Тропой мужества - Стрелков Владислав Валентинович

Личный состав зашевелился. Ошалелые красноармейцы одновременно осматривались и ощупывали себя. На лицах смесь испуга и удивления. Кто-то кашлял, надышавшись пыли и дыма, кто-то постанывал. Люди приходили в себя.

– Ну что, молодо-зелено, – послышался веселый голос Горохова, – как вам первый налет? Никто в штаны не наложил с испугу?!

Послышались смешки. Бойцы принялись обсуждать свои ощущения от налета. Кто-то забубнил, причем явно матом.

– А ну кто там сквернословит?! – грозно окрикнул сержант. – Митрофанов, ты, что ль?

– Я тащ, сержант, – повинился боец.

– Чего так ругаешься?

Но вместо Митрофанова ответил другой голос:

– Да обтрухался он!

В капонире раздался смех. Сначала тихо, потом громче.

– А ну цыц! – рявкнул Горохов, появляясь в коридоре и отряхивая запыленную гимнастерку. – Отставить смех!

Он строго осмотрел притихших бойцов, посмотрел на Куралова, как ему показалось, недобро. Только тот отвернулся, Максим сунул руку в промежность и облегченно выдохнул – сухо. Не хватало еще так низко пасть перед подчиненными.

– В первом бою завсегда так, – продолжал сержант, – можно обтрухаться и обделаться. Однако трусости своей всем казать нельзя. Ссысь, срись, но дело делай. И никто не смеет попрекнуть за то! Поняли, бойцы?

Сержант грозно посмотрел на красноармейцев и громко переспросил:

– Поняли, спрашиваю?!

– Да, – многоголосьем ответили красноармейцы.

– Вот и славно!

Тем временем Куралов поднялся. Ему не хотелось вставать, но кто-то внутри насильно принудил подчиниться. Максим оперся о стену и с удивлением уставился на руки и ноги – те почему-то жили своей жизнью. Стоило только расслабить, как они начинали трястись, словно в припадке.

«Встань ровно, расслабься, глубоко вдохни!»

Максим вздрогнул, нервно оглянулся, никого за спиной не увидел.

«Не крутись! – появились непонятные мысли в голове. – Замри, сказал! Подожди, пока адреналин схлынет».

На вопрос – что такое адреналин и почему он так и бурлит, сразу получил пояснение. Однако ничего не понял. И от непонимания на Максима вновь накатил страх. Но его кто-то погасил, одновременно отодвинув сознание вглубь. Странное чувство – тело будто отнялось. Куралов ощутил себя гостем в собственном теле.

Лейтенант прошел по проходу в центральное помещение капонира. Шаги выходили какие-то дерганые, неровные. «Как зомби, – появилась чужая мысль. – Не вмешивайся!» Игнорируя внимательные взгляды красноармейцев, Максим повернул рычаг механизма запорной заглушки в положение «открыто», после чего выдвинул перископ в рабочее положение, приник к окуляру и обозрел окрестности. Увиденное не понравилось, хотя врагов лейтенант не заметил.

– Внимание! – скомандовал Куралов, борясь с собственной мимикой. Удивление так и перло изнутри. Приходилось движением маскировать корчи лица. – Открыть заслонки. Осмотреться на местах, проверить вооружение. Сержанту Горохову выставить наблюдателей. Пухов – связь с соседними бункерами. Принять доклад о потерях. Проветрить казематы.

Команды выходили рваными, произнесенными, как бы с натугой. Накатила злость. И вдруг на Максима обрушилась лавина страшной информации. Она закрутила огромным водоворотом частичку сознания и утащила куда-то в глубину. Там Куралов и затих ошарашенно.

– Митрофанов, Соколов, занять эн-пе, – среагировал на команду командира сержант. – Смотреть по сторонам и в небо не забывайте посматривать.

Бойцы вышли, а Горохов спросил:

– Считаете, немцы сейчас в атаку пойдут, товарищ лейтенант?

– А ты думаешь, немцы просто так нас бомбили? – спокойно спросил Куралов, не отрывая глаз от окуляров. – Немцам известно расположение узла. Скоро должны появиться.

– Есть связь! – доложил младший сержант Пухов. – Ответили второй и четвертый капониры. Докладывают – в людях потерь нет. Первый пока не отвечает. Возможно, обрыв провода.

– Устранить обрыв!

