Ветер с океана - Сергей Снегов

— Просто мы очень далеко! — сказал он вслух.

— Не расслышал, Василий Васильевич, — сказал штурман. — Что надо сделать?

— Ничего не надо делать, — ровно ответил Луконин. — Идти как идем, если нельзя быстрее.

— Быстрее не выйдет, — со вздохом подтвердил штурман. На воде появилась толчея беспорядочных, без направления волн. Черная туча захватила половину неба, быстро ширилась на другую. Сверкнула молния и разом, без подготовки, ударил ветер. Хлынул ливень. Волны росли на глазах. «Резвый», наконец, ворвался в крыло урагана. «Уж близко», — с облегчением подумал Луконин.

Ветер валил навстречу, скорость падала. Луконин прошел в штурманскую, посмотрел курс. Самая короткая дорога в район промысла пролегала противно ветру, она была также и самой медленной дорогой. Буря еще не развернула всей своей мощи, а буксир замедлил ход с двадцати до одиннадцати узлов. Луконин гневно прокричал по переговорной трубе стармеху:

— Тысяча пятьсот лошадей у вас. Ни к черту не годятся ваши лошади!

Он не стал слушать оправданий стармеха. Механики делали все, что могли. Судно рвалось вперед, ветер валил его назад. Луконин со вздохом согласился со штурманом — да, идти дальше прямым курсом невозможно, надо менять галсы. Он приказал взять влево, теперь они шли не на север, к флоту, а на северо-запад. Ветер бил в правую скулу, узла три прибавилось. Еще через некоторое время Луконин сменил правый галс на левый, судно стало прорываться на северо-восток. На новом галсе прибавка была уже пять узлов.

Ливень оборвался так же внезапно, как налетел. Ветер продолжал усиливаться, гороподобные валы закрыли простор. Временами бак скрывался под белопенной массой. Локаторное поле было чисто: на пятидесяти милях впереди ни одного судна. Уже скоро, думал Луконин, уже недалеко! Гигантская волна, вся покрытая пеной, как кружевом, обрушилась на палубу, белый козырек накрыл рубку. Беснующаяся вода билась в стекла, но отхлынула, не прошибив. Рулевой, молодой матрос, что-то потрясенно проговорил. Хорошо, с ожесточением думал Луконин, очень хорошо!

— Вижу суда! — закричал штурман.

Луконин повернулся к штурману, но крен швырнул его мимо локатора. Луконин схватился за штурвал, чтобы удержаться.

Из-за верхнего края локаторного экрана сыпались пятнышки судов, с каждой минутой их становилось больше. Луконина вызвали в радиорубку. Березов сообщил о несчастье с «Ладогой», просил подгребать побыстрее. Луконин бесстрастно сказал, что делает все возможное. Среди зеленоватых точек траулеров засветилось массивное пятно плавбазы. Луконин до боли в глазах всматривался в темную развертку со вспыхивающими на ней яркими точками судов, прикидывал расстояния, стремился уяснить, кто как ведет себя в бурю. «Ладоги» на экране не могло быть, «Ладога» была далеко за кругом электронного обзора. Но южные траулеры уже были милях в тридцати-сорока — часа полтора-два прямого хода спасателя в спокойную погоду. Прямой курс был по-прежнему закрыт, Луконин лишь чаще теперь менял галсы, чтобы не удаляться ни слишком западнее, ни восточнее флота.

— Вас снова «Тунец», Василий Васильевич, — прокричал радист.

На этот раз Березов извещал о несчастье с «Коршуном». Луконин спросил, как с «Ладогой». К «Ладоге» пробивается Карнович, ответил Березов. Руководитель промысла просил заняться спасением «Коршуна», тот где-то на юго-востоке, в районе, куда подходит «Резвый».

— Иду к «Коршуну», — сказал Луконин и возвратился к локатору.

Теперь он со штурманом выискивал на развертке, где может находиться «Коршун». Одна точка выделялась среди других. Расстояние между судами постоянно менялись, но не быстро, все они держали носом на волну. Но эта точка слишком быстро скользила между другими, ход ее шел по буре, а не против бури.

— Потерял управление, — уверенно оценил положение штурман, и Луконин согласился с ним.

