Таежные отшельники - Игорь Назаров

Валентина Кирилловна не теряет времени зря, устроилась рядом с пилотом в кабине и берет интервью. Александр Матвеевич открыл иллюминатор и ведет киносъемку. Аркадий Сергеевич и Ольга Ивановна увлеченно щелкают фотоаппаратами.

Далее тумана и туч нет, и горы предстают в полном своем великолепии. Мелькает много горных озер. Местами видны свежие оползни — дожди поработали на славу. Показалось «поворотная» гора и, снижаясь, вертолет идет по каньону Абакана. Вода в реке высокая и мутная. Показываются домики геологов Волковского участка на реке Каир. Делаем круг. Видно, как по аэродрому, словно по фарватеру, течет вода. Только верхняя часть посадочной полосы уже освободилась от плена реки. Садимся. Неужели дальше не полетим? Быстро выбрасываем мешки с глиной для буровых и берем курс на Еринат. Через несколько минут слева обозначилась «северная» изба Лыковых. А вскоре, завернув за гору, увидели вторую избу на пенистой речке Сок-су. Делаем круг над избой и идем вверх по руслу Ерината. Вода в реке очень высокая, но видно, что уже снизилась. Кругом хаос из навороченных камней, вырванных с корнем деревьев. Все это перемешала чудовищная сила паводка. Места стали совсем неузнаваемы.

Свернули к избе Агафьи, сделали круг, выбирая место для посадки. Однако все косы и та, на которой мы раньше садились, залиты водой. Медленно идем вдоль реки, выбирая подходящее место для посадки. Наконец, заметили малюсенький пятачок гальки у левого берега Ерината. Осторожно, как бы ощупью, боясь зацепить винтом, растущие по берегам деревья, вертолет приближается и садится на это местечко. Выгружаемся. Вертолет бережно поднимается с гальки и уходит в сторону Каира. Сразу наваливается оглушительная тишина и жаркое горное солнце Саян.

Не успеваем мы еще навьючить на спины свои рюкзаки, как на берегу сверху из кустов выныривает фигурка Агафьи, пристально вглядывающаяся в приезжих. Узнает старых знакомых, приветствует вновь прибывших. А мы с облегчением вздыхаем: «Слава богу, жива Агафья!».

Тут же, сразу, на поваленном дереве, устраиваемся и начинается обмен новостями, вручение привезенных подарков (семена различных овощей и злаков, зеленый платок с красными цветами и др.). Наш кинооператор А. М. Губарев успел до появления Агафьи спрятаться со своей камерой за деревьями и ведет съемки первых радостных минут встречи. Агаша минут пять его не замечает, да и мы отвлекаем. Затем, к всеобщему смеху, ее зоркий глаз засекает его в кустах, и своим протяжным голосом она говорит: «Ал-л-ек-са-ндр, однако? Опять своей машинкой балуется». На лице ее выражено неудовольствие, ведь еще прошлым летом Александр Матвеевич доставлял ей неприятности своими съемками, такими греховными, по ее понятиям. Просим кинооператора не омрачать радость встречи.

Насытившись первым общением и новостями, отправляемся вверх по реке к избе. Паводок поднимался невероятно высоко, все искорежил и изменил вокруг. Знакомые ранее места стали совсем неузнаваемыми. Еринат серо-белый, мощно несет свои воды. Даже приток Ерината Туй-Дай из малюсенького ручейка превратился в бурную реку, сметающую все на своем пути.

Минут через десять мы уже поднимаемся на пригорок к избе. Возле избы уже доделанная, в прошлом году начатая нами, землянка, а рядом «загородь» для коз. Их значительно прибавилось, не меньше пяти. На подоконнике греется на солнышке белый с темными пятнами маленький котенок, которого подарили геологи, работающие в верховьях Ерината. Изба Агафьи несколько потемнела и уже не пахнет свежим деревом и смолой. Внутри относительный порядок. К старой малюсенькой избушке, «хижине дяди Карпа», как в прошлом году мы ее прозвали, прилеплена пристроечка для козы. Агаша разрешила нам остановиться лагерем у этой избушечки. Тут же есть место и для костра.

Сбрасываем с себя рюкзаки, а Агаше уже не терпится выложить свои новости, рассказать о житье-бытье за прошедший год. Главное событие, конечно, смерть отца. Выясняется, что первой заболела Агафья, сразу после посещения ею геологов на Каире, там многие кашляли и болели (февраль — эпидемия гриппа!). Агаша уже на Каире стала недомогать, чихать, появилось першение в горле, насморк. Пробыла у геологов сутки и через день после возвращения совсем слегла. Была сильная слабость, жар, кашель, болело горло. Через день заболел и отец. Как и у Агафьи, у него наблюдалось чихание, першение в горле, кашель, жар.

Вот как рассказала об этих событиях сама Агафья: «В январе 22-го числа (по старому летоисчислению) пошла к геологам. Тятя в это время чувствовал хорошо, тяте-то пожить еще надо было. Еще дрова пилил, но не берегся, не одевался. Дрова, бревна тяжелые с пашни таскал — к избе тянет. Говорила ему: „Не по годам таскаш!“. Наготовила ему еды, напекла хлеба и пошла к геологам. На Каире в столовой была, там дневала. Была и у начальства. Заходил к ним Алексей Викторович Самсонов — заболел, простыл что-то, его отправили к врачу самолетом. У геологов Наталья чихала, кашляла. Ночевала с ней в одной избе. Галина повариха как начнет кашлять. Я тоже занемогла, чихала. Пришла домой с Виктором (рабочий геологический партии), пособил сено принести от геологов. Пришла в субботу, хотела через воскресение идти снова к геологам. В этот день начала кашлять, болело горло, внутри затровилось. В понедельник ослабла, на лабаз не могла сходить за мукой. Легла. Не смогла обедать. Варила укроп, малину, мать-мачеху. Хлеб, мед не пошел. Утром стало легче. Сходила по воду, сварила обед. Тятя стал жаловаться: „Ох, тяжко сердцу, ох тяжко!“. Чихал сначала, а потом кашлять, был страшный кашель. От еды была тошнота, рвота. Варила крововик (чистотел), мяту (привезенную нами прошлым летом — И.П.Н.), мать-мачеху, крапиву, пихтач. Взяла его страшная одышка, ничего не ел. В среду вечером ходила в ямку (где хранится картошка), нарубила дрова, но было тяжко. Тятя вечером вышел на улицу и упал. Я перепужалась и без лопатины (верхней одежды) вышла на мороз.

Поднять (отца) не могу и в избу не могу попасть — он на двери нажался (навалился). Перемерзла, долго билась, в щель-то кое-как протиснулась, одела лопатину и снова тащила. Кое-как затащила, он снова упал. А он уже ночь с утром смешал умом-то. Кашлял, хрипело в горле. Натерла нагревательной мазью (топленое сало из маральих ног), завернула в одеяло. Только отошла, забылась от натуги, а он пошел на улицу, дверь закрыл (снаружи), упал, зашиб спину о стену или лесенку. Вышла подымать. Встать не может, подняться не может. Билась не один час, потом уже привязала лямочки. Тятя возьмется (рукой), да опустится. Кое-как подняла и завела в избу. Мазью натерла, орешным (кедровым) маслом, нагревала воск, мед с редькой, мать-мачеха, крапива, полынь. Заболел тятя во вторник, падал — в среду, в воскресенье причастила. Стала спрашивать разрешение на выезд, если он умрет. Он к своим-то, к Анисиму, не разрешил. „Человек бы нашелся добрый на житье, ежели нет, то одной жить“.