Сгоревшая жизнь - Юлия Александровна Лавряшина

Дикие прям! Я выбегаю: сестричка наша мечется, белая вся… Кричит мне: «Там, там!» Я в палату, на которую она показывает. А там Дашка эта по полу катается… И горит! А больные на койки заскочили, воют… Я чье-то одеяло схватила и давай огонь сбивать… Я ведь даже не сразу поняла, что это Дарья – волосы уже сгорели, и лицо ей здорово огнем изуродовало. Руки тоже обгорели – она, видать, ладонями потушить пламя пыталась… Наш доктор прибежал, чуть сам в обморок не грохнулся, хотя Даша уже не горела. Затихла без чувств.

Никита поежился: «Действительно жуть жуткая! И этим девкам все с рук сошло?»

– Доктор на пост помчался, давай кому-то названивать… Главврачу, поди. Это ж черт знает какое ЧП! Потом за Дашей «Скорая» приехала. Быстро так примчалась! Увезли ее в ожоговый центр. А дальше не знаю, что с ней сталось… Только к нам ее уже не вернули. Завотделением… У нас тогда мужчина был заведующим, Борис Степанович, видный такой… Так вот, он тогда велел всем отвечать, что больная сама причинила себе вред. Кто передал ей спички – неизвестно… А санитарки, мол, спасли ей жизнь и не дали огню распространиться. Так что мы с Альбиной вышли молодцами, хоть ее и близко там не было. А Лиде влепили выговор за то, что не уследила и в отделении оказались спички. Она старшей в смене тогда была… Но выговор – это что? Можно сказать, легко отделалась.

– По вашему мнению, это Кузьмичева подожгла Дарью Ковальчук? – голос Артура прозвучал размеренно, точно это было обычным делом.

Крупный рот Елены Борисовны изогнулся подковкой:

– Своими глазами не видела, врать не буду. Только она могла… Да еще спьяну! Легко.

– А Шалимова могла это сделать?

– Это вряд ли… Альбинка нерешительной была. Она сама потом на больничный сбежала, видать, нервы сдали.

– А перстень с рубином не помните? – спросил Артур с надеждой. – Он, случайно, не Дашиным был?

– Точно! – ахнула Раздольная. – Перстень. Альбинка, когда снова на работу вышла, перстень Дашин у нее на пальце красовался. Я еще на нее напала, говорю: сними, спрячь от греха подальше! А она мне заявила, мол, этот перстень Олег ей должен был подарить, ей же красный цвет больше к лицу. Брюнетка… Наверное, мол, эта дура у него выпросила. А она, Альбинка, вернула то, что ей по праву принадлежало.

Елена Борисовна покачала головой, всматриваясь в прошлое:

– Только ничего эта Даша у него не просила, он сам за ней хвостиком бегал… Ему прям крышу снесло, мы это все видели. Впору его самого проколоть было… Альбинка, кстати, потом всякие антидепрессанты горстями глотала, от них и разнесло ее, – она протяжно вздохнула. – А кого из нас не разнесло?

Заглянув ей в глаза, точно не услышал последней фразы, Артур с интересом спросил:

– А Кузьмичева что? Быстро оклемалась?

– А Лиде хоть бы хны! Наутро вышла на работу как ни в чем не бывало. И все им с рук сошло… – Раздольная вдруг опомнилась. – Да нет, получается, не сошло… Через столько лет их достал кто-то.

– Кто это мог быть? – задумчиво протянул Артур, но она лишь пожала плечами:

– Кто ж его знает?

Согласно кивнув, Артур нашел снимок перстня с пальца Шалимовой и протянул Елене Борисовне телефон:

– Взгляните, пожалуйста. Это тот самый перстень?

Всмотревшись, Раздольная подняла уплывший взгляд, потом снова уставилась на экран:

– Рубин?

Наклонившись вперед, Логов молча кивнул. Елена Борисовна вздохнула:

– Могу ошибиться, столько лет прошло… Но кажется, он самый. Я почему запомнила, что именно рубин был? Я его до того момента и не видела живьем… Тогда в газетах только начали гороскопы эти печатать, и я узнала, что рубин – мой камень. Я ж Лев. Похожа? – Она хохотнула. – Вот я у Даши этой увидела камень на пальце, попросила посмотреть. Но сам перстень… Может, тот, может, не тот. Врать не буду. Не знаю, с чего Альбинка решила, что это Олега подарок. Мне помнится, что Даша говорила: муж подарил. Да, точно! Она ж замужем была. С чего бы ей в открытую подарки от других мужиков носить? Так ведь?

Никита постарался запомнить: «Муж. Потенциальный мститель. Хотя ему тоже сейчас до фига лет… Чего ждал так долго?»

Поднявшись, Артур проникновенно произнес:

– Елена Борисовна, вы нас просто спасли. У нас наконец-то появилась убедительная версия… Я вам безмерно благодарен. Не вставайте, я захлопну дверь.

Когда они уже обувались в коридоре, вдруг донесся голос Раздольной:

– Слышь, следователь, а помощник-то у тебя тоже хорошенький! Вас там специально таких подбирают?

Во дворе Артур рассмеялся:

– А ты думал, она тебя даже не заметила? О, эти зрелые дамы! Они – истинные ценительницы…

* * *

«А не начать ли день с убийства?»

Что за человек просыпается с такой мыслью? Или эта жажда просыпается в момент, когда он окунает лицо в ледяную воду, набранную в сомкнутые ладони? А может, идея приходит с первым глотком кофе?

«А не начать ли день с убийства?»

И он берет пистолет или обрез – что там у него заготовлено? Идет с ним по хмурой утренней улице, но не высматривает жертву, ведь уже точно знает, кто ему нужен… Приходит в больничный сад и занимает скрытую от людских глаз позицию, откуда можно вести огонь. Нет, это преувеличение, ему был нужен всего один выстрел. Отрывистый точный выстрел.

Он ждет. Но время убийства известно ему до минуты. Ведь изо дня в день, в один и тот же час добрый старичок кормит голубей. И они изо дня в день срываются ему навстречу с проводов и деревьев, оглушительно хлопая десятками крыльев…

В этот самый миг его палец и нажимает курок. И хрупкая бледная девушка, которая так же изо дня в день приходит посмотреть на голубиное пиршество, откидывается на спину. Узкое тело вонзается в гору осенних листьев, собранных дворником, и они с посмертным шорохом засыпают ее – только ноги торчат наружу. Но они подломились, слились с контуром листвяной горки, поэтому обнаруживают труп не сразу, хотя больные гуляют в это время.

Никто не замечает девушку, утонувшую в листве…

Тело нашла Камилла, когда выбралась покурить. Она всегда ждет возвращения больных с прогулки, чтобы дымить не у них на глазах. У нее собственные представления о моральных устоях…

Пересчитав больных, Софья тут же позвонила ей:

– Глянь там Мамонову. Пусть заходит.

У Камиллы не было истерики, когда она добралась до кучи листьев и увидела убитую Таню. Но оцепенение, в которое она