Радист «Резвого» непрерывно звал в эфире «Коршуна», но прошло немало времени, пока терпящий бедствие траулер откликнулся: Теперь Луконин знал, куда идти. Он кратко поговорил с Никишиным. Команда, измученная безуспешными попытками откачать воду из трюмов, готовилась покинуть медленно погружавшееся, потерявшее управление судно. Луконин с полминуты молчал, прежде чем послал в эфир просьбу продержаться до его прихода, имея наготове все спасательные средства. Он постарается подойти поскорее, сколько позволит ураган…

Луконин уже не менял галсы, «Резвый» шел лагом к буре. Волны и ветер валили спасатель направо, но скорость снова возросла. Луконин приказал, кроме ходовых огней, засветить все люстры и прожекторы. Сияние брызнуло на беснующийся океан, отразилось от темных, стремительно несущихся туч. Луконин знал, что если волны и поглотят свет палубных люстр, то сияние прожекторов, озарявших мрачное небо, будет видно издалека. И последний десяток миль, отделявшие его от «Коршуна», Луконин так и промчался — клубком сияния в черной ночи циклона. А затем он стал спускать прожекторы, устремленные в тучи. Траулер был где-то рядом, надо не извещать о прибытии, а искать его среди волн.

Вскоре стал виден «Коршун». На ботдеке толпились люди в спасательных поясах и нагрудниках. Среди них выделялся высокий Никишин. Траулер казался неповрежденным, его можно было бы взять на буксир до успокоения океана, а после мощными помпами спасателя откачать воду и, когда он поднимется, освободить винт от намотки. Но через низко осевшую палубу проносились такие волны, судно так немилосердно мотало, что Луконин отказался от этого плана. Линеметом не сложно забросить на «Коршун» буксирный трос, но закреплять его пришлось бы в слишком трудных условиях.

Никишин, держа мегафон, пытался связаться с Лукониным, вышедшим на мостик. Буря гасила крики. Луконин пригласил капитана траулера к «караваннику». Из радиорубок можно было переговариваться сносно. Никишин согласился, что брать на буксир траулер пока невозможно и что с переброской рукавов от помп спасателя тоже лучше погодить. Они еще поборются, вспомогачи работают, собственные помпы траулера воду тянут слабовато, но без перебоев. Зато Никишин просил забрать с траулера, всех, кроме старпома, второго штурмана и работников механослужбы. И хотя переброска людей была сейчас операцией не менее сложной, чем буксировка, в голосе Никишина слышалось такое волнение, он, видимо, так страшился, что Луконин, увидев траулер на плаву, откажется рисковать, что Луконин сказал только:

— Попробуем, товарищ Никишин!

Он снова вышел на мостик, приложил к глазам бинокль. Рассуждая хладнокровно, он мог и погодить, траулер оседал, но немедленная гибель не грозила — потом, на берегу, строгие эксперты, возможно, укажут, что он решился на риск, не оправданный обстоятельствами. Луконин понимал Никишина. На траулере измученные люди несколько часов провели под гнетущим ужасом смерти. Никишин оставался сам, оставлял всех, кто нужен для продолжения борьбы за существование судна, большего не потребовать. Тех, кто не был настоятельно необходим на траулере, надо было принять на спасатель.

И водя биноклем по воде и по траулеру, Луконин мысленно прикидывал, как подойти поближе, как состыкнуться бортами без резких ударов, без несинхронного качания на волне, без того, чтобы траулер периодически бросало вверх, а буксир вниз. И рассматривая, какие накатываются волны, оценивая их высоту, остроту гребня, ширину оснований, снова и снова проверяя, как бросает траулер и как качает спасатель, Луконин постепенно убеждался, что операция, которую от него чуть ли не с мольбой испрашивал Никишин, осуществима. Но она была трудна, дьявольски трудна. Еще ни разу ему не приходилось решать столь хитрой задачи — Луконин опасался, что всего его мастерства может не хватить. Он не торопился, бинокль описывал дуги, все вновь возвращался к уже осмотренным местам. Луконин не колебался, он хотел всё учесть заранее.

А потом он вернулся в рубку и повел свое судно на сближение. Описав вокруг «Коршуна» полуокружность, спасатель зашел к траулеру с подветренного борта. Впиваясь глазами в ярко освещенную прожекторами все сужающуюся полоску белой, то вздымающейся, то опадающей воды, разделяющей оба судна, Луконин руками командовал сближением. И когда глухое содрогание пронизало корпус спасателя, и «Резвый», сомкнувшись бортом с «Коршуном», стал теснить того на ветер, принимая на себя удары волн, Луконин снял фуражку и вытер платком внезапно вспотевшую голову. Он глубоко вздохнул, в эти последние секунды он забывал дышать. С минуту он молча наблюдал, как ведут себя суда на волне. Валы были так широки, что почти одновременно поднимали и бросали вниз оба судна. К тому же, подрабатывая машиной и нажимая бортом на траулер против ветра, «Резвый» частично погашал безвольную качку «Коршуна» своим корпусом.

— Переполовинили качку! — воскликнул вахтенный штурман и облегченно захохотал. — Можно принимать людей, Василий Васильевич!