Семь сувениров - Светлана Еремеева

Василиса отошла от окна и села обратно на диван. Николай тоже вернулся и устроился напротив нее.

– Да, – продолжила она. – Они конечно из тех молодых людей, которым многое не нравится в нашем государстве. Почти все время, пока они учились на бакалавриате, им хотелось быть причастными к протесту… Не знаю, что именно они понимали под протестом. Сейчас во всем мире люди против чего-то да протестуют. Все смешалось… Я только одно поняла – после этих событий, они призадумались. Ведь им не в интернете, а в реальной камере пришлось совсем несладко. Когда из полиции они вернулись с ссадинами и синяками, возможно первыми в их жизни или по крайней мере весьма ощутимыми (Артуру даже сломали палец на правой руке, два месяца ему приходилось писать левой), со слов Игоря я поняла, что они многое пересмотрели, передумали и решили уехать… Они больше не верят ни тем, против кого протестуют, ни тем – за кого… Ни патриотам, ни либералам… грубо говоря… Они где-то между… Или вообще в поисках другого пути… Чего-то более устойчивого, чем это положение между… Но здесь они не находят себя. Здесь они лишь чувствуют, как их используют. Как за счет них кто-то просто-напросто делает деньги. А ведь они ребята не из самых бедных семей… У них есть, с чего начинать жизнь в России. Что уж говорить о ребятах, которые выбиваются из нищеты, преодолевая множество препятствий. Если таких используют, если таких обманывают, это уже не просто преступление, это уже движение в сторону потенциального взрыва. Альтернативой взрыва вполне мог бы стать тот иной путь, о котором мне говорил Игорь, вычитав о нем в какой-то книге, какого-то нового французского философа… Этот путь… путь к синтезу, к примирению, возвращению к дуализму в духе Декарта, мог бы, возможно, спасти многие жизни. Но он напоминает мне утопию. Так не бывает. По крайней мере у нас так не бывает.

– А ведь когда-то в начале 1990-х мы, возможно, ждали именно этого пути… Правда? Как пел Цой – Мы ждали перемен… – тихо сказал Николай, глядя на Василису.

– Да. Именно так. Многие ждали. Многие надеялись. Но все пошло по-другому. Одни стали мстить другим. Мир закончился… Революция 1917 года восстала из пепла.

– Да. Я множество раз думал об этом. Если бы мы могли что-нибудь изменить… Если бы мы только могли… Но это, я согласен, лишь сладкие мечты. Все прекрасные идеи неизбежно выливаются в свою полную противоположность. Уклон в сторону материализма приводит к уравниловке и безнадежной серости быта. И это неизбежно ведет к бунту. Любой идеализм ведет либо к фашизму, либо к войне с множеством жертв и раздавленных судеб, либо – к тому и другому одновременно. Идеи Руссо и Вольтера привели к гильотинам Робеспьера, прекрасные мечты Новалиса, Шеллинга и Ницше воплотились в чудовищную космогонию Гитлера, мысли о свободе Пушкина, Чернышевского, Толстого, Некрасова были подхвачены, а затем исковерканы Лениным и Троцким. Ведь и ваш отец стал своего рода жертвой этой войны, этой возродившейся революции. Одни его винят и проклинают, другие считают чуть ли ни святым. При этом никто точно не знает – кто виноват в трагедии Андрея Огнева. Возможно, он взял чью-то вину на себя. Да… Он для меня символизирует эту войну. Этот вечный спор. Эту трагедию нашего народа, нашей страны. В этом споре не может быть правых, эту войну никто никогда не выиграет. Мир (не весь, конечно, но все же…) идет вперед. Прощает старые обиды внутри своих обществ, даже самые страшные обиды, и идет вперед… А мы же, из века в век, охотимся друг на друга внутри самой страны, заставляя продолжать эту охоту последующие поколения, не понимая, что неизбежно движемся назад или же стоим на месте. И этим же нашим свойством пользуются наши враги. К сожалению, у нас уже выработалась инерция к подобному сценарию.

– И неужели нет никакого выхода? – с грустью спросила Василиса, глядя не на Николая, а куда-то сквозь него, в сторону окна, где проступали очертания Спаса на Крови.

– Есть только один выход, как я понимаю… – тихо откликнулся Николай. – Та самая дорога, ведущая из этого круга… Та самая утопия… Логика невыразимого, метафизического. Зыбкий путь к синтезу, к примирению. По крайней мере поиск этой дороги… Да. Я уверен… В последнее время я именно уверен, что ее необходимо искать, даже несмотря на то, что она кажется такой нереальной. Игорь совершенно правильно сказал. Даже если все вокруг верят, что нашего мира не существует, что людей не существует, и что Бог умер, что все друг другу должны бесконечно мстить за что-то уже давно забытое и затерянное во времени,… я думаю иначе. Я… И мне этого достаточно!

28

Николай приехал на Большой проспект Петроградской стороны, когда уже совсем стемнело. На лестнице был полумрак. Режиссер включил фонарик в смартфоне и, когда добрался до двери Волкова, долго осматривался, проверял, все ли тихо вокруг. Вскоре он убедился, что дверь была заперта, новых царапин на замочной скважине не наблюдалось. Незнакомец не возвращался. Видимо, вчера Николай спугнул его и на какое-то время обезвредил. Но, тем не менее, Краснов понимал, что это было лишь затишье перед бурей. Незнакомец должен был вернуться. Рано или поздно он попытается забрать то, что ему было нужно в этой квартире.

Войдя в прихожую, Николай сразу же бросил взгляд на тройной журнальный палимпсест, который сегодня казался каким-то тусклым. Гаркуша совсем исчез под тяжестью головы Сахарова, Сахаров зажмурил глаза, Ленин же хитро улыбался, приподнимая кепку и почесывая затылок. Николаю показалось, что он подмигнул ему и указал на противоположную стену пальцем. Повернув голову, на соседней стене Николай тут же разглядел фотографию Сергея Курехина и Сергея Шолохова на фоне стеллажей с книгами, стоп-кадр знаменитой передачи, во время которой, когда-то давно, в 1991 году, прогремела сенсация о том, что Ленин, употребляя грибы, сам постепенно превратился в гриб. Поедая особый вид этого растения, он превратился в дух, в некий мистический призрак. И те, кто его окружали, тоже были духами. Вся страна обсуждала эту сенсацию. Строились теории и гипотезы. Во дворах домов собирались целые консилиумы. Лишь спустя какое-то время было сделано заявление, что Курехин и Шолохов всех разыграли. Так родился на свет первый русский фейк. А за ним пришла целая эпоха великого фейка, когда люди стали привыкать к мысли, что к очень многому в этом мире не стоит относиться всерьез, что даже самое точное и верное может в любой момент оказаться обманом.

Николай оторвался от