Семь сувениров - Светлана Еремеева

вперед, ни назад. Он застыл на месте и все думал, думал. Никак не мог сделать хоть какое-нибудь движение.

Усталые глаза медленно закрылись. Он слышал тихие шаги. Сквозь серую пелену проявлялись очертания города. Старая улица, старинные дома. Слышалось прозрачное дребезжание стекол. Он брел вдоль бледно-желтого здания. Рядом шла Василиса. На вид ей было лет шестнадцать. Он то и дело замечал свое отражение в окнах первого этажа. Ему тоже было не больше шестнадцати. На нем был красный свитер толстой вязки и темно-синие джинсы. На ногах коричневые туфли. На Василисе – черный жакет, под ним белая рубашка, на ногах вареные джинсы и белые кроссовки. Василиса, как всегда, улыбалась. Что-то говорила, но он не слышал. Ее уши были заткнуты наушниками, из сумочки на поясе виднелся оранжевый плейер. Она сняла один наушник и протянула ему. Он услышал знакомый хрипловатый голос Цоя: «Начинается новый день… И машины туда-сюда… Раз уж солнцу вставать не лень… И для нас, значит, ерунда…» Николай улыбнулся и посмотрел на Василису. На противоположной стороне улицы, прислонившись к стене, стоял Цой и закуривал сигарету. В наушниках звучал его голос в такт до боли знакомой мелодии «Муравейника». Эта мелодия, как волшебный эликсир, возрождала в памяти все, что было тогда, когда Цой был жив и когда ему, Коле Краснову, было шестнадцать… Время на грани… Перед самой пропастью. Вот Цой выдохнул дым, огляделся и побрел куда-то в противоположную сторону. Николай не оглядывался, Василиса не оглядывалась, Цой не оглядывался.

Неожиданно, как гром среди ясного неба, взорвался звонок смартфона. Николай с трудом очнулся и стал ощупывать карманы брюк. Телефон вибрировал, взвизгивал, переливался голубоватым огоньком. Николай посмотрел на экран. Номер был ему неизвестен. Он нажал на зеленую кнопку. Раздался хриплый голос, сопровождаемый кашлем, какой бывает у заядлых курильщиков.

– Режиссер Краснов, если не ошибаюсь?

Николаю голос показался знакомым. Он сосредоточился и тихо ответил:

– Да. Это я. А вы?

– Моя фамилия Шахов. Мы общались с вами пару месяцев назад.

– Да…Да… Здравствуйте, Руслан Алиевич. – Николай начинал приходить в себя.

Звонок старика Шахова с одной стороны обрадовал его, но с другой заставил насторожиться. Он пока не знал, зачем он звонит и что можно было ожидать от него?

– Я должен извиниться, – сказал Шахов. – В прошлый раз я был груб с вами… Думал, что вы – как все эти писаки… А вы оказались совсем другим… Я наблюдал за вами… Не скрою… Хочу с вами поговорить.

– Наблюдали? – Николай тер ладонью щеку… Картина убийства постепенно растворялась. Он начинал окончательно приходить в себя.

– Конечно, – сказал Шахов. – А вы что думали? После вашего звонка это было вполне ожидаемо. Я навел справки о вас. Понаблюдал. Теперь понял, что нам нужно, даже необходимо, встретиться. Я хочу, чтобы вы кое-что поняли.

– Что именно?

– Это при встрече.

– И когда вы хотите встретиться?

– Прямо сейчас. Если это возможно…

– Да. Непременно. Только заеду домой… Там у меня кот…

– Понимаю. Жду.

Шахов отключился. За окном было совсем темно. Николай закрыл последнюю тетрадь, положил ее в ящик поверх других тетрадей, выключил настольную лампу и быстрым шагом вышел из комнаты.

29

Когда Николай приехал к Шахову, было больше двух часов ночи. Старик жил на Бассейной, недалеко от ТЦ Радуга, в старой хрущевке на пятом этаже, под самой крышей. Когда Шахов открыл дверь, он тут же приложил палец к губам, пропуская Николая в квартиру.

