Андроид Каренина - Лев Толстой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но теперь это нисколько не интересовало ее. У них шел свой разговор с Левиным, и не разговор, а какое-то таинственное общение, которое с каждой минутой все ближе связывало их и производило в обоих чувство радостного страха перед тем неизвестным, в которое они вступали.
* * *Через какое-то время разговор переключился с холодной темы роботов на тепло человеческих отношений. Туровцын, желавший отвлечь присутствующих от наскучившего ему обсуждения будущего машин, относительно которого ему нечего было сказать, вдруг упомянул о своем знакомом и приключившейся с ним истории.
— А вы изволили слышать о Прячникове? — сказал он, оживленный выпитым шампанским и давно ждавший случая прервать тяготившее его молчание. — Вася Прячников, — сказал он со своею доброю улыбкой влажных и румяных губ, обращаясь преимущественно к главному гостю, Алексею Александровичу, — мне нынче рассказывали, он дрался на дуэли в Твери с Квытским и убил его.
Как всегда кажется, что зашибаешь, как нарочно, именно больное место, так и теперь Степан Аркадьич чувствовал, что, на беду, нынче каждую минуту разговор нападал на больное место Алексея Александровича.
Когда Маленький Стива понял, к чему идет дело, он отчаянно и шумно засигналил Облонскому. Вместе они умудрились было отвести зятя, но Алексей Александрович спросил, спокойно улыбаясь из-под своей железной маски.
— За что дрался Прячников?
— За жену. Молодцом поступил! Вызвал и испепелил его!
— А! — равнодушно сказал Алексей Александрович и, подняв брови, прошел в гостиную.
— Как я рада, что вы пришли, — сказала ему Долли с испуганною улыбкой, встречая его в проходной гостиной, — мне нужно поговорить с вами. Сядемте здесь.
— Сядемте, сядемте, — эхом отозвалась Доличка, — ох, пожалуйста, сядемте.
Алексей Александрович с тем же выражением равнодушия, которое придавали ему приподнятые брови, сел подле Дарьи Александровны и притворно улыбнулся.
— Тем более, — сказал он, — что я и хотел просить вашего извинения и тотчас откланяться. Мне завтра надо ехать.
Дарья Александровна была твердо уверена в невинности Анны и чувствовала, что она бледнеет, и губы ее дрожат от гнева на этого холодного, бесчувственного человека, так покойно намеревающегося погубить ее невинного друга.
— Алексей Александрович, — сказала она, с отчаянною решительностью глядя ему в глаза. — Я спрашивала у вас про Анну, вы мне не ответили. Что она?
— Она, кажется, здорова, Дарья Александровна, — не глядя на нее, отвечал Каренин.
— Алексей Александрович, простите меня, я не имею права… но я, как сестру, люблю и уважаю Анну; я прошу, умоляю вас сказать мне, что такое между вами? в чем вы обвиняете ее?
Алексей Александрович поморщился и, почти закрыв глаза, опустил голову и тотчас же услышал злое шипение Лица.
КАК ОНА СМЕЕТ
— Пожалуйста, замолчи! — крикнул он и поднес сжатый кулак ко лбу; Долли испуганно посмотрела на него.
— Я полагаю, что муж передал вам те причины, почему я считаю нужным изменить прежние свои отношения к Анне Аркадьевне, — сказал он, не глядя ей в глаза, а недовольно осматривая проходившего через гостиную Щербацкого.
— Я не верю, не верю, не могу верить этому! — сжимая пред собой свои костлявые руки, с энергичным жестом проговорила Долли. Она быстро встала и положила свою руку на рукав Алексея Александровича. — Нам помешают здесь. Пойдемте сюда, пожалуйста.
КАК ОНА СМЕЕТ — начало было Лицо, однако волнение Долли действовало на Алексея Александровича.
Он встал и покорно пошел за нею в классную комнату. Они сели за стол, обтянутый изрезанною I/Перочинными ножами/4 клеенкой; за такими столами дети играли в игру «Выучи буквы», сохранившуюся с царских времен.
— Я не верю, не верю этому! — проговорила Долли, стараясь уловить его избегающий ее взгляд.
— Нельзя не верить фактам, Дарья Александровна, — сказал он, ударяя на слово «фактам».
— Но что же она сделала? — проговорила Дарья Александровна. — Что именно она сделала?
— Она презрела свои обязанности и изменила своему мужу. Вот что она сделала, — сказал он.
— Нет, нет, не может быть! Нет, ради бога, вы ошиблись! — говорила Долли, дотрагиваясь руками до висков и закрывая глаза.
Алексей Александрович холодно улыбнулся одними губами, желая показать ей и самому себе твердость своего убеждения; но эта горячая защита, хотя и не колебала его, растравляла его рану. Он заговорил с большим оживлением.