– Есть устранить! – ответил Пухов и, забрав одного бойца с катушкой проводов, вышел из капонира.

– Пойдем-ка, сержант, наружу, – сказал Куралов. – Посмотрим, как нам там фрицы нагадили. А то из перископа ничего не понять.

Разрушения от налета, если не считать нерушимость бетонных капониров, можно было бы оценить как катастрофические. Немецкие штурмовики разворотили вокруг бункеров все, над чем долго и усердно потели красноармейцы. Воронки на воронках. Близкими разрывами не только нарушило ходы сообщения, но одновременно снесло напрочь всю маскировку с капониров. Мало того, осколками состригло всю поросль вокруг.

– Да-а-а… – протянул Горохов, переводя взгляд с их капонира на соседние. – Теперь нас далеко будет видно.

Куралов промолчал. А что тут сказать еще?

– А вы молодец, товарищ лейтенант, – неожиданно сменил тему сержант. – Побороли свой страх!

– Хорошо хоть не обделался, – хмыкнул Максим. – А ты, сержант где воевал? На финской?

– На Халхин-Голе еще. Так и служу. Хотел вот на гражданку выйти, да война началась.

– Немцы!

Крик наблюдателей совпал с появлением связиста.

– К бою! – скомандовал Максим. – Связь с капонирами – приказ – огонь только по команде!

Связист кинулся внутрь капонира, а лейтенант вскочил на бетон, доставая бинокль. Следом поднялся сержант. Куралов навел оптику на грунтовку, которая выходила из перелеска и пересекала поле, проходя аккурат между арткапонирами.

Четыре мотоцикла с колясками выкатились из перелеска и остановились на опушке. Один из водителей приподнялся на мотоцикле. Подкрутив резкость на бинокле, лейтенант понял, что мотоциклист тоже обозревает торчащие бетонные сооружения в оптику. Из перелеска появилась пара бронетранспортеров, остановились там же.

– Чет-то мало их… – пробормотал сержант. – И танков нет.

– Это дозор. Мобильная группа, – пояснил Куралов. – Танки и основные силы следом идут. Передай пулеметчикам – основная цель мотоциклы, артрасчетам – броники. Напомни – огонь только по команде.

Горохов спрыгнул и скрылся в капонире.

Немец осматривал в бинокль капониры еще несколько минут, затем слез, подошел к одному из бронетранспортеров, переговорил, вернулся к мотоциклу. После чего три мотоцикла двинулись вперед, а четвертый откатился к перелеску.

Один из бронетранспортеров тоже поехал, но взял южнее – наискось по полю. Сначала мотопатруль ехал компактно и медленно. Затем два мотоцикла вырвались вперед, проехали практически половину поля и, не доехав двухсот метров, резко снизили скорость, а пулеметчики открыли огонь. Пули на удивление легли кучно – провизжав рикошетами по бетону и подрезав березовый молодняк. С выехавшего на поле бронетранспортера тоже ударил пулемет по крайним полукапонирам.

– Смертнички хреновы! – выругался Максим, скатываясь под укрытие бетона. – Метко кладут, сволочи.

Мотоциклисты действовали на острие наступающих войск и в случае внезапного боя, действительно, являлись потенциальными смертниками.

Еще несколько очередей. Но капониры молчали. И мотодозор, съехав с дороги, медленно двинулся вперед. Проехав еще сотню метров, пулеметчики вновь дали по очереди.

Вдруг ухнула пушка соседнего капонира. Буквально на мгновение позже выстрелила пушка командного капонира. Это послужило сигналом – пулеметы всех капониров застучали одновременно. Максим как раз рискнул выглянуть на поле и успел увидеть, как один разрыв встал у левого бронетранспортера, практически накрыв его, а второй снаряд воткнулся точно в оставшийся на опушке. Тот вспыхнул разрывом.

Мотопатруль прожил считанные секунды. Лишь оставшаяся пара успела развернуться и проехать последние метры своей жизни. Тот, что остался на опушке, рванул в лес. Но его все же достали. У бронетранспортеров нашлись живые. Отстреливаться они не стали. В бинокль было видно, как темно-серые фигурки под пулеметным огнем отползают в перелесок. Орудия сделали несколько выстрелов осколочно-фугасными, накрывая отползающего врага. Один из снарядов разорвался у подбитого бронетранспортера.