Мой испорченный рай - Дж. Б. Солсбери

Матео пожимает плечами.

— Ты отлично выступил.

Матео не отвечает.

Взгляд Чаки переходит на меня.

— Кто твой друг?

— Туристка, — говорит Матео с игривостью в голосе.

Я бросаю на него свирепый взгляд и представляюсь.

— Элси Паркс.

Он пожимает мне руку, кожа его руки намного грубее, чем у женщины.

— Алоха.

— Как Митч? — спрашивает Матео.

Я подношу напиток к губам, не имея ни малейшего представления о том, что это такое, но очень хочу узнать. На язык попадает ледяная жидкость, одновременно терпкая и сладкая. Может быть, гуава?

— Не знаю. — Чаки хмурится. — Не видел его уже несколько недель.

Матео опускает подбородок, слегка покачивая головой.

— Лиана здесь. И ее сестра тоже.

Матео поднимает голову и улыбается, но его взгляд выглядит обеспокоенными.

— Это хорошие новости. На прошлой неделе я встретил Криса. Он сейчас подменяет меня на рынке.

Они продолжают передавать и получать информацию о незнакомых мне людях. Я смотрю на поля и наблюдаю, как люди собирают урожай вручную, а дикие куры разгуливают на свободе. Теплый ветерок гонит облака по небу, отбрасывая на поля различные тени и свет.

— Приятно было познакомиться, Элси, — говорит Чаки, прежде чем уйти.

— У меня так много вопросов, — говорю я, с любопытством глядя на Матео.

Он отпивает половину своего напитка.

— Не могу обещать ответа, но можешь попытаться.

— О, я попытаюсь. — Я сужаю глаза, изучая парня в поисках хоть малейшей реакции, которая могла бы раскрыть его секреты. — Ты живешь в доме, где полно людей, с которыми ты почти не разговариваешь, но приходишь сюда и кажется, что все вокруг твои лучшие друзья.

Он кивает, но не говорит ни слова.

— Что это значит?

Матео смотрит на поле. Облизывает эти до обидного красивые губы.

Убедившись, что он не собирается отвечать, я беру ламинированное меню в конце нашего стола. При ближайшем рассмотрении оказывается, что это не меню, а история. История фермы «Алоха-айна».

— Здесь работают бездомные. — Я читала, что на Гавайях существует ужасная проблема бездомных. Коренные жители, чьи семьи управляли этими островами на протяжении нескольких поколений, оказались в невыгодном положении и теперь не могут позволить себе жить на землях своих предков. Да пошли вы, колонизаторы. — Ты упомянул, что они нашли тебя. Ты был бездомным?

Матео пристально смотрит на меня.

— Но… твой отец и семья. — Я сглатываю, пытаясь проникнуть в его прошлое. — Твои кузены.

— Я сбежал из отцовского дома на Большом острове, когда мне было пятнадцать. Устроился на работу на рыболовецкое судно из Кайлуа в Гонолулу. — Он взбалтывает лед в своем стакане. — Денег хватило ненадолго. Я оказался на улице. Тетя Алана взяла меня к себе. Дала работу, еду и цель.

Я опускаю руку, когда понимаю, что прижимала ее к губам. Прочищаю горло.

— Это… должно быть, было тяжело. — Почему он сбежал от своего отца? Мой взгляд падает на татуировку возле его глаза. — У тебя здесь семья. Почему не остался с ними?

— Они переехали на этот остров всего несколько лет назад.

— Думаю, это хорошо, — говорю я, наблюдая за ним поверх края своего бокала и потягивая свой напиток.

Его выражение лица ничего не выдает.

— А потом тебя проспонсировал Райкер, что дало тебе жилье? — Я пытаюсь заполнить ту часть истории, которую он мне не рассказывает.

Он открывает рот, чтобы что-то сказать, как вдруг у нашего стола появляется Чаки.

— Надеюсь, вы голодны, — говорит он, держа в руках несколько тарелок.

Я все еще голодна, хотя меня немного тошнит после рассказа Матео.

Перед нами ставят шесть разных тарелок. Шесть.

Мой взгляд пытается принять все это, завтрак «шведский стол» для толпы.

— Что это? — Мой рот наполняется слюной.

Чаки указывает на тарелку, готовясь объяснить.

— Я сам, — говорит Матео, отпуская нашего официанта. — Спасибо, Чак. — После ухода мужчины, он берет управление на себя. — Банановые блинчики с шоколадом, брускетта с песто из орехов макадамия, карри из кокосовой чечевицы, сальса из манго и чипсы из подорожника, лепешки с козьим сыром и луком, а это знаменитый фермерский чизкейк маракуйя.

Еда выглядит и пахнет невероятно. Я начинаю с кусочка чизкейка, что заставляет Матео хихикать.

— Как долго ты здесь проработал?

Он разрезает блинчик и накалывает его на вилку.

— Десять месяцев, но я все еще работаю волонтером, когда могу.

Матео — волонтер?

Я беру хрустящий кусочек тоста, намазанный сливочным соусом песто и тертым сыром, задаваясь вопросом, каким может быть рекорд по изменению мнения о ком-то? Человек, сидящий напротив меня, совсем не похож на оскаленного, рычащего засранца, которого я знала до сегодняшнего дня.

Почему здесь он не такой, как в доме?

Здесь он беззащитен. Не совсем уязвимый, конечно, но и не полностью замкнутый в себе. Это означает, что проблема не столько в Матео, сколько в «Доме Райкер» или в его обитателях.

Остаток трапезы проходит в молчании, за исключением частых комментариев о том, как все вкусно. И хотя я все еще хочу спросить Матео о многих вещах, я нахожу комфортную тишину во время еды приятной. Даже расслабляющей.

Чаки и пожилая женщина несколько раз проходят к нашему столику, чтобы спросить, как у нас дела, и завести светскую беседу с Матео. Я довольствуюсь едой и выуживаю из их разговоров любую информацию, какую только могу, но ее немного. В основном они восхищаются успехами Матео и рассказывают о последних улучшениях на ферме. Он легко смеется с ними, задает вопросы, и я чувствую, что он искренне заботится об этих людях, как о родных. Возможно, даже больше, чем о его собственных кровных родственниках. Они настаивают, чтобы Матео провел для меня экскурсию по ферме, и я удивлена, что он соглашается. Я действительно думала, что он захочет доставить меня обратно в дом как можно скорее.

— Как думаешь, ничего страшного, если я