжно сказать, что книга профессора G. Vernadsky «Ancient Russia» является совершенно негодной для употребления книгой, ее следует выбросить, и только; не детали, а всё порочно в ней, для русской же культуры она вредна, ибо совершенно искажает и ее исходные истоки и ее самое.

Книгу Вернадского можно сравнить по пригодности только с таблицей логарифмов, в которую вкрались сотни опечаток.

Перейдем теперь к рассмотрению содержания книги. План труда начертан Вернадским верно. Он начал историю Руси с неолита, т. е. почти непосредственно с трипольской культуры. У Вернадского Русь не сваливается с неба, вдруг, совершенно неожиданно, на поле истории, а развивается постепенно, пока не всплывает на горизонт писаной истории, как нечто определенное и отличное от других.

К сожалению, и о трипольской культуре, и о культуре полей погребальных урн[109] и всех других этапах материальной истории Вернадский почти ничего не говорит, тогда как на десятках страниц находят себе место разглагольствования на самые необоснованные темы, сводящиеся к словесному жонглированию буквами и слогами. Сходство двух слов дает ему основания для целых теорий. Трудно понять, как взрослый и культурный человек может дойти до такого примитивного мышления и принимать за науку мыльные пузыри своего воображения, может быть, и оригинальные и красивые, но пустые и ничего, кроме оболочки, в себе не содержащие.

Остановим свое внимание на одном конкретном примере. Из предыдущих выпусков нашей работы читатель достаточно осведомлен о том, как происходило нападение руссов на Царьград в 860 году. Посмотрим, как изобразил это Вернадский. Он пишет (стр. 842): «Под 6374 годом (866) летопись сообщает, что Аскольд и Дир предприняли поход на Царьград. Из византийских источников мы знаем, что первое нападение руссов имело место не в 866, а в 860 году».

Вернадский совершенно не разобрался в этом вопросе: 1) без основания упрекнул русскую летопись в ошибке на 6 лет, на самом деле летопись дает точную дату 874 года, но говорит о другом походе, 2) при отсчете времени он не заметил, что летописец отсчитывал для перехода на наше летосчисление не 5508, а 5500 лет от Сотворения мира, 3) Вернадский приписал поход 860 года на Царьград Аскольду и Диру, на самом же деле история решительно ничего не знает, кто был главарем этого похода.

I. Кроме того, Вернадский нагромоздил кучу совершенно необоснованных предположений, к чему мы и переходим. Он предполагает, что Аскольд и Дир не имели достаточно сил, чтобы предпринять поход против Царьграда своими силами. Для такого предположения нет никаких исторических данных. Просто Вернадскому кажется, что Русь того времени была слаба, но это его личное, ничем не доказанное мнение.

Помощь получить, как думает Вернадский, можно было только от Русского каганата в Тьмуторокани. Почему руссы не могли пригласить других соседей Византии, не раз нападавших на нее, Вернадский не объясняет. Вернадский принимает, далее, существование особого норманского (вернее, шведского) государства на Таманском полуострове (Тьмуторокань). Государство это совершенно мифическое. Русская летопись совершенно его не знает. Византийские источники не говорят о нем ни слова. Только восточные источники дают некоторые данные о существовании славянского государства Артания. Однако данные эти настолько туманны, что одни исследователи ищут это государство на Средней Волге, другие на острове Готланд, третьи в Новгороде и т. д. Ни один солидный курс истории не принимает существования этого государства всерьез: прежде всего, вовсе неизвестно, где оно было и было ли вообще, во-вторых, именно те источники, которые должны были бы говорить о нем много, не говорят о нем ни слова[110].

Поход 860 года, по Вернадскому, был объединенным делом Аскольда и Дира — с одной стороны, и Тьмутороканского кагана — с другой стороны. Кто это сказал Вернадскому — неизвестно, опять это голая, безответственная выдумка.

Инициатором этого предприятия был Тьмутороканский каган, что, конечно, высосано Вернадским из пальца, — из которого, может сообщить он сам.

Подоплека этой истории лежит в том, что Тьмутороканский каган, собирался якобы свести с греками старые счеты. Именно Вернадский предполагает, что посольство руссов к императору Феофилу в 839 году было посольством не Киевской, а Тьмутороканской Руси.

Затаенную злобу Тьмутороканского кагана, копившуюся 21 год (!), Вернадский объясняет тем, что император Феофил арестовал послов Тьмутороканской Руси (!!), чему нет решительно никаких оснований. Наоборот, как это признают все, в том числе и норманисты (Baumgarten, 1939) император Феофил поступил чрезвычайно предупредительно, снабдив послов рекомендательным письмом и объяснив Людовику Благочестивому, что он не может отпустить послов Руси домой, ибо путь перехвачен свирепыми варварами, и послы, следовательно, рискуют жизнью, а потому он просит Людовика пропустить послов Руси через его владения, чтобы дать им возможность вернуться кружным путем.

Арест послов Руси Феофилом является беспардонной выдумкой Вернадского, настоящей злостной фальсификацией истории.

Прежде всего, совершенно ясно, что речь шла о послах Киевской, а не Тьмутороканской Руси: путь между Царьградом и Тьмутороканью был прямой, по морю, и перехвачен варварами быть не мог. Флотом на Черном море обладали только греки и руссы. В крайнем случае, если послы боялись пиратов (и последние вообще здесь существовали), они могли просить императора Феофила отправить их домой в Тьмуторокань на греческом военном корабле. На деле же совершенно очевидно, что были захвачены днепровские пороги.

Как известно, руссы явились в Царьград для заключения мирного договора. Что договор состоялся, видно из дальнейшего. Если бы переговоры были прерваны и отношения остались враждебными, то Феофил, если бы он был зол на Русь, просто выбросил бы послов Руси из пределов своего государства, а не снабжал рекомендательным письмом.

В действительности всё было наоборот. Особы послов всегда считаются священными, и оскорбление их вызывало немедленную войну. Поэтому послов обычно встречали и провожали, чтобы обеспечить их от всяких случайных неприятностей. Император Феофил, заключив мирный договор, естественно, старался показать, что договор — не клочок бумажки, и всячески старался помочь послам Руси в их трудном положении (попробуйте-ка вернуться в Киев, если пороги захвачены враждебными ордами!).