Стальная империя - Сергей Александрович Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С силой пихнув в руки казака переметную сумку, прапорщик отвернулся, чтобы дядька не увидел в его глазах блеснувшую слезу. Несколько раз сглотнул, успокаиваясь, и уже другим, просительным тоном повторил, не глядя на тяжело дышащего в спину вахмистра:
– Ну рассуди сам, Тимофей Егорыч, что толку будет, если мы оба тут сгинем? Все смерти наших людей в Пекине, наших братов, прикрывших нас собой, тогда зря будут? Все эти бумаги, будь они неладны, так до наших и не доедут – к узкоглазым вернутся. Да и не смогу я никуда лезть. Видишь – подстрелили, ироды… Выходит, что идти надо тебе, а я тут пока повоюю… Ты только карабин мне свой оставь, а то у меня патронов с пяток всего. А на словах передай, чего в бумагах нет: архив майора Татибана Коитиро, агента японской разведки в аппарате военного советника при наместнике провинции Чжили и при новом императоре Юань Шикае, добыт с помощью гардемарина израильской учебной эскадры Якова Натансона… Если бы не его одесский опыт специалиста по сейфам, не видать нам… Нужно, чтобы его родных обязательно нашли… И Яшу наградить хотя бы посмертно…
Когда вахмистр отдельного разведочного батальона Забайкальского казачьего войска коснулся ногой подножия обрыва, темень уже сделалась непроглядной. На оставленном склоне изредка щёлкали выстрелы его карабина, и в ответ сразу же раздавалось нестройное тявканье японских «Арисак». Прислушавшись и определив местоположение ближайшего стрелка, потомственный пластун и охотник лёгким привычным движением перехватил бритвенно острый бебут[57]и решительно двинулся в направлении стрелявших.
«Как же, сопляк, оставлю я тебя одного… Приказывать он мне вздумал, – шептал про себя казак, подбираясь к позиции неприятеля. – А вот и первый, выцеливает Стёпушку, родного племянника. Мальчонка только погоны золотые получил, первое задание лично от полковника Потапова… И просто так оставить?!»
Х-ха-а. Длинное тонкое лезвие казацкого ножа легко пробило шейные позвонки и горло, лишив возможность японца даже крикнуть… А пластун, не оглядываясь на агонизирующее тело, тенью скользя между камней, уже неслышно приближался к следующей жертве. Охота и война – два дела, сызмальства известные забайкальским казакам, – превратили их в совершенную машину для выслеживания зверя и уничтожения врагов. Другие в этих суровых краях просто не выживали… Вахмистр замер, прислушался… Да, вот тут, чуть правей, клацнул затвор винтовки, значит, надо взять еще дальше, обогнуть этот камушек… да их тут сразу двое! Один, видно, что-то почуяв, перевернулся на спину… Поздно, голубчик!
Х-ха-а-а-а! Скользящий удар бебута беспощадно вскрывает горло первого врага, и рука сразу же уходит в замах, а колено надежно фиксирует извивающееся тело второго. Теперь быстро-быстро найти двух последних. Скинуть внезапно потяжелевшую бекешу и папаху… Не обращать внимание на струящуюся по рукаву кровь и стремительно намокающий чекмень. Где ж они? Хлопок карабина на склоне и сразу же хлесткий выстрел в ответ буквально в двадцати шагах… «Ну вот и все, закончились прятки… Теперь вы мои!»
Отстреляв последнюю обойму, прапорщик отбросил ставший бесполезным карабин и деловито пересчитал патроны к офицерскому нагану. Отсутствие винтовочных даже к лучшему: левая рука совсем онемела, навскидку не постреляешь, а тут даже взводить не надо – только нажимай…
– Степан! – раздался неожиданно голос дядьки Тимофея оттуда, где должны были таиться преследователи… – Стёпушка, подь сюда… басурмане кончились…
Вахмистр полулежал, прислонившись спиной к валуну, намертво зажав уздечку испуганно прядавшей ушами японской лошади. Разорванный в нескольких местах чекмень в отсвете проглядывающей сквозь тучи луны блестел, как обычно блестит на сукне пропитавшая материю влага. В двух шагах изломанными куклами валялись тела преследователей, один из которых был явно европейцем.
– Наш, сучёныш, – заметив взгляд прапорщика, кивнул на труп казак, – крыл меня на чем свет стоит, пока я его не успокоил…
– Дядька Тимофей, да как же… – Прапорщик опустился на колени перед пластуном.
– Ты вот что, Стёпушка… Без лошадки, да раненый до наших не доберешься… Так что садись и скачи. Поспешай. И про нас, и про Яшу своего геройского всем сам расскажешь… Мамане твоей поклон передай, а я тут полежу, отдохну. Устал я что-то шибко сегодня, пока возился с этими нехристями.
В тот же день. ВейхайвейКитченер брезгливо осмотрел стоявшего перед ним навытяжку японского офицера.
– Это значит, что русские теперь знают всё, что собрала ваша полевая разведка в Маньчжурии?
– Пока нет, сэр, и мы надеемся перехватить похищенные документы.
– Господи, с какими идиотами приходится работать, – закатил глаза англичанин, – надеются они… На что?! Русские не смогут прочитать ваши каракули? Не сообразят, на что вы обращали внимание? Да у вас на лбу написано направление главного удара! Надеюсь, майор Татибана Коитиро уже совершил это ваше ритуальное самоубийство? Был бы он моим подчиненным, я бы его просто расстрелял. Каким ослом надо быть, чтобы самому пригласить своего врага починить сейф с секретной документацией! Да пусть бы он лучше у вас еще сто лет не открывался, чем показать его местоположение и содержимое посторонним… Да что с вами говорить!.. Капитан Барт! Подготовьте приказ: провести глубокую – до этой точки, – указка генерала уперлась в карту Забайкалья, – разведку силами британского корпуса. Доверьте это дело канадцам, они привычнее к этому отвратительному климату и низким температурам.
Лейтенант Хилл! Меня интересуют все реки рядом с русской железной дорогой. Мне требуется заключение о возможности передвижения по ним сейчас и в летнее время. Если крепок лёд, начать немедленное выдвижение вверх по Ляохэ вот сюда, за Мукден и далее – до Сунгари. Запросите флот – нам нужны любые мелкосидящие и желательно вооруженные посудины. Нужно срочно делать устаревшей похищенную секретную информацию, попавшую в руки противника… Интересно, какой неожиданной глупостью ответят в Петербурге на украденные у японцев сведения?
В тот же день. Санкт-Петербург. Верфи[58]Двое мужчин, стоявших на невысоких лесах у стены эллинга Балтийского завода и наблюдавших за десятками ацетиленовых огоньков, вгрызающихся в голый стальной скелет, синхронно вздохнули.
– Понимаю Николая Евлампиевича[59], – сказал наконец старший из двух инженеров. – Словно душу режут. Может, и не стоило мне сюда приходить.
– Полно, Ксаверий Ксаверьевич[60], – попытался успокоить его тот, что помладше, с окладистой бородой. – И вы, и Бог свидетель: никак эти корабли исправить было нельзя, никак. С расчетами не поспоришь. Перевернулись бы при малейшем затоплении. Очень вредную штуку нам французы подсунули.
– А все одно печально. Ну что ж, Алексей Николаевич, теперь вам и карты в руки. А я…
– Вы тоже без дела не останетесь. Бумаги же государь подписал. Сколько вы до того свой институт пробивали? И добились! Будете нам смену готовить. А то стыдно сказать – ординарный расчет балки поручить некому.
– Так-то оно так… И всё равно корабли жалко. Хоть как помогли бы
