Андроид Каренина - Лев Толстой

— Подлость? Если вы хотите употребить это слово, то подлость — это бросить мужа, сына для любовника и есть хлеб мужа!

Телескопический глаз зловеще выдвинулся, она чувствовала, как тело ее все сильнее вдавливается в потолок. Ей нужно было защитить себя, смягчить его, разбудить в нем человека, иначе он уничтожит ее.

— Вы не можете описать мое положение хуже того, как я сама его понимаю! — закричала она в отчаянии. — Алексей…

— Я умоляю тебя, Алексей…

— Алексей…

— Ox… — тяжело выдохнул он и ослабил свою невидимую хватку. Она упала, по счастью или по его доброй воле, в кресло.

ТРУС ТРУС ТРУС

Анна никак не могла отдышаться, каждый вздох был словно глоток прекрасного вина. Она не только не сказала того, что она говорила вчера любовнику что он ее муж, а муж лишний; она теперь и не подумала этого. Она была рада, что осталась жива, чувствовала всю справедливость слов мужа и безмолвно слушала его.

— Так как вы не исполнили моей воли относительно соблюдения приличий, я приму меры, чтобы положение это кончилось.

— Скоро, скоро оно кончится и так, — проговорила Анна.

— Оно кончится скорее, чем вы придумали со своим любовником! Вам нужно удовлетворение животной страсти…

— Алексей Александрович! Я не говорю, что это невеликодушно, но это непорядочно — бить лежачего.

— Да, вы только себя помните, но страдания человека, который был вашим мужем, вам не интересны. Вам все равно, что вся жизнь его рушилась, что он пеле… педе… пелестрадал.

Алексей Александрович говорил так скоро, что он запутался и никак не мог выговорить этого слова. Он выговорил его под конец «пелестрадал».

ОСЕЛ!

ЕСЛИ УЖ НЕ МОЖЕШЬ УБИТЬ, ТАК ХОТЬ СОБЕРИСЬ И ГОВОРИ ВНЯТНО, ГЛУПЕЦ, БОЛВАН…

В припадке бешенства Каренин схватился за лицо в тщетной попытке сорвать с него железную маску и освободиться от миллионов тончайших нейронных нитей, соединявших Лицо с его собственными нервными окончаниями. Анна в ужасе наблюдала за тем, как муж ее выписывал круги по комнате и кричал во весь голос, схватившись за голову. Он резко остановился и затих.

Хотя она не понимала, не могла понять того, что происходит с ним, в первый раз она на мгновение почувствовала за него, перенеслась в него, и ей жалко стало его. Но что ж она могла сказать или сделать? Она опустила голову и молчала. Каренин тоже помолчал несколько времени и заговорил потом уже менее пискливым, холодным голосом, подчеркивая произвольно избранные, не имеющие никакой особенной важности слова.

— Я пришел вам сказать… — сказал он.

Она взглянула на него. «Нет, это мне показалось, — подумала она, вспоминая выражение его лица, когда он запутался на слове „пелестрадал“, нет, разве может существовать еще человек в нем; разве может он, с этими мутными глазами, с этим самодовольным спокойствием чувствовать что-нибудь?»

— Я не могу ничего изменить, — прошептала она.

— Я пришел вам сказать, что я завтра уезжаю в Москву и не вернусь более в этот дом, и вы будете иметь известие о моем решении чрез адвоката, которому я поручу дело развода. Сын же мой переедет к сестре, — сказал Алексей Александрович, с усилием вспоминая то, что он хотел сказать о сыне.

— Вам нужен Сережа, чтобы сделать мне больно, — проговорила она, исподлобья глядя на него. — Вы не любите его… Оставьте Сережу!

— Да, я потерял даже любовь к сыну, потому что с ним связано мое отвращение к вам. Но я все-таки возьму его. Прощайте!

Разговор был окончен. Анна активировала Андроида Каренину и вышла в слезах.

В голове Алексея Александровича была полная тишина: Лицо молчало, но это было молчание победителя, ожидающего в скором времени своего триумфа. И день этот стремительно приближался.

Глава 4

Алексей Александрович вышел из дома с твердым намерением более не возвращаться в семью. Он обсудил свое намерение с адвокатом; встретившись с ним, он перевел развод из жизни реальной в мир бумаг, и с каждым своим шагом он все более привыкал к своему нынешнему положению и все более укреплялся в своем решении исполнить задуманное.

Затем он отправился в Москву, где должен был проконтролировать процесс окончательной отладки усовершенствованного робота III класса, создателем которого являлся. Не без гордости Алексей Александрович называл машину IV классом. В своей подземной лаборатории он как раз проверял, как работает прицел, встроенный в голубые глаза его детища, когда вдруг услышал громкий голос Степана Аркадьевича. Тот спорил с II/Лакеем/44 Каренина, не пускавшим его в лабораторию, и настаивал на том, чтоб о нем было доложено. Алексей Александрович подумал было отказать гостю или же спрятать робота подальше от чужих глаз, как того требовали правила безопасности. Скрыть машину можно было одним нажатием кнопки. Вместо этого он вдруг решил принять Степана Аркадьича и оставить робота на виду.

ПУСТЬ ВОЙДЕТ. ПУСТЬ УВИДИТ, НА ЧТО СПОСОБНА РОССИЯ.

— Проси! — вслух сказал Каренин, собирая бумаги и укладывая их в бювар.

— Вот, видишь ли, что ты врешь! — ответил из-за двери голос Степана Аркадьича, который обратился к Лакею, не желавшему пускать его. Снимая пальто, он вошел в комнату. — Ну, я очень рад, что наконец добрался до тебя! Надеюсь, пока ты в Москве, приедешь обедать к нам… — весело начал Стива и вдруг остановился, поперхнувшись. — Что… что же это, Алексей Александрович?

— Наверняка даже в Департаменте Игрушек и проч. уже обсуждались планы руководства Министерства по созданию нового поколения роботов. И вот оно перед вами. Знакомьтесь, Степан Аркадьич, это Андроид IV класса.

— Но… но… — пробормотал Облонский, уставившись на робота с открытым ртом, в то время как Маленький Стива попятился назад с тревожным жужжанием. Каренин улыбнулся, польщенный их замешательством. — Для чего они предназначены?

СТОЛЬКО ВСЕГО

СТОЛЬКО ВСЕГО

ООО!

Но Алексей Александрович только приподнял бровь и холодно произнес:

— Мир стремительно меняется, и наши роботы-компаньоны должны меняться вместе с ним. Что же касается вашего приглашения на обед, я не могу быть. — Он стоял вместе с гостем и не приглашал его сесть. — Я не могу более обедать в вашем доме, потому что те родственные отношения, которые были, должны прекратиться.

— Как? То есть как же? Почему? — спросил Степан Аркадьевич, с опаской поглядывая на робота, смотрящего на него из угла комнаты.

— Потому что я начинаю дело развода с вашею сестрой, моею женой. Я должен был…

Но Алексей Александрович еще не успел окончить своей речи, как Степан Аркадьич уже поступил совсем не так, как он ожидал. Облонский охнул и сел в кресло.

— Нет, Алексей Александрович, что ты говоришь! — вскрикнул Облонский, и страдание выразилось на его лице. — Ты слышал это? — обратился он к Маленькому Стиве.

— Слышал, но не могу поверить в это!

Каренин тоже сел, чувствуя, что слова его не имели того действия, которое он ожидал, и что ему необходимо нужно будет объясняться, и что, какие бы ни были его объяснения, отношения его к шурину останутся те же.

— Да, я поставлен в тяжелую необходимость требовать развода, — ответил он.

— Я одно скажу, Алексей Александрович. Я знаю тебя как отличного, справедливого человека, знаю Анну — извини меня, я не могу переменить о ней мнения — как прекрасную, отличную женщину, и потому, извини меня, я не могу верить этому. Тут есть недоразумение.

— Да, если б это было только недоразумение…

— Позволь, я понимаю, — перебил Степан Аркадьич. — Но, разумеется… одно: не надо торопиться. Не надо, не надо торопиться!

— Я не торопился, — холодно сказал Алексей Александрович, — а советоваться в таком деле ни с кем нельзя. Я твердо решил.

— Это ужасно! — сказал Степан Аркадьич, тяжело вздохнув. — Я бы одно сделал, Алексей Александрович. Умоляю тебя, сделай это! — сказал он. — Дело еще не начато, как я понял. Прежде чем ты начнешь дело, повидайся с моею женой, поговори с ней. Она любит Анну, как сестру, любит тебя, и она удивительная женщина. Ради бога, поговори с ней! Сделай мне эту дружбу, умоляю тебя!

— Ну, мы иначе смотрим на это дело, — холодно сказал Алексей Александрович. — Впрочем, не будем говорить об этом.

— Нет, почему же тебе не приехать? Хоть нынче обедать? Жена ждет тебя. Пожалуйста, приезжай. И главное, переговори с ней. Она удивительная женщина. Ради бога, на коленях умоляю тебя!

— Если вы так хотите этого — я приеду, — вздохнув, сказал Алексей Александрович.

— Поверь, что я ценю и надеюсь, ты не раскаешься, — отвечал, улыбаясь, Степан Аркадьич. — Пойдем, Маленький Стива!

Он нервно глянул в сторону нового робота и, на ходу надевая пальто, задел рукой по голове II/Лакея/44, засмеялся и вышел.