Куйбышев - Илья Моисеевич Дубинский-Мухадзе

с Кари-Мирзабом — добиваются военной помощи, чтобы дали побольше и побыстрее… Война для нас вовсе нежелательна. Мы не знаем другого врага, кроме эмира и его правительства.

Мы, угнетенный народ, стараемся освободиться от рабского состояния, низвергнуть ненавистное нам правление».

Полное подтверждение в перехваченном донесении чарджуйского бека светлейшему эмиру: «Все туркмены, за исключением пяти-шести государственных чиновников, стали на путь неповиновения… В местности Диван-Беги собираются представители окрестных аулов, кишлаков и племен эрсари для получения наставления от красного большевика Бяшим-Сардара. В один определенный день они убьют всех чиновников, близких людей правителей и самих правителей, и народ от себя назначит нового старейшину».

Есть пример наглядный. Рядом, в ханстве Хивинском, поднялся народ. Сбросил Сеид Абдул-хана. Народная Советская республика, помимо всего другого, перечеркнула непонятное, чужеземцами пущенное в оборот название Хива[36], хивинцы. Вернула имя родное, издревле существовавшее — Хорезм.

В июне двадцатого года Валериан Куйбышев провожает делегацию Хорезма в Москву. Едут узбеки, туркмены за тысячи верст в неведомый северный город. Особо доверенные от дехкан, кустарей, рыбаков, национальной интеллигенции, мелких торговцев. Держать совет с первым большевиком «Лениным-Ильичем».

Для Востока два года — время совсем-совсем малое. Пристойно ли так скоро хорезмцам снова напоминать о себе?

Запрошенный по сему важному поводу, Куйбышев обнадеживает твердо — Ленин поймет!

Послание доставляют в Кремль.

«Дорогой товарищ!

С радостью извещаем Вас, что мы приступили к мирному строительству Советского Хорезма. Мы принялись за устройство наших дехкан, следуя Вашим словам, которые глубоко запали в сердце каждого из нас…

В память второй годовщины хорезмской революции мы установили орден Труда для наших героев. Мы просим Вас, дорогой и любимый наш учитель, принять этот орден[37] согласно постановлению Центрального Исполнительного Комитета Хорезма и носить его как символ освобождения труда на Востоке после многолетнего рабства».

Так пример наглядный возвращенного к жизни Хорезма. Не раз, не два к этому примеру обращаться. Бросать на чашу весов в спорах, в дискуссиях острейших. Бухара не копия. Не простое повторение хорезмских событий. Масштабы, соотношение сил — другое. Семьдесят тысяч под английскими ружьями у эмира. Одиннадцать тысяч шестьсот четырнадцать бойцов на всех направлениях огромного Туркестанского фронта. От границы с Китаем до границы Иранской, от Памира до моря Каспийского… Много своих бухарских особенностей необходимо взять во внимание при окончательном совершенствовании закона развития крестьянских феодальных и полуфеодальных стран Востока. Закона, Лениным разработанного на опыте туркестанском преимущественно.

«Никаких сомнений, Валериан Владимирович! — настаивает Файзулла. — На заседании конгресса, в присутствии сотен людей, Ленин не мог прямо назвать Бухару…»

Куйбышев слишком хорошо знает, к чему клонит Ходжаев, чтобы раньше времени высказать свое согласие. О докладе Ильича думают оба одинаково. Обоим очень хочется найти смысл сокровенный, обнадеживающий. Чтобы дальше… Долгого ночного разговора никак не миновать. Крайне пристрастен руководитель Туркестанской комиссии к ершистому, колючему лидеру младобухарцев. «Младобухарцев-революционеров» — не забывает подчеркнуть Ходжаев.

Камень преткновения. Почему коммунисты называют партию «младобухарских революционеров» мелкобуржуазной? Отвергают ее программу? Не соглашаются признать, что переворот, свержение эмира, должна взять на себя армия Советской России? После военной победы меджлис — нечто подобное Учредительному собранию — объявляет республику. Основа, фундамент общества, государства — шариат, «толкователь справедливости и защитник бедноты».

