Стальная империя - Сергей Александрович Васильев

и майор, на нём не написано. Задержан при попытке проникновения на остров Попова в одежде китайского купца… Документов при себе не было. При аресте ссылался на несуществующий подряд несуществующего заказчика… Ты как, Тихон Спиридоныч, всё записал?

– Тихон! – барон сделал ещё одну попытку, призывно глядя на «студента». – Вы же культурный, цивилизованный человек. Скажите этому костолому, что его начальство не одобрит! Вам же всем…

Голова Фукусимы мотнулась, как привязанная на шнурке, под весом тяжелого кулака унтера.

– Говорить будешь, когда я скажу, – свистящим шепотом произнес царский сатрап. – Ты что, думаешь, наш студент тебя сейчас жалеть начнет? У него такой, как ты, красавец невесту увёл, думал, будет через неё информацию о нашей службе получать… Тоже благородный, в чинах… задурил голову девчонке, обещал в Японию увезти. А она, как узнала, что не по любви, а по служебной надобности он с ней, так и руки на себя наложила… Так вот, – голос унтера снизился до зловещего шипения, – его наедине с арестованными начальство запретило оставлять… Нет, он бить не будет, ручонки твои шаловливые поломает и оскопит, чтобы такие, как вы, не размножались.

Жандарм распрямился, мацнул небрежно арестанта по щеке, от чего тот скривился, и уже громко, обращаясь к «студенту», произнес:

– Тихон Спиридонович, зачитайте его благородию «Вечерние ведомости».

Круглые стёкла его очков демонически блеснули. Он встал, подхватил какой-то желтый листок и голосом конферансье, объявляющего выход примы, зачитал:

– При прогулке по окрестностям Владивостока похищен хунхузами или другими злоумышленниками и увезен в неизвестном направлении японский дипломат, атташе в Берлине, его превосходительство майор Фукусима Ясумаса. Имеющим хоть какие-то сведения о возможном местонахождении нашего высокого гостя или о злоумышленниках просим сообщить за вознаграждение…

– Ну вот, господин барон, – осклабился жандармский унтер, – теперь только от вас зависит, каким будет следующее объявление – о счастливом возвращении вас на родину или о вашем обезображенном трупе, найденном в ближайшем водоёме…

Ясумаса скрипнул зубами.

– Вы ничего от меня не узнаете…

– А нам никакой информации от вас и не надо. Всё, что можно, вы нам уже воленс-ноленс сообщили… – Омерзительно улыбнулся «студент» и раскрыл зловеще-чёрную папку. – Досье на майора второго управления генерального штаба Японии Фукусиму Ясумасу. Словесный портрет опускаем. В разговорах с нужным собеседником обычно разыгрывает глуповатого и недалекого вояку, охотно ходит на пьянки и делает вид, что очень плохо говорит на иностранных языках, хотя на самом деле – идеально. Спрашивает обо всем подряд, но делает вид, что ничего не понял. Главное его оружие – память. Улавливает и запоминает все сторонние реплики, поведение за беседой, имена, знакомства, технические детали, наименования, маркировки машин и механизмов. Прекрасно знает жаргоны, в том числе матюки и особенности произношения. Так, тут дальше неинтересно… А, вот. В Москве громогласно объявил, что готов платить любые суммы за военные изобретения, пригласил явившегося к нему поручика-инженера Савельева со служебной документацией на ужин в ресторан, и, пока изволили обедать, помощники майора вскрыли портфель поручика, изучили принесенные чертежи, приборы и дали заключение, которое атташе аккуратно занес в свой дорожный журнал… С поручиком не расплатился… Далее, в Казани имел встречу со служащим Министерства путей сообщения титулярным советником Фране, завербованным в 1899 году капитаном второго управления генштаба Японии Окано Сёдзиро. Майор Ясумаса получил от Фране список воинских поездов, проследовавших через Казань за последние шесть месяцев, передал агенту двести рублей денег десятирублевыми ассигнациями, инструкции и шифры о дальнейшей передаче информации посредством телеграфа. В Златоусте…

