Польская литература ХХ века. 1890–1990 - Виктор Хорев

Привязанность крестьянина к земле, «опоздание» к новой жизни занимает писателя и в повести «На солнце» – повести-исповеди старого крестьянина. Всю жизнь он мечтал о собственном клочке земли, но получив в конце жизни землю, вынужден с ней расстаться. С землей старик теперь общается лишь тогда, когда поливает цветы на балконе городской квартиры сына. Оторванность от земли, от привычного крестьянского труда становится источником страданий героя повести, решившего утопиться.

Власть земли – это не только собственнические навыки, это и устойчивые, прошедшие испытание временем формы бытия и виды труда, в которых запечатлелись лучшие черты народного мироощущения и стороны крестьянского характера, связанные с естественной близостью к природе, с бережным отношением к земле. Разрыв с нравственными традициями трудовой народной жизни приводит к трагическим последствиям, к моральному краху личности. Об этом свидетельствует судьба Михала Топорного, героя одной из лучших повестей Ю. Кавальца «Танцующий ястреб». Отвернувшийся не только от земли, но и от людей, возделывающих ее, принявший идеалы и нормы поведения городского мещанства за истинные ценности, герой Кавальца обрек себя на поражение. Потеряв нравственную опору, Михал кончает жизнь самоубийством.

Во второй половине 60-х гг. в центре внимания писателя те же проблемы, что и в рассмотренных произведениях, однако его творчеству (как и всей польской деревенской прозе) начала угрожать опасность повторения однажды найденных тем и коллизий. В некоторых рассказах сборников «Черный свет» (1965) и «Свадебный марш» (1966), в повестях «Призыв» (1968) и «Ищу дом» (1963) начали варьироваться уже прозвучавшие ранее мотивы: тема «опоздания», деревня как предмет ностальгии крестьян, попавших в город и либо стремящихся вернуться обратно, либо осознающих, что возврата нет и быть не может, городская карьера выходца из деревни, непременно осложненная какими-либо драматическими или трагическими обстоятельствами.

Деревне посвятил свои повести «Тетка» (1964) и «Отец» (1964) Эрнест Брылль (р. 1935), успешно выступающий также как поэт и драматург. Брылль умело использует прием, часто встречающийся и у Кавальца: в его повестях события описываются не от автора, а через восприятие одного из героев. Следствием этого является смешение настоящего времени и ретроспекции, субъективность в оценке поступков персонажей, недосказанность отдельных сюжетных линий – в расчете на активное соучастие читателя. Но если у Кавальца преобладает исповедально-патетическая интонация, то у Брылля спокойный рассказ ведет наблюдатель, связанный с действующими лицами родственными отношениями, который не комментирует, а излагает факты в произвольной последовательности. Брылль не дает широкой социальной панорамы. Воспроизводя время революционной ломки старых отношений в деревне через индивидуальные людские судьбы, характеры, решения, действия, он рисует крупным планом ситуации необычные, парадоксальные. В «Тетке», например, необычность ситуации заключается в том, что крестьяне, получившие в результате реформы долгожданную землю, не решаются взять ее. «Красный помещик» Бачевский выдает им дарственные на свою бывшую землю, не имеющие никакой юридической силы, но в глазах крестьян – законные. Сестра же Бачевского пытается бороться за сохранение своего исключительного положения в деревне, за «моральную власть» над деревней. Как человек фанатический, одержимый одной, пусть безнадежной идеей, она не может не внушать окружающим страха и даже уважения.

Во многих произведениях деревенской прозы широко используются укоренившиеся в крестьянском сознании фольклорные и религиозные, языческие и библейские мифы, легенды, предания, верования. Непревзойденным мастером стал здесь Т. Новак. Обращение к фольклору служит у него возвышению трудовой крестьянской морали, поэтизации доброты и человечности крестьянина.

В романах Новака «Такая большая свадьба» (1966), «И королем, и палачом будешь» (1968) главный конфликт – столкновение между поэтическим воображением крестьянского юноши, его фольклорно-образным восприятием мира и жестокими законами трагических лет войны и оккупации. В «Такой большой свадьбе» проказы, озорство, драки подростков сменяются необходимостью драться всерьез, убивать оккупантов во имя справедливости, во имя победы над злом, воплощеном в фашизме.

