Помогать нельзя наказывать, терпеть нельзя просить? Бедность и помощь нуждающимся в социокультурном пространстве Англии Нового времени - Юлия Евгеньевна Барлова

последствие ту «плохую жизненную дорогу», по которой пойдет ее дочь после того, как она уедет в другое место на заработки, а девушка-подросток останется без присмотра.[358]

Угрожая попечителем перспективой суда, адресанты, как правило, приводили в пример прецеденты, когда «паупер из другого прихода выиграл похожее дело у приходских попечителей». Как правило, эти «примеры» они деталями не подкрепляли, воспроизводили их, судя по всему, по принципу сарафанного радио – «услышали от приятелей». Однако уверенности эти истории им, скорее всего, придавали, так как тон подобных писем, как правило, самоуверенный, а аргументы – осознанные, логичные.

В каком-то смысле аргументативной стратегией можно назвать регулярность и длительность обращений пауперов за помощью. Сохранились целые «серии» писем от одних авторов, которые регулярно, в течение нескольких лет, а иногда и десятилетий, обращались за «прибавкой» к пособию или разовыми выплатами. Так, Дэвид Райвнелл, как уже упоминалось, с 1819 по 1829 гг. написал в родной приход 34 письма. Джордж Уотсон, недовольный проживанием с ним дочери с незаконнорожденным ребенком, два раза в год писал жалобы в приход в Колчестере в течение семи лет.[359]

Итак, обращения пауперов за социальной помощью интересны с нескольких точек зрения. Во-первых, это свидетельства «от первого лица», детально описывающие условия жизни трудящейся бедноты в тот исторический период, когда, во многом под влиянием промышленной революции, начали стираться границы между трудящимся человеком и нищим паупером, между «повседневной» бедностью и крайней нуждой. Сэр Фредерик Мортон Иден, автор фундаментального труда «Положение бедных» (1797), был одним из первых, кто дал дефиницию понятию «трудящаяся беднота», причислив к последней тех, «чей ежедневный труд является необходимым условием для ежедневного существования».[360] Содержание обращений за помощью косвенно подтверждает определение Идена и одновременно дает неоценимо богатую пищу для анализа мельчайших деталей быта тех, кто находился на грани выживания.

Во-вторых, письма пауперов представляют собой низший для того времени уровень письменной коммуникации и грамотности. Учитывая, что значительная часть английского общества в Новое время была неграмотна вообще, письменные обращения к приходским попечителям для низших слоев общества были, судя по всему, «окошком» в общение, коммуникацию с прослойкой грамотных людей. По мнению Соколла, «Старое законодательство о бедных» не только обеспечивало действенные механизмы социального контроля, но и служило некоей институциональной площадкой, на которой трудящаяся беднота могла выражать свои нужды, торговаться, защищая свои интересы, высказывать требования, в определенной степени – вести «переговоры о выживании».[361]

Наконец, уникальное, на наш взгляд, достоинство этой группы источников – это то, что их нельзя назвать текстами в чистом виде. В прошениях пауперов очень много синтаксических, орфографических и пунктуационных ошибок: нетипичная или вообще отсутствующая пунктуация, написание слов в «транскрипционной» манере («как слышится, так и пишется»), повторы фраз, чехарда заглавных и прописных букв и т. п. Полуграмотные люди писали как говорили, передавая на бумаге то, что не передашь текстом, но передашь голосом – эмоции, разговорные речевые обороты, – и эта особенность превращает письма пауперов в уникальную смесь текстов и «голосов», вскрывающих многообразие мыслей, эмоций, аргументов беднейших слоев. По меткому определению историка, «письма пауперов протоколируют слова бедных в их собственном письменном изложении», тогда как даже сборники судебных протоколов, в которых запротоколированы слова бедняков-фигурантов судебных заседаний, – это «литературный секонд-хенд», составлявшийся секретарями.[362] Обращения за социальной поддержкой дают редкую возможность взглянуть на беднейшие слои не только «статистически», но и «культурологически», проникнуть «внутрь» этой социальной группы, услышать те голоса бедности, которыми говорили представители низших классов в далекую от нас историческую эпоху.

Заключение

По меткому определению Гертруды Химмельфарб, в эпоху Нового времени (точнее, в XVIII – первой половине XIX вв.) Англия превратилась в своего рода «социокультурную лабораторию», в которой на разных общественных и культурных уровнях происходило активное осмысление и оживленное обсуждение феноменов бедности и богатства, а также оптимальных вариантов решения проблем, связанных с нищетой и пауперизмом.[363]

В течение полутора столетий с помощью законодательства, социальных практик, философских рассуждений и общественно-политической полемики англичане будто бы пытались ответить на очень непростой вопрос: помогать попавшим в нужду или наказывать их за лень и нерадивость, терпеть бедному человеку свое положение, или же можно просить о помощи?

Эта интересная страница британской истории была, безусловно, связана с процессом трансформации так называемой «елизаветинской» системы социальной помощи, основанной, в первую очередь, на общественных дотациях в пользу нуждающихся, в «викторианскую» систему, базирующуюся на «помощи-наказании» в работных домах. И законодательство о бедных, и социальные практики в описанный в книге исторический период сочетали в себе черты как «старой», так и «новой» системы.

Кроме того, можно утверждать, что в XVIII – первой половине XIX вв. происходило медленное и постепенное вытеснение старых институтов и установлений новыми в ходе непростой модификации пресловутого «треугольника» взаимоотношений между государством, обществом и беднейшими слоями. Многие черты «старой системы» социальной помощи продолжали существовать и эффективно «работать» в Великобритании еще долгое время, а некоторые из них существуют и сегодня, в XXI веке. Так, даже после реформы 1834 года, сакцентированной на «закрытом» призрении в работных домах, огромную роль продолжали играть дружественные общества, внутриприходские механизмы взаимопомощи («механизмы деревенской солидарности»), временное трудоустройство нуждающихся, помощь неимущим со стороны благотворительных общественных организаций, частных лиц и церковных деноминаций. Такой «сложный» путь трансформации – еще одно свидетельство в пользу тезиса о «консервативности радикализма» в Англии, согласно которому, любые реформы в истории этого государства всегда стимулировались традициями и проверялись практикой…

В рассматриваемую нами эпоху категорию тех, кому надо помогать, – то есть нуждающихся в социальной помощи, конструировали не с экономической точки зрения, а, скорее, с административной. Более того, пауперов противопоставляли «честным бедным» – ограниченным в средствах, но не обращавшимся за социальной дотацией. Стоит согласиться с исследователем П. Слэком в том, что статус нищего, паупера «был в прямом смысле сконструирован властью с помощью выплат, учреждений и законов».[364] Возможно, именно поэтому и в дебатах о бедности, развернувшихся в Англии во второй половине XVIII – начале XIX вв., нуждаемость человека определялась именно в «административном» ключе – как «заявленная» нуждаемость паупера, и лишь немногие мыслители включали в это понятие нуждаемость «скромных» и «честных» бедных, «невидимых» (по описанию Адама Смита) и не просивших о помощи.

Эта «сконструированность» во многом играла на руку укреплению в общественном сознании связи бедности с социальным стыдом и страхом того, что, обратившись за помощью, ты будешь наказан, – хотя связь эта и без того гармонировала с ценностной системой протестантизма, трактовавшей богатство и преуспевание в делах как свидетельство «богоизбранности». Те слои английского общества, которые в XVIII