До конца убедить Файзуллу не удается. Ни этой ночью в плоскокрышем домике на Зерабулакской улице. Ни пер-вого-третьего августа на заседании Туркестанской комиссии. При всех уступках, изменениях программа младобу-харцев далеко не марксистская. Не почва для объединения. Пока только союз. Общая забота о вооруженном восстании народа. Взаимная поддержка. В перспективе коммунисты и младобухарцы образуют Временное революционно-демократическое правительство. С Файзуллой Ходжаевым во главе.

По царственной своей широте эмир неустанно подливает масла в огонь. Блажит. Хватает через край. Ультиматум — в срок от пятницы до пятницы охрана железной дороги на территории эмирата должна быть передана Бухарскому правительству. Советские войска обязаны покинуть русские поселки и пограничные районы. Следующей ночью солдаты эмира разбирают железнодорожный путь от Кагана до Катта-Кургана. Через день нападение на пограничников в районе Пайшамбе. Обстрел из пушек бронепоезда у Кара-Тюбе… В мечетях и на городских площадях правоверным вдалбливают фетву — указ быть готовым к священной войне мусульман против большевиков во имя «защиты ислама и шариата».

Шестнадцатого августа Куйбышев телеграфирует в Москву: «Все государственные мотивы, диктующие российскую ориентацию, отошли на задний план перед животным страхом за сохранение деспотического трона… Бухара лихорадочно готовится к выступлению, совершенно очевидно поддержанная и руководимая извне…»

Сигнал подает любимец эмира бек чарджуйский. Не считает за труд обременительный лично повести карательную экспедицию. Сжигает аулы, кишлаки, заподозренные в «причастности к большевикам». Забивает палками сто двадцать «главарей». Казнит дочь туркмена рыбака Ата Рахманова — бесстрашную Айшу. Остается принять знаки повиновения, дары. Предпочтительнее живым товаром. Безучастным никто не остается. В ход идут Кинжалы, шашки, камни. Мужчины и женщины выхватывают из рук карателей винтовки. Неравенство сил никого не останавливает. На подмогу дехканам, пастухам приходит боевая дружина рабочих и кустарей Чарджоу. С вожаками-коммунистами Хасаном и Аббасом Алиевыми.

Малые ручейки сливаются в могучее течение. В поток народного гнева. Подымаются Хатырчи, Шахрисябз, Кермин, Старая Бухара, Китаб. Узбеки, туркмены, таджики. Ревком — коммунисты и младобухарцы просят военной помощи, «защиты повстанцев от грозящего им истребления».

«Неожиданно в Туркестанской комиссии раздаются предостерегающие голоса, — заносит в дневник удивленный свидетель, старший адъютант командующего фронтом Си-ротинский. — У эмира сильная армия, отличное заграничное оснащение, многоопытные офицеры русские, английские, афганские. Надо занять позицию невмешательства, не раздражать эмира, зарубежных его покровителей…

С горячей речью выступил Куйбышев[38]. «Мы не имеем права отказать, зная, за что борется народ Бухары. Нельзя медлить!» В ответ грозное предостережение: «Вы будете отвечать за гибель Советской власти в Туркестане. Наши силы не достигают и четверти армии эмира».

Вмешался Фрунзе. «Занять позицию нейтралитета — значит позволить эмиру удушить революцию бухарского народа».

…Войска шли пустынными и безводными районами, по раскаленным пескам. По приказу эмира был закрыт главный водный распределительный канал. Вода в арыках исчезла. Бойцы страдали от жары и жажды… Опираясь на численный перевес, приспособленность своей армии к местным условиям, противник надеялся заманить наши части в глубь Бухары, окружить их там и уничтожить.

Двадцать девятого августа передовые отряды Красной Армии вырвались из пустынных районов, из зыбучих песков, подошли к столице эмирата. Город окружен крепостной стеной — восемь метров высоты и столько же толщины. В ночь на первое сентября начался штурм. Сплошной заградительный огонь из пушек и пулеметов. Саперы перед рассветом заложили в стены и городские ворота динамит. Взрывы должны открыть проходы.

Второго — бои на улицах