И снова о любви - Лорейн Заго Розенталь

Света было достаточно, чтобы рассмотреть Блейка. Он склонился надо мной, я трепетала от вида его мускулов, от его жемчужной улыбки. Брюки тоже полетели на пол, он потянул мои пальцы вниз, к тому месту, где он был твердый и одновременно нежный. Потом он покрыл меня всю поцелуями, и я вновь стонала, как тогда, в Хэмптонс, но на этот раз меня это не смущало. Ничто меня не смущало. Не казалось неприличным, грешным или неправильным, хотя я намеревалась нарушить одно из главных католических правил. Я лежала с закрытыми глазами, пока не услышала звук рвущейся бумаги и щелчок.

— Не бойся, — сказал Блейк.

Я почувствовала на себе его вес и действительно не на шутку испугалась.

— Погоди, — пролепетала я. — Ты не дал обещание, как в Хэмптонс.

В темноте я увидела сочувственную улыбку.

— Я не могу этого обещать.

Он прикоснулся губами к моему лбу, прежде чем войти в меня. И я вспомнила, как сказала про татуировку Саммер: «Больно, наверное?»

«Сексом заниматься в первый раз тоже больно, но меня это не остановило», — ответила она тогда.

Саммер оказалась права. Я тоже не собиралась останавливаться. Неприятная часть кончилась быстро, и ее сменили фантастические ощущения. Блейк прижал мои руки к кровати и, касаясь грудью моей груди, размеренно двигался.

— Тебе хорошо? — прошептал он.

Я кивнула и почувствовала поднимающуюся вверх огненную волну. Наверное, Блейк испытывал такие же ощущения. Откинув назад голову, он кричал, как теннисисты, когда бьют по мячу. Мне было гораздо лучше, чем просто хорошо. Иначе просто и быть не могло.

Глава 19

Спать я не хотела. Разумеется, я знала, что не вернусь домой рано, как того хочет мать, надеялась потихоньку прошмыгнуть в свою комнату в час или два ночи и немного отдохнуть перед экзаменом. Но не ожидала, что проснусь в «Уолдорф-Астории» рядом с Блейком. Я смотрела на его вздымающуюся грудь, приоткрытые губы и очертания его тела под простыней. Эта картина заставила меня забыть о маме и об экзамене.

Он открыл глаза, улыбнулся и отбросил волосы с моего лица, и я подумала, что мать ошибалась, когда говорила, что все парни одинаковые — «наврут что угодно, лишь бы уложить в постель, и тут же ищут себе другую жертву». Никого он искать не собирался.

Затем мой взгляд упал на электронные часы на тумбочке. Перевалило за семь, а экзамен начинался в девять. В ужасе я собрала вокруг себя простыню и перекатилась на край кровати.

— Что такое? — спросил Блейк.

— У меня сегодня экзамен. Я опоздаю.

— Не опоздаешь, — сказал он. — Я отвезу тебя прямиком в школу.

— Мне нужно домой, переодеться… Не пойду же я в этом. — Я подняла с ковра платье. — Мне бы принять душ, умыться и съесть что-нибудь… Не хватало только провалить экзамен. Я же собираюсь поступать в Парсонс.

Он рассмеялся, схватил меня за руку и притянул к себе.

— Не волнуйся так, Ари. Экзамены — ерунда. Мой отец поможет тебе поступить куда угодно. Ты это прекрасно знаешь.

Мне все равно хотелось хорошо сдать экзамен, чтобы не разочароваться самой и не расстроить маму. В ушах зазвучали язвительные, колкие комментарии, которые она не преминет высказать, если я срежусь.

Но от Блейка оторваться было трудно. Мы еще немного полежали в постели, он целовал мой затылок, заставив меня отбросить все тревоги по поводу моей весьма посредственной внешности, забыть о том, что мне скорее всего придется всю жизнь страдать и бороться и в конце концов умереть в одиночестве.

В половине девятого Блейк высадил меня у дома. Он хотел пойти вместе со мной и убедить маму в том, что мы танцевали в клубе у Дэла и не делали ничего неприличного. Но я не разрешила: мать, чего доброго, начала бы его оскорблять. «Думать надо головой, Блейк. Головой, а не тем, что у тебя в штанах».

Она распахнула дверь, как только мой ключ коснулся замочной скважины, и заорала мне в лицо:

— Что, черт возьми, происходит?

Дверь захлопнулась с оглушительным грохотом, я вздрогнула. В мятом платье посреди прихожей я чувствовала себя как когда-то Эвелин после ночных тусовок «бог знает где» и «бог знает с кем».

— Мы поехали танцевать и потеряли счет времени, — оправдывалась я.

— Танцевать? Где? На заднем сиденье в машине у Блейка?

— В «корветах» нет заднего сиденья, мама, — брякнула я и сию же минуту пожалела об этих словах.

Мама уставилась на меня, будто перед ней вовсе не я, а кто-то другой. Еще хуже, чем Эвелин. Но произошедшее между мной и Блейком было не аморальным, а она бы принялась убеждать меня в обратном, поэтому я продолжала врать. Клялась, что ничего не произошло, сожалела, что так получилось, и уверяла, что такое никогда не повторится. А потом по-настоящему почувствовала себя виноватой, потому что она мне поверила.

— Умойся и причешись! — крикнула она, но времени на это не оставалось.

Я сорвала платье, натянула джинсы и пуловер и выскочила на улицу. Мама уже завела машину.

Жителям Бруклина разрешалось сдавать вступительный экзамен в своем округе, поэтому я поехала не в Холлистер, а в свою прежнюю школу. Саммер тоже была там. Она сидела впереди, на соседнем ряду, отдохнувшая, в белой водолазке и фирменных джинсах. Я же с нечесаными волосами и размазанной под глазами тушью выглядела как облезлая нищенка. Она посмотрела назад, в ужасе отшатнулась и опять сделала вид, что в упор меня не замечает.

На мгновение я подумала, не рассказать ли ей о том, что произошло минувшей ночью. Девочкам всегда хочется поделиться таким с сестрами или лучшими подругами. Но Эвелин уехала с Патриком на выходные в Бостон на сбор семейства Кэгни; с Ли — даже если бы мы и помирились — у меня язык не повернулся бы обсуждать секс с ее кузеном. А с Саммер мы не разговаривали.

Усталая, с раскалывающейся головой, я взялась за цепочки аналогий — задание из языкового раздела теста. Слова на листке сливались друг с другом. «Лекарство — болезнь; закон — беззаконие; вымогать — добиваться; плагиат — заимствование; догмат — богослов…» Что еще за «догмат»? Я встречала это слово, когда готовилась к экзамену, но сейчас в голову ничего не шло.

Перед математическим разделом объявили перерыв, и я, глядя в затылок Саммер, придумала собственную аналогию: «настоящее» относится к «фальшивому» так же, как «любовь» к «лимеренции». А у тебя, Саммер, хватило наглости заявить, что я просто слегка запала на Блейка. Я его люблю, а он любит меня, и теперь ты не можешь сказать, что я едва его знаю и что не спала с ним. Потому что это неправда!

Глаза слипались. Желудок сводило от голода. Мне хотелось думать о Блейке и о том, что произошло ночью. Однако после перерыва я, упершись лбом в руку, читала о Сузи, которой нужно попасть в пункты В и С в любом порядке. По линиям на рисунке от меня требовалось определить, сколькими маршрутами она может пройти из пункта А и обратно через пункты В и С, не проходя по одной дороге дважды.