В романе «И королем, и палачом будешь» Новак показывает расширение жизненного опыта героя и изменения в его психологии, используя народные предания, притчи, символические обряды. К ним постоянно прибегает герой-повествователь, натура исключительно поэтичная, рассказывая о своей жизни. Поэтически-мифологическое видение мира в романе, сказочная символика, накладываемая на вполне реальные события и факты польской истории предвоенных и военных лет, придает повествованию философскую глубину. Герою романа пришлось быть «палачом», по его собственному мироощущению. Но он убивал врагов и предателей, защищая родину, своих близких, и он вновь может стать «королем», жить и дать начало новой жизни.

Глубокие философские обобщения исторического процесса содержатся в повести Веслава Мысливского (р. 1932) «Голый сад» (1967). Внутренний монолог героя раскрывает отношение сына к отцу как любовь, уважение, доверие. Это первая и важная ступень познания героем гуманистических начал жизни, осознание им своей неразрывной общности с окружающим миром и другими людьми. Соотношение сын-отец призвано у Мысливского символизировать отношение человек-мир вообще, что позволяет прочитать повесть как морально-философскую притчу о необходимости нравственной связи человека с миром. Философская направленность повести не заглушает, однако, ее общественного звучания. Сын – сельский учитель, интеллигент крестьянского происхождения, сын неграмотного крестьянина. Но книжная мудрость не отменяет и не заменяет мудрости народной жизни, олицетворением которой является для героя его отец.

После 1956 г. происходит возрождение исторического романа. В нем также сказались те большие перемены, которые были отмечены в других прозаическихжанрах, перемены, связанные с интеллектуализацией прозы, с обостренной чуткостью писателей к философским и моральным проблемам, волнующим современников. Выше уже шла речь о тех произведениях, имеющих достаточно очевидный притчевый характер, в которых в исторических одеждах выступают современные конфликты (романы и повести Е. Анджеевского, Я. Бохеньского).

Новатором в жанре собственно исторического романа явился Теодор Парницкий (1908–1988). Писатель лишь в 1967 г. вернулся в Польшу из эмиграции после длительных скитаний начужбине, включавших в себя и советскую тюрьму (в 1940–1941 гг.), но книги его издавались в Польше и раньше, особенно после 1956 г. В 60-е гг., весьма плодотворные для писателя, были изданы романы «Слово и плоть» (1960), «Ликлуны» (1961), «Только Беатриче» (1962), повествовательный цикл в шести томах «Новое предание» (1962–1970)», «Смерть Аэция» (1966), «Убей Клеопатру» (1968), «Другая жизнь Клеопатры» (1969) и др.

Тематически произведения Парницкого связаны в первую очередь с временами античности и средневековья. Но истинной темой исторического романа Парницкий считал способ существования прошлого в сознании сменяющихся поколений. Поэтому писателя интересуют не столько действия людей, сколько изменения в их сознании, идеях, религии, культуре. Парницкий в своих романах проводит «расследование» причин и следствий конкретных событий, известных нам часто по недостоверным историческим источникам. Существует многозначность толкований противоречивых исторических фактов, несколько версий одних и тех же событий, ни одна из которых не может быть окончательной. Установить единственно верную – невозможно, как невозможно «достать из воды лик луны» (строка из стихотворения Ю. Словацкого, взятая писателем как эпиграф к роману «Лик луны»). Но силой воображения (опирающегося все же на факты из исторических источников) возможно создать свою версию, создать «альтернативную историю». Поэтому свои романы Парницкий называет историко-фантастическими. Некоторое представление о них могут дать размышления самого писателя: «Мы привыкли к историческому роману который является как бы сюжетным учебником популярной версии отечественной истории. Писатель выполняет лишь роль историка-популяризатора. Я вижу в своих фантастических «если бы» иной смысл…». Смысл этот заключается в реконструкции психологии и способа мышления людей отдаленных эпох и установлении духовной связи с минувшими эпохами. Этому служит и такой рискованный прием, как «диалог людей, одни из которых живут на десятки и даже сотни лет позднее, чем их собеседники»{139}.

Историко-философский характер имеют исторические романы X. Малевской из польского средневековья, XVII, XIX вв. («Паны Лещиньские», 1961; «Семейный апокриф», 1965; «Лабиринт», 1970). В отличие от Парницкого ее концепция истории базируется на принципах католического миропонимания. Писательницу интересуют имманентные законы исторического развития, которые должны осуществиться независимо от индивидуальных человеческих планов и намерений, что вызывает драматические конфликты. Малевская придает своим произведениям документальный характер – использует старые письма, дневники, семейные хроники, стилизуя повествование в их духе.