«Студент» продолжал монотонно зачитывать текст, а профессиональный разведчик Фукусима Ясумаса каждой клеточкой ощущал, как разверзается перед ним бездна, как летит в неё вся тщательно продуманная и выстроенная система получения информации из России. Имена агентов и связных, профессии прикрытия и места работы кадровых офицеров генштаба Японии в России, адреса явочных квартир, даже размеры взяток, выплаченных российским чиновникам, были известны царской контрразведке в таких мелочах, что сомневаться не приходилось: весь второй агентурный отдел находился под плотным наблюдением коллег из России. Эти гайдзины, оказывается, читали хитроумно составленные комбинации как открытую книгу, включая шифрованные сообщения, получаемые из Токио и отправляемые в генштаб Японии… На пятой минуте импровизированного доклада Фукусима почувствовал, что хочет умереть, задушив себя, но руки и ноги были связаны замысловатым узлом и составляли одно целое с тяжелым дубовым стулом.

Прикрыв глаза, майор попытался сосредоточиться на своих мыслях, которые разбегались в разные стороны, как зайцы, и скорее ощутил, чем услышал, что в комнате появился еще какой-то человек. Фукусима поднял веки, и в тот же миг в открытые глаза ударил яркий свет настольной лампы, заставивший зажмуриться и отвернуться.

– Вы хотите умереть, майор? – прозвучал слегка насмешливый густой баритон. – В вашей профессии это естественный и не самый плохой конец карьеры. Вижу, что вас впечатлил рассказ Тихона Спиридоновича о разведочной сети в России. Но ведь есть кое-что страшнее смерти… Представьте, как будут впечатлены в Токио, если узнают, что всё это стало нам известно благодаря вашей добровольной и небескорыстной помощи? А если в вашем генштабе узнают, что сведения, передаваемые вами по пути следования, были дезинформацией? Представляете эти аршинные заголовки столичных газет: «Барон Ясумаса – платный провокатор!», «Майор генштаба Японии продался царской охранке…»

– Что вам от меня надо? – просипел Фукусима, задыхаясь от ярости.

– Ничего особенного, – баритон был так же ровен и насмешлив, в нём только появились плохо скрываемые торжествующие нотки. – Немного понимания, чуть-чуть внимания и скромную капельку вашего разумного энтузиазма…

Своих не бросаем

Погоню они увидели издалека. С холмов, обрамляющих седловидную гору Аньшань, белоснежная равнина на фоне занимающейся зари просматривалась верст на десять. Черная точка одинокого всадника, казалось, прилипла к горизонту, и только опытный наблюдатель мог уловить еле заметное движение в сторону горного хребта.

– Спешиться, осмотреться! – не отрываясь от бинокля, приказал Едрихин крохотной группе всего в десять человек, трое из которых были моряками.

Врангель хмуро осмотрел распадок, через который проходила единственная дорога из Пекина в Мукден. Оседлать высоты не получится из-за недостатка людей. Самим засесть в этой узкой горловине – противник легко обойдет с любой стороны, поднимется не торопясь по сопке и перестреляет, как куропаток. Идти дальше, на равнину – ещё хуже…

– Надеюсь, что это он, – с сомнением в голосе продолжил Едрихин и тяжело вздохнул.

Врангель уже понял, насколько разведчик переживает за эту операцию, и даже не пытался его как-то успокоить.

– Алексей Ефимович! Здесь единственная позиция, с которой мы худо-бедно контролируем окрестности. Спустимся в долину – станем слепыми и беспомощными. Дорога всё равно одна. Влево-вправо – лошади ноги переломают.

Едрихин молча кивнул и опять приник к своему шикарному морскому биноклю.

– А вот и сопровождающие лица, – пробормотал он совсем другим, жёстким тоном и, обращаясь к поручику-инженеру, кивнул: –