– Идите сюда, в большую комнату, – прошептал он, ступая на цыпочках, полусогнувшись. – Весь дом спит. Здесь любой чих раскатывается от крыши до подвала.

Николай кивнул и молча прошел вслед за Шаховым в зал.

– Присаживайтесь, куда удобно, – сказал Шахов, устраиваясь в глубоком мягком кресле, застеленном пледом в крупную красно-сине-белую клетку.

Николай сел на диван и пристально посмотрел на Шахова. Хотелось спать, но предвкушение интересного разговора притупляло усталость.

– Так о чем же вы намерены рассказать мне, Руслан Алиевич?

– О многом… – ответил Шахов. – Но я постараюсь кратко. Не волнуйтесь. Долго не задержу.

– Наоборот. Я хотел бы поподробнее.

– Ну посмотрим… Как получится…

За окном проезжали машины. Подул ветер, а за его порывом сразу по окнам застучали, словно крошечные молоточки, капли дождя.

– Я смотрю, вы хотите докопаться до сути… – начал Шахов. – Хотите понять, был ли виноват Веня или не был? Так?

– Да, – кивнул Краснов.

– Так вот… Скажу я вам… Вы никогда этого не узнаете… Никогда не поймете. Это бессмысленно. Это вопрос не фактологический, а экзистенциальный. В этом есть даже что-то от проективной геометрии. Сколько ни старайся достигнуть горизонта, он все время ускользает от тебя. Возможно, Веня и был косвенно виноват в трагедии Андрюши, но, поверьте, он никогда не желал ему зла, более того, не писал никаких анонимок, никогда не предавал его… Тем не менее косвенно… косвенно…, возможно, был и виновен…

– Что вы хотите этим сказать?

– А то, что каждый из нас в чем-то перед кем-то да и виновен. И чем ближе нам человек, тем больше мы виноваты перед ним. Каждый из нас. Нет никаких исключений.

– Вы не преувеличиваете?

– Я? – Шахов усмехнулся. – Я не преувеличиваю… Я преуменьшаю…

– Но это все общие рассуждения. Я хотел бы услышать о фактах.

– Фактах?

– Да.

– А разве находясь в квартире Вени, вы еще не выявили ни одного факта?

Николай пытался понять, Шахов говорит с сарказмом, с иронией или, возможно, попросту смеется над ним?.. Или может он сошел с ума здесь в одиночестве?.. Но нет… Только не он… Такие всегда говорят серьезно. У таких психика и нервы из стали. Они сотканы из другого материала. Того самого, из которого раньше изготовляли настоящих мужчин. Тех мужчин, которых Ницше в своих сочинениях называл «мужами».

– Да не пугайтесь вы, – сказал Шахов, тихо посмеиваясь и словно читая мысли Краснова. – Я не спятил. Не спятил.

– Тогда о чем вы?!

– Как о чем? О письме.

– О каком письме?

– Том самом, последним письме Андрюши к Вени. Ну… После прочтения которого он и умер…

– Я не понимаю вас. Я не находил никакого письма.

– Правда? – в лице Шахова читалось смятение. Неужели он не верил ему?

– Да. Я слышал о каком-то письме от Василисы и от Константина Семеновича, но я его не видел в квартире Волкова. Там нет никакого письма. Точнее… Там есть конечно куча писем, дневников, документов, тетрадей, но этого письма, конкретно этого, нет…

Шахов растерянно смотрел на Николая. Он поднес руку к лицу и долго тер пальцами лоб, затем щеку.

– Вы уверены, что все обыскали?

– Да я и не обыскивал особенно… А что это за письмо? Что там такого?

– Откуда же я знаю… Я его не читал.

– Тогда откуда же вы знаете, что оно имеет какое-то особое значение?! – воскликнул Николай.

– Знаю. Мне говорил об этом Константин… Этот чистоплюй… Этот интеллектуальный оборотень. Он явно пытался что-то вытянуть из меня, разнюхать про это письмо…

– Подождите!