Королева Тирлинга (ЛП) - Эрика Йохансен

Ему на глаза попались другие изменения. С восточной стены сняли его красные бархатные портьеры, оставив окна незанавешенными, из которых теперь лился солнечный свет. В дальних углах комнаты, ранее украшенных его искусно выполненными статуями, теперь ничего не было. Угол на северной стороне был заполнен примерно двадцатью бочонками пива и множеством деревянных ящиков с мортским вином. Другой Крепостной слуга составлял в ряд бутылки виски (некоторые из которых с довольно неплохим напитком Томас купил сам на ежегодном Фестивале виски, проводимом в июле на улицах Нового Лондона). Рядом с бочонками стояла тележка, и было понятно, для чего она нужна: они собирались вывезти все его запасы спиртного.

Сжав полы халата, которые по-прежнему никак не желали сходиться, он набросился на слугу, занимавшегося золотой посудой.

― Ты что, чёрт возьми, делаешь?

Тот указал большим пальцем себе за плечо, избегая взгляда Томаса, у которого упало сердце, как только он увидел Корина, стоявшего за грудой бочонков с пивом и делавшего какие-то записи на бумаге. На нём не было серого плаща, однако это и требовалось. Крепостная прислуга и так выполняла все его распоряжения.

― Эй! Стражник Королевы! – крикнул Томас. Он ещё хотел было прищёлкнуть пальцами, но не осмелился, рискуя в этом случае распахнуть халат. – Что всё это значит?

Корин убрал перо и бумагу.

― Приказ Королевы. Все эти вещи являются собственностью Короны, и сегодня их увезут отсюда.

― Что за собственность Короны? Это моя собственность. Я купил их.

― Тогда вам не следовало держать их здесь. Всё, что находится в Крепости, может быть конфисковано Короной.

― Я не…

Томас обдумал это заявление, ища лазейку, касавшуюся королевской семьи. Он никогда не изучал законы Тирлинга, даже в детстве, когда обязан был это делать, однако управление государством не казалось ему интересным. Но ведь и Элисса тоже их не изучала, хотя и была первенцем. Он помолчал, ища другие аргументы, и тут ему на глаза попалась золотая посуда в ящике.

― А это! Это же подарок!

― Чей подарок?

Томас сжал челюсти. Халат снова грозил распахнуться, и он сгрёб широкую фалду в одну руку, с ужасом осознавая, что на секунду оголил перед Корином свой пухлый белый живот.

― Ваши личные вещи, одежда и обувь, а также любое ваше оружие по-прежнему принадлежат вам, ― сказал ему стражник с бесстрастным взглядом голубых глаз, приводившим Томаса в ярость. ― Но Корона больше не будет выделять средства для удовлетворения ваших потребностей.

― А на что мне тогда жить?

― Королева приказала вам покинуть Крепость в течение месяца.

― Что насчёт моих женщин?

На лице Корина осталось деловое выражение, но Томас ощущал исходящие от него, словно жар, волны презрения.

― Ваши женщины вольны делать, что им вздумается. Они могут оставить себе свою одежду, но их драгоценности уже конфискованы. Если кто-нибудь из них захочет уйти с вами, мы не будем препятствовать.

Томас смерил его злобным взглядом, пытаясь придумать способ объяснить, как эти женщины до этого тратили впустую свои жизни, прозябая в столь ужасной бедноте, что и представить себе нельзя было, как они безропотно соглашались на сделку. Ну, кроме Маргариты, которая была особым случаем. Однако из-за слишком сильного солнечного света думалось плохо. Когда он в последний раз открывал эти занавески? Много лет назад, должно быть, очень много. Солнце осветило комнату, сменив её цвет с серого на белый и выставив на всеобщее обозрение так никем и не залатанные трещины, пятна вина и еды на коврах и даже бубнового валета, одинокого лежавшего в углу, словно плот, пущенный по течению в Океане Господнем.

Чёрт, сколько же я партий сыграл без этого валета в колоде?

― Я никогда не бил своих женщин, ― поведал он Корину. ― Ни разу.

― Вот и хорошо.

― Сэр! ― раздался голос Крепостного слуги. ― Мы готовы грузить спиртное!

― Приступайте! ― Корин кивнул в сторону Томаса. ― Ещё вопросы?

Не дождавшись ответа, он отвернулся и начал прибивать гвоздями крышку одного ящиков.

― Где Пайн?

― Если вы имеете в виду своего лакея, то пока он не попадался мне на глаза. Быть может, у него есть другие дела.

― Да, ответил Томас, кивнув. ― Да, есть. Рано утром я послал его на рынок.

Стражник что-то уклончиво пробормотал.

― Где сейчас мои женщины?

― Понятия не имею. Они не очень хорошо восприняли потерю своих драгоценностей.

Томас поморщился: конечно, они не обрадовались. Он провёл руками по волосам, совершенно забыв о халате, который незамедлительно разошёлся в стороны. Он резко запахнул его. Один из слуг хихикнул, но когда Томас оглянулся, они все уже были заняты своими поручениями.

― Я навещу Королеву, как только у меня появится свободное время, ― сообщил он Корину. ― Возможно, через несколько дней.

― Да, возможно.

Томас помедлил, пытаясь решить, была ли в этой фразе какая-нибудь угроза, затем повернулся и поплёлся в помещения женщин, думая о том, что сказать им. Петра и Лили, наверняка, уйдут от него: после Маргариты они были самыми непокорными. Но остальных можно было убедить.

Разумеется, ему придётся где-то достать деньги, но у него было много влиятельных друзей, которые, возможно, помогут ему. А тем временем, можно было уйти в Арват и остаться там. Его Святейшество не посмеет выгнать его, не после всего того золота, что Томас в течение многих лет давал ему. Даже Красная Королева может захотеть предоставить ему средства, если он убедит её в том, что сможет вернуться на трон в ближайшее время. Но уже при одной мысли об этой просьбе Томас вздрагивал.

На полу общей комнаты в женских помещениях валялась еда и бумага. Шкафы были открыты, ящики торчали из комодов, повсюду была разбросана одежда. Как долго Корин находился здесь? Наверное, он пришёл рано утром сразу после того, как Томас лёг спать.

Он внезапно осознал, что это Пайн впустил сюда стражника.

«Пайн продал меня».

В женских помещениях была только Анна. Видимо, она встала, пока он разговаривал с Корином, и теперь уже почти оделась, стянув свои курчавые волосы в аккуратный пучок на голове.

― Где остальные? ― спросил он.

Анна пожала плечами, заведя руки за спину и зашнуровывая платье быстрыми ловкими пальцами. Томас почувствовал, что его надули: зачем он платил всем этим профессиональным камердинерам?

― Что это значит?

― Это значит, что я никого из них не видела.

Анна пододвинула к себе сундук и начала складывать туда свои вещи.