Пышечка - Джули Мёрфи

но я все равно изо всех сил втягиваю живот. Ничего не могу с собой поделать. И посреди сосущейся и обжимающейся толпы мы начинаем медленный танец.

– Мне нравится танцевать медленно, – говорит Митч.

Он воплощение идеального южного джентльмена в отутюженных светло-коричневых брюках, клетчатой рубашке с перламутровыми заклепками и коричневых ботинках.

Я медленно расслабляюсь в его руках.

Мы танцуем под то ускоряющуюся, то замедляющуюся мелодию, нащупывая собственный ритм.

К нам пробирается Патрик – разумеется, облапывая всех девушек на своем пути.

– Привет, дружище! – здоровается он с Митчем. – Я бы на твоем месте был поосторожней. Агрессивная телка. – А мне он говорит: – Мой член в порядке, если тебе вдруг интересно.

Я качаю головой.

– Боже упаси.

Патрик раскачивается вперед-назад, перекатываясь с пятки на носок и обратно.

– Слышал, ты уговорила подружек участвовать в конкурсе. Уточни у них на всякий, в курсе ли они, что это конкурс красоты, а не выставка домашнего скота.

И он уходит, не дожидаясь ответа.

Митч делает шаг в его сторону, но я сжимаю его руку и тяну назад.

– Ты ведь знаешь, что он мерзкий, правда?

– Я и не спорю.

Бо и Беку я вижу только во время одного из медляков. Они похожи на одну из тех парочек, кто фотографируется в джинсах и белых рубашках или летом ездит отдыхать всей семьей.

И меня это бесит.

Я прижимаюсь щекой к плечу Митча. Бо смотрит на меня, но на этот раз я не отвожу глаз. Здесь, на площадке спортзала, наши взгляды встречаются. И кажется, будто танцуем мы вдвоем, а вокруг – никого, но не потому, что зал пуст, а потому что больше никто для меня не важен.

– Помню, я как-то пошел на танцы в средней школе, – говорит Митч. – Мама меня заставила. Пришлось надеть костюм, в котором я хожу в церковь на Пасху. Я был единственным ребенком, разряженным в пух и прах.

Я не отрываю глаз от Бо, чувствуя пожар, полыхающий у меня в груди.

– А девушка у тебя была? – спрашиваю я рассеянно.

– Тогда никто ни с кем не встречался. Ну, в смысле «парнем» и «девушкой» друг друга называли многие, но дальше этого никогда не шло.

Бека говорит что-то Бо, и в следующий миг мы уже безмолвно прощаемся, и он отводит взгляд. Вскоре они исчезают в толпе.

Я смотрю на пустое место, где только что танцевал Бо.

– Ты с кем-нибудь танцевал?

Митч проводит пальцем по моему позвоночнику. Я знаю, что для него это маленькое прикосновение – огромный шаг.

– Не-а. Весь вечер то сидел на стуле рядом со взрослыми, то тусовался с парнями, которые на другом конце спортзала кидали мяч в кольцо. Но не танцевал.

– Ну… – Я поднимаю голову. – Сейчас ты танцуешь.

Он ухмыляется.

– Ради этого стоило подождать.

Позже мы идем на парковку, и за спиной у нас тают звуки музыки; туфли на низких тонких каблуках теперь болтаются у меня в руке.

И тут Митч протягивает мне руку. В танцах правила не действовали, и можно было опустить голову ему на грудь и позволить обнять меня, потому что это танец, потому что так принято. Но здесь, за пределами танцпола, все иначе. Я не хочу вводить его в заблуждение и давать ложную надежду.

Он улыбается. И я беру его под руку, потому что за последнее время слишком многое испортила и не готова прибавлять к списку еще и сегодняшний вечер.

– Вы с Эллен до сих пор не разговариваете?

– Не-а.

Я не посвящала Митча в подробности нашей ссоры, но сказала, что это серьезно. Вдаваться в детали мне не хотелось, да он и не расспрашивал.

– Слушай, вы ведь всегда были не разлей вода. Помню, как мы в шестом классе проходили «Цветок красного папоротника»[18] и зачитывали вслух свои впечатления о книге.

Я киваю.

– Она всегда плакала, когда речь заходила о собаке.

Эл эту книгу ненавидела. Она не из тех, кто, пустив слезу над прочитанным, после говорит, что это было прекрасно и что она тронута до глубины души. Нет, книги и фильмы, выжимающие слезы, приводили Эллен в ярость. Она считала это своего рода предательством.

– И поэтому ты дочитала за нее отзыв.

– Эллен сто раз отрепетировала выступление перед зеркалом, а потому пришла в бешенство из-за того, что расплакалась.

Я резко поднимаю голову, осознав, что во время разговора положила ее Митчу на плечо.

Он открывает мне дверь машины.

– И сколько, по-твоему, это может тянуться?

Я не сразу понимаю, что говорит он не о нас с ним.

– Она уже завела себе новых друзей, – говорю я, когда он садится за руль. – Куда мне до Кэлли.

– Слушай, конечно, я не в курсе всей истории, но хорошая дружба – штука крепкая. Она для того и создана, чтобы преодолевать ссоры и проблемы взросления.

Тридцать восемь