— Весьма трудно ошибаться, когда жена сама объявляет о том мужу. Объявляет, что восемь лет жизни и сын — что все это ошибка и что она хочет жить сначала, — сказал он сердито, сопя носом.
— Анна и порок — я не могу соединить, не могу верить этому.
— Дарья Александровна! — сказал он, теперь прямо взглянув в доброе взволнованное лицо Долли и чувствуя, что язык его невольно развязывается. — Я бы дорого дал, чтобы сомнение еще было возможно. Когда я сомневался, мне было тяжело, но легче, чем теперь. Когда я сомневался, то была надежда; но теперь нет надежды, и я все-таки сомневаюсь во всем. Я так сомневаюсь во всем, что я ненавижу сына и иногда не верю, что это мой сын. Я очень несчастлив.
Ему не нужно было говорить этого. Дарья Александровна поняла это, как только он взглянул ей в лицо; и ей стало жалко его, и вера в невинность ее друга поколебалась в ней.
Внутренний голос Каренина на этот раз молчал, и он был рад тишине.
«Я могу перенести детскую жалость этой женщины, но не презрительное шипение Лица», — думал Каренин.
— Ах! это ужасно, ужасно! Но неужели это правда, что вы решились на развод?
— Я решился на последнюю меру. Мне больше нечего делать.
— Нечего делать, нечего делать… — проговорила она со слезами на глазах.
— Нечего делать? Нечего? — произнесла Доличка, повторяя слова хозяйки грустным механическим голосом.
НО ЕСТЬ ЕЩЕ КОЕ-ЧТО — послышался в голове грубый мертвенный шепот Лица.
ЕЩЕ КОЕ-ЧТО
РАЗВЕСТИСЬ С НЕЙ? ТЫ ДОЛЖЕН УБ…
— Нет, нет, довольно! — яростно воскликнул Каренин, испугав Долли. — Я разведусь с ней, и точка!
— Нет, это ужасно! Подумайте о ней! Она будет ничьей женой, она погибнет!
— Что же я могу сделать? — подняв плечи и брови, сказал Алексей Александрович.
Воспоминание о последнем проступке жены так раздражило его, что он опять стал холоден, как и при начале разговора.
— Я очень вас благодарю за ваше участие, но мне пора, — сказал он, вставая.
— Нет, постойте! Вы не должны погубить ее. Постойте, я вам скажу про себя. Я вышла замуж, и муж обманывал меня; в злобе, ревности я хотела все бросить, я хотела сама… Но я опомнилась; и кто же? Анна спасла меня. И вот я живу. Дети растут, муж возвращается в семью и чувствует свою неправоту, делается чище, лучше, и я живу… Я простила, и вы должны простить!
Алексей Александрович слушал, но слова ее уже не действовали на него. В душе его опять поднялась вся злоба того дня, когда он решился на развод. Он отряхнулся и заговорил пронзительным, громким голосом:
— Простить я не могу, и не хочу, и считаю несправедливым. Я для этой женщины сделал все, и она затоптала все в грязь, которая ей свойственна. Я не злой человек, я никогда никого не ненавидел, но ее я ненавижу всеми силами души и не могу даже простить ее, потому что слишком ненавижу за все то зло, которое она сделала мне! — проговорил он со слезами злобы в голосе.
— Любите ненавидящих вас… — стыдливо прошептала Дарья Александровна.
Он хотел ответить, но голос вдруг сменился на ужасный скрипучий голос Лица, которое заговорило его устами:
НЕТ, НЕНАВИДЕТЬ ИХ ЕЩЕ СИЛЬНЕЕ!
И, повернувшись на каблуках, он вышел из комнаты, оставив дрожащую от страха Долли, которая, как и многие другие после общения с Карениным, шепнула Доличке:
— Что с ним?
Тем временем Алексей Александрович взял свое пальто и шляпу и, проходя мимо гостиной, остановился в дверях. За столом над пустыми тарелками по-прежнему сидели два спорщика, рассуждавших об интеллектуальных способностях роботов. Каренин холодно посмотрел на них и произнес:
— Господа, скромно рискну предположить, что вы тратите слишком много сил и времени на обсуждение этих запутанных и старых как мир вопросов. В скором времени эта тема станет… скажем так… неактуальной.
Затем Алексей Александрович спокойно простился и уехал.
Глава 7
Когда встали из-за стола, Левину хотелось идти за Кити в гостиную; но он боялся, не будет ли ей это неприятно по слишком большой очевидности его ухаживанья за ней. Он остался в кружке мужчин, принимая участие в общем разговоре, и, не глядя на Кити, чувствовал ее движения, ее взгляды и то место, на котором она была